частенько с нами болтает, когда выходит покурить. Типа свой в доску парень. Иногда в картишки перекидывается, анекдоты похабные рассказывает. А сейчас, видать, идёт с работы, потому что появляется не в спортивном костюме, как обычно, а в своей рабочей одежде. А рабочая одежда у него — это серый, мышиный мундир с капитанскими погонами. Трудится он в уголовном розыске.
— Да тут такое дело, дядя Витя, — говорю я и удивляюсь, что помню блин, как его зовут.
Вот что значит, новые и незаезженные носители информации. Это я про мозги молодого меня.
— У нас тут доброволец на малолетку хочет попасть. Ну, а мы ему помогаем.
— Чё ты прогундосил? — прищуривается Альберт.
— И кто? — спокойно спрашивает дядя Витя, раскуривая сигарету. — Вот этот?
Он кивает на Цепа.
— Данные нормальные, — серьёзно говорит капитан, выдыхая дым. — Думаю, будет королевой бала.
Пацаны опасливо прыскают.
— Он так-то борец, — говорю я, как бы заступаясь за Цепа. — В обиду себя не даст.
— В обиду? — хмыкает милиционер. — Даст. И ещё раз даст.
Пацаны не выдерживают и начинают ржать, а дядя Витя с невозмутимым видом обращается к Юрику:
— Юран, слушай анекдот, ты у нас ценитель. Старого зека спрашивает внук. Дедушка, а кто такой пи**рас?
И зек старый, и анекдот старый, он его сто раз рассказывал, но приходится как бы в тему и пацаны умирают со смеху уже с самого начала. Стоит ли говорить, что дядя Витя дворовый пацанский кумир? Сейчас мне видны все его приёмчики и методы, позволяющие ему быть «своим парнем», в детстве же я об этом просто не задумывался.
— Ну, кто он после этого!!! — гогочут мои дружки, высоко ценя дружбу старшего и довольно крутого чувака. — Ну, кто он после этого!!! А-а-а!!!
А вот дядя Витя не смеётся. Он поворачивается к Цепу и внимательно на него смотрит красными от регулярных упражнений глазами. Я тоже не смеюсь, пытаясь унять старого дока, внутри себя. Как бы мне от него вообще избавиться… Или опыт не пропьёшь?..
Алик становится красным, как рак и благоразумно решает уйти с чужой территории. Напоследок бросает, что мол ещё встретит меня один на один и сделает со мной страшные вещи.
Мальчишка помладше, именуемый в дворовых кругах Кондратом, вылезает из-за стола и идёт к валяющейся на траве коробке и рассыпанному вокруг шоколаду.
— Ну-ка, — говорит он, — чё-то странные конфеты какие-то… Фу-у-у! Пацаны, это же собачий кал!
— Чего⁈
— Фу-у-у! Цепень мудак!
Ах, как он надеялся посмотреть на наш позор и негодование. Не вышло. Ну, извини, Алик, извини. В другой раз сам ешь свои конфетки. Интересно, какова роль Вики в этой остроумной шутке. Допускаю, что она могла и не знать подробностей затеи. А могла и знать…
— Мам, — говорю я вернувшись домой, — ты говорила, чтоб я с толком время проводил…
— Да, — кивает она, сидя на диване и делая отметки в химическом научном журнале. — Филонить не нужно. Это обычно заканчивается фингалами. Причём, в лучшем случае…
— А у вас в универе есть толковые преподы по английскому?
— Что значит толковые? — отрывается она от статьи. — И почему преподы, а не преподаватели?
— Ну, чтоб не фаза-маза-систа-браза, а чтоб хорошо язык знали и произношение нормальное было. Такие преподаватели существуют?
— Скажите, пожалуйста, какие у нас запросы… — кивает она. — Ну, есть, вроде.
— А можно мне с кем-то таким позаниматься? Хочу мозги свои младые заполнить чем-нибудь полезным.
— Да что с тобой? Скажи, кто тебя ударил и я ему торт испеку. Ты прямо изменился за одну ночь. Спорт, английский… Что ещё хочешь, может математику подтянуть?
— Это уже слишком, — улыбаюсь я.
— Но репетитору надо деньги платить и немалые. Трёшку в час. Как тебе?
— Я заработаю. Но если договариваться на полный курс, можно же скидку попросить.
— Скидку… — повторяет мама. — Хм… Интересная идея. И где ты заработаешь? На проигрыватель ты не заработал вроде пока…
— У советского школьника возможности имеются, — усмехаюсь я. — Спекулировать пойду.
— Забавно, — кивает мама. — И хорошо, что это ты несерьёзно. Про спекуляцию. Вообще, раз уж зашёл разговор… Деньги, конечно, необходимы для жизни, но превращать их в главную и единственную цель, как сейчас делают некоторые люди — это огромная пошлость, поверь мне. Все эти торгаши, фарцовщики, спекулянты, барыги… даже слова неприятные. Они вызывают презрение, и общество от них отворачивается.
— А как же твоя Гусынина? — вспоминаю я мамину знакомую, работающую директором гастронома и подкидывающую нам время от времени дефициты.
— А что с ней?
— Ну, она же торгашка…
— Артём, так нехорошо о взрослом человеке. Да, она нам подкидывает продукты кое-какие, но сверху ведь и копейки не берёт. Может быть, у неё и есть какие-то такие наклонности, но, в конце концов, она и вращается в своей социальной сфере. Ты же не планируешь продавцом в магазине работать?
— А что, ты же сама говорила, все работы хороши.
— Да, хороши, — соглашается она, — но ты способен принести гораздо большую пользу обществу. Ты же способный парень.
— Двойные стандарты! — усмехаюсь я.
— Да перестань. Послушай, я не договорила про всех этих фарцовщиков. Нормальные люди от них отворачиваются, потому что у них другое внутреннее содержание. Они бездуховны. Жажда наживы выжигает в человеке всё человеческое. И я сейчас говорю совсем не про коммунистические идеалы, совсем нет. А к Любке Гусыниной у меня очень тёплые чувства. Она добрая, между прочим.
Эх мамуля… Ты со своими рассуждениями будущего не видела… Но ничего, увидишь. Раз я здесь вы с папой так рано этот мир не оставите. Этого я не допущу! В лепёшку расшибусь, но не допущу. Так что, поговорим об этом лет через двадцать.
— Но честный труд, — говорит мама, оседлав важную тему и немедленно конвертируя её в воспитательный момент, — это, разумеется, хорошо. Так что если ты сможешь заработать себе на репетитора, покрыть хотя бы часть суммы, это будет большим делом и помощью для семейного бюджета. Хочу сказать, сынок, ты молодец. Ты меня прямо порадовал. Так что,
