— Здорово, служивый.
— Так что, ваше высокоблагородие, — ответствовал скорди, — здравия желаем на многие лета.
Коль качнул головой:
— Не помер я, вишь. — Моими молитвами едино. — Это они тебя приставили хамить и черт-те каким языком изъясняться?
Скорди помедлил.
— Они.
Коль опять качнул головой. Усмехнулся печально:
— Вот дурачки… И этого ты сюда звал?
— Никак нет, сами изволили.
— Открой-ка мне.
Фонарь легко откинулся назад. Коль с трудом перевалил дряблое тело в кабину. Вскарабкался на сиденье, сгорбился под своей дохой, уложив трость на колени.
— Во какой я стал, — прохрипел он, тяжело дыша. — Потеха, а?
— Не вижу ничего смешного.
— На старика похож?
— Похож.
— Куда такому за девками гоняться?
Скорди хмыкнул.
— Любви все возрасты покорны, — авторитетно произнес он.
— Философ… Ладно. На Ориуэлу дорогу знаешь?
— Я все дороги знаю.
Коль посидел немного.
— Макбет!! — закричал он потом, старчески надсаживаясь.
Через несколько секунд Макбет выступил из-за сосны.
— Вот знал, что не ушел ты никуда. Спрятался и ждешь результатов.
— Становишься телепатом, — улыбнулся Макбет.
— Так как там с ловушками, мальчик? Все в порядке?
Макбет помолчал, потом ответил:
— Все в полном порядке, Коль.
— Ну и славненько… Теперь вот еще что. Понимаю: выгляжу как неблагодарная скотина, но… раз я так думаю, значит, должен это сказать. Вот… — Он на миг стиснул зубы. Страшно было, как перед прыжком в бездну. — Рохля ты. Не люблю я этого и ничего не могу с собой поделать. Подстилка. Повезло тебе, талант прорезался — будешь теперь подстилкой не у Симы, а у таланта. Но это все равно. — Нет, что-то не то получалось. Коль замолчал. Макбет ждал, щурясь. Я ведь не это чувствую, подумал Коль. Не совсем это. Это тоже, но не только. Как же жить-то, черт возьми? И вдруг вспомнил Гийома. Господи, да ведь он мне все уже объяснил тогда! А я, дуралей междупланетный, не понял ни слова! И опять, в который раз, от стыда за прошлого себя он замотал головой, как от боли. И мельком подумал: наверное, вот такую боль чувствуют они, когда слышат несовпадение мыслей и слов. И еще мельком подумал: а стыд-то не умер… Ладно. Как там Гийом формулировал?..
Макбет ждал.
— Я, животное Коль Кречмар, не люблю размазней, ибо подсознательно боюсь, что сам мог бы… да еще и могу… оказаться таким. Но я, человек Коль Кречмар, очень тебе благодарен и очень тебя уважаю, и если… когда-нибудь что-то смогу… понадоблюсь тебе… — Он запнулся, перевел дыхание и вдруг, смущенно улыбнувшись, сказал с веселым удивлением: — Трудно!
— Еще бы, — сказал Макбет, улыбаясь тоже. — Даже молочко из мамы сосать — трудная работа! Для младенца, — с добрым ехидством уточнил он. — А как он сердится, когда не может сразу грудь правильно ухватить!
— Намек понял, — ответил Коль. — Полетел трудиться.
— Счастливо, Коль. Еще увидимся.
— Надеюсь. Тебе тоже счастливо, мальчик. Спасибо.
И он повернулся к пульту.
Несколько секунд бессмысленно тискал трость, и она, как живая, шевелилась в зябнущих пальцах. Потом сказал:
— Ну, давай, милок.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — рявкнул скорди и закрыл колпак.
Прислонившись к сосенке плечом, Макбет проводил взглядом стремительно удаляющуюся машину и позвал:
— Всеволод…
— Я, — раздался голос из бронзовой красивой бляшки на Макбетовом воротнике.
— Что ты скажешь теперь?
Слышно было, как Всеволод дышит.
— Я ему обещал. Ты слышал?
— Да. Кажется, мы побеждаем, Макбет?
— Кажется, побеждаем. Убежден.
— Значит, вариант «Б»?
— Я ему обещал, что ловушек не будет. Обещал.
— Хороши бы мы были… — сказал голос Ясутоки.
— Я думаю, — медленно проговорил голос Всеволода, — что те, кто голосовал за смыв, просто устали от самого факта существования столь неразрешимой проблемы, как Коль.
Макбет отодрал от стола ломоть коричневой коры и стал рассеянно крошить его края.
— Пост Онохой — Центру и посту Караганда, — раздался спокойный голос. — Коль прошел над Байкалом. Пост Караганда, принимайте.
— Пост Караганда принял. Высота двенадцать семьсот, скорость три двести.
