сторону реки, неспешно ступает босыми ногами, словно это причиняет ему жуткую боль, подходит к ограждению справа от меня и торопливо залезает на него. Я пытаюсь выкрикнуть его имя, выдавить из себя хоть какое-то слово. Он прыгнул.
Ко мне вернулся контроль над телом. Я подбежал к тому месту, на котором Костя стоял еще несколько секунд назад, взглянул в воду. А там… Никого не было. Лишь несильное течение, омывающее огромные каменные колонны, держащие мост. Я постоял еще несколько секунд в надежде, что сейчас он всплывет. Вот-вот появится его тело, я вызову кого-нибудь на помощь. Но нет. Я же видел, как он умер. В моих мыслях возник образ еще висящего на веревке Кости, и по спине пробежала дрожь. На что я вообще надеюсь? Что он несколько часов назад воскрес и пошел именно сюда? Нет, нет…
Я обернулся и увидел, что весь мост забит людьми. Тут даже протолкнуться сложно, не то, чтобы бегать. Но что со мной происходит? Скорее всего, это мысли не дают мне покоя. В небе стояло холодное солнце, вокруг которого толпились ледяные облака. Словно ничего не изменилось с самого утра. Вокруг пахло рыбой, хотя в реке ее не могло быть. Пробираясь сквозь толпу, я пошел туда, куда планировал еще с самого утра. К своим родителям.
Прошагав еще около получаса, я прибыл на место. Блекло-розовый дом с небольшими вставками белого, в девять этажей, стоял прямо передо мной. Я подошел к домофону и позвонил, только не в свою квартиру. Мне кажется, что если я сейчас услышу чей-то родительский голос, то что-то во мне замкнет. Это не увидеть их глаза, они меня не обнимут, не поддержат взглядом. Это лишь звуки, которые изредка могут что-то сделать. Конечно, не с первого раза, но мне открыли дверь. Я зашел в подъезд, поднялся на их этаж и встал напротив двери. «А вдруг это не их дверь?»– испугался я. Но я точно помнил, что это она. Я потянулся к звонку и задумался: «А что я скажу?». Немного постояв в таком положении и не придумав ничего, решил просто говорить, что придет в голову. Я нажал на кнопку звонка.
Я еще чуток постоял перед дверью с кислым, опущенным вниз лицом, как услышал звуки шагов. Послышался звук открывающегося замка, и темно-коричневая дверь отворилась. Передо мной стояла мама. По ней было видно, что она только встала. Еще не расчесанные, русые до плеч волосы, были растрепаны. Сонные зеленые глаза рассеяно смотрели на меня. Лицо ее медленно стало оживать, глаза засияли, заулыбались. Маленький заостренный носик чуть приподнялся. Она стояла в своем старом черно-красном халате, усыпанном разнообразными цветами, и в серых пушистых тапочках. При ее виде мне стало только хуже. Я вновь вспомнил Костю. Ту пару, сбитую машиной. Мой взгляд помутнел, ноги и руки задрожали. Мне бы забыть все это немедленно, бесследно. Но этому не бывать.
В конце коридора, слева, в двери горит свет. Скорее всего, там умывается мой отец. Справа – арка в зал. Как помню, там всегда уютно. Но что сейчас, не знаю. Прямо за маминой спиной была кухня. Стоял стол, покрытый очень яркой скатертью, вокруг него несколько металлических с мягкими, желтыми сиденьями стулья. Я заметил на столе красную чашку, от которой еще исходил пар. Обычно вход на кухню был завешен прозрачными шторами, но сейчас их не было. Я снова взглянул на мать.
–Илья прилетел!– она резко, чуть ли не подпрыгнула, подошла ко мне и обняла. Я кисло улыбнулся, хоть и улыбкой это назвать сложно, но она этого не заметила.– Коль, выходи, Илья прилетел!– крикнула она, обернувшись назад, зовя моего отца.– Ну что! Рассказывай! Все говори, все показывай. Что видел? Как работа?– мама будто проснулась, заметив мой взгляд, мои уставшие глаза. Это был тот самый момент. Меня трясло.– Илюша! Что случилось?
Она потянула меня в квартиру и, когда я зашел, закрыла дверь. Я не ступил еще шагу, не стал снимать обувь. Я ничего не делал, просто стоял. Моя мать стояла напротив меня. Она была чуть ли не на две головы ниже меня, и я видел эти глаза. Словно она что-то знает, понимает. Я скинул обувь и пошел на кухню, место, которое, как казалось, было ближе всего. Присел на стул и вновь осмотрел ее. Обои были все те же любимые, много апельсинов, будто летящих вниз. Ох, как же мне это напоминает мое детство.
–Лена, ты что-то сказала?– приглушенно послышалось из ванной.
В этот момент из ванной вышел мой отец, отпустивший бороду и усы. Я вновь увидел его серые глаза, его большой нос, мокрые, но все те же черные волосы. Даже одежда была на нем знакомая, как и много лет назад. Папа редко носил тапочки, и сейчас он был без них. Он очень удивился, увидев меня, но пытался не подать виду. А глаза и хитрая улыбка его выдавали. Он сразу почувствовал мое состояние, быстро подошел и сел рядом. Папа хотел что-то сказать, но открыв рот, не выдавил ни звука. Я и не предполагал, что все будет именно так. Я словно подросток. Тот мальчик, который впервые увидел чью-то смерть. Меня бросало от той пары к Косте и обратно. Их тела не давали мне покоя. Голова на все кричала – нет, и мотала меня по мыслям. Сердце молчало, ему явно не хорошо.
Ко мне подсела мама. Ее улыбка уже давно ушла, а на лице появился страх. Тут я, наконец, понял, что нужно что-то сказать:
–Костя… Он… Его больше нет с нами.
VIII
В вечер ссоры Костя не чувствовал вину. Он считал себя правым и не хотел ни за что извиняться. Он шел по темному городу, смотрел пьяными глазами на ночное небо, изредка вспоминая обо мне. Костя ненавидел меня всею душой. «Даже через столько лет,– думал он,– Илья все еще мне не доверяет. Видимо, нет, и никогда не доверял». Костя зашел к себе в квартиру. Там был бардак, Костя редко убирался. Он разулся, кинул куртку на маленький стол, прошел в свою комнату и упал на кровать. Спать ему не хотелось, и Костя просто смотрел в потолок, пытаясь отыскать там что-то. Он чувствовал себя словно на качелях. Мы садились, нас закручивали до того момента, когда уже сжимало ноги, и отпускали. Эффект был по силе как у карусели. Так и сейчас. Глаза еле удерживали взгляд на одной точке, но его не тошнило. Костя старался не думать о том, что произошло ровно час назад, но