— Ну, вот. — Макбет отшвырнул разорванную в твердые клочья кору и отряхнул ладони. На снег медленно посыпалась тонкая бурая пыль. — Пора отдавать приказ в Ориуэлу, Всеволод, извини. Он быстро летит.
— Эх! — раздался незнакомый Макбету горестный голос. — Как спешили с монтажом, как гнали! И какая идея грандиозная была! За считанные минуты его прохода по галерее вычленить из памяти все, чего он стыдится, и смыть!..
— Идея… — не дослушав, медленно проговорил Макбет. — Я еще не имею диплома психолога, но заявляю со всей ответственностью: идея психопатическая. Это называется: пристрелить из жалости… Время идет, Всеволод.
— Центр — посту Караганда, — произнес Всеволод. — Они разговаривают?
— Колю явно не до беседы, — ответил диспетчер. — При появлении внизу Байкала он попросил чуть уменьшить скорость и через двадцать семь секунд сказал: «Красота какая, служивый! Эх, брат… И ничего-то я не видел, ничего не знаю…» Далее молчит.
— Он нужен нам всем, — резко сказал Макбет. — Такой, какой есть. Чтобы понять, чего мы сами стоим.
— Что?
— Если мы всем нашим распрекрасным человечеством не сумеем убедить одного хорошего человека в том, что ложь не необходима для жизни, то грош человечеству цена.
— Далеко пойдешь, Макбет, — с симпатией сказал Ясутоки.
Макбет грустно усмехнулся и, неуклюже косолапя на снегоступах, пошел к скиту.
— Знаешь, Всеволод, — сказал он, — в наших странах это одно время… любили. Посковыривать памятники, поменять названия — и как бы ничего и не было. Новая чистая жизнь.
А на самом деле — просто очередной сброс на ноль. Больше века на месте топтались.
— Центр… — сказал петушиный голос Всеволода и засекся. Кашлянул и повторил: — Центр — Ориуэле. — Чувствовалось, что язык у него неповоротлив, как доска. — Решение референдума психологов отменяю. Смыв не проводить. Подтвердите прием.
Диспетчер в Ориуэле, наверное, просто рта не успел открыть, но Всеволод гаркнул свирепо:
— Подтвердите прием!!
— Ориуэла — Центру, — поспешно ответил диспетчер. — Вас понял. Смыв не проводить. Прости, Всеволод, — уже неофициальным голосом добавил диспетчер, — я замешкался, потому что… показывал большой палец оператору. Мы — за, Всеволод. Откровенно говоря, нас просто воротило от этого решения. Нажать такую кнопку…
— Плакал твой маршальский жезл, — раздался новый голос.
Всеволод нервно рассмеялся.
— Поделом, — сказал он.
— Я серьезно.
— Большие чиновники только и нужны для таких моментов, — проговорил Всеволод. — Спасти дело и получить по шапке… Я же сказал — поделом. Три недели подбирал группу адаптации, весь цвет перебрал… а мальчик, третьекурсник, по чистой случайности попавший в скит, понял дело лучше нас.
Макбет, неумело снимая снегоступы у крыльца, бледно улыбнулся.
— Гийом понял, — вступился Ясутоки.
— Да, Гийом понял, — согласился маршал.
— Всеволод, — позвал Макбет. — Симу, будь добр, предупреди сам, мне… н-не хочется.
— Я все слышу, Мак, — тихо сказала она.
Он даже зажмурился на секунду.
— Я смотрю, у вас там полно народу.
— Нет, я просто на связи. Я уже лечу туда. Спасибо тебе, Мак. Теперь я могу сказать: я бы перехватила его у входа и ни в коем случае не пустила внутрь.
— Ты бы ему все рассказала? — тихо спросил Всеволод.
— Абсолютно все.
— Молодец, — проговорил Макбет. — Ты молодец, Симка. Вот почему ты две недели носа не казала со своего атолла…
— Да. Чтобы никто не услышал.
— Молодец, — повторил Макбет и несколько раз бесцельно похлопал ладонью по шатким перилам крыльца.
— Мак, а ты сам? — спросил Всеволод.
— Я уже выяснил, чего стою. — Макбет положил руку на колпак яркого скорди и стал поглаживать его, потом прижался к холодной машине щекой. А потом уселся на верхнюю, самую скрипучую ступеньку крыльца, прямо под надписью «Пансионъ для холостяковъ».
Декабрь 1990, Комарово
Этот сборник я постарался выстроить в реальной хронологической последовательности — то есть произведения в нем расположены так, как возникали их ПЕРВЫЕ варианты, становившиеся (порой — через много лет) основами для текстов, в конце концов выходившими в свет. Для сравнения я оставляю и ту датировку, которая уже стала известной благодаря предыдущим изданиям.
