горячий обед. — совершенно равнодушным голосом, обмакивая пальцы в субстанции желтого цвета и имеющей весьма специфический запах.
— Давайте я сама.
Но она не позволила.
Закончив обработку моих синяков и садин женщина поднялась, и молча вышла, не обранив больше ни слова, даже не повернув, и головы в мою сторону.
Оставшись одна, я не дожидаясь времени пока высохнет мазь, быстро одела на себя вещи из стопки.
А жадно проглотив весь, оставленный для меня обед, так устала, что оказавшись на кровати, снова уснула.
Проснулась из-за за страшных криков, доносившихся до меня сквозь просонье.
— Где эта русская сука?
Глава 15
От испуга, мой сон как ветром сдуло.
Напрягаю слух, пытаясь прислушаться к ругательствам и понять что же там происходит. При этом судорожно загребаю в кулаки края простыни, а когда уже отчетливо слышу шум приближающихся шагов, задерживаю дыхание, и принимаю сидячее положение.
Дверь с грохотом врезается в стену, отчего я подпрыгиваю на месте и чуть ли не падаю с кровати, а затем на пороге появляется молодая, красивая женщина в длинном национальном платье, и в шелковом, традиционном платке вколотом в иссиня-черную гриву вьющихся волос.
— Вот ты где, дрянь! — истерический крик, яркой представительницы восточного колорита, оглушая, сотряс стены комнаты.
— Сначала погубила Тимурчика, а теперь раздвигаешь ноги перед его отцом, проститутка! — тычет в меня пальцем, а я шокированно хватаю ртом воздух.
— Чем ты им голову морочишь а, грязная шлюха!
Вы ошиба….-пытаюсь вставить хоть слово в свою защиту, но женщина, вообще, не слышит меня.
— У тебя что манда золотая? — с шипением гадюки, дергает меня за рукав и чуть ли не скидывает с кровати на пол, на время сбивая мой ориентир.
— Икерчика, ты не получишь, он мой, поняла? Русская, доступная сука! — хлесткая пощечина резкой болью загорается на моем лице, обжигая кожу. А ее прямо потряхивает от злости.
Женщина пытается отвесить мне еще одну, но я уворачиваюсь, не позволяя этой неадыкватной особе себя избивать.
— Прошмандовка! — визжит и опять кидается.
Снова уворачиваюсь, применив к ней болевой прием. Она верещит, вырывается и пытается вцепиться мне в волосы.
Когда ей это всё-таки удается, острая боль мгновенно пронзает всю голову, выжимая из моего горла глухой стон, а из глаз капельки слез, но прежде чем я успеваю стряхнуть с себя ее руки, перед глазами появляются черные, начищенные до блеска, дорогие туфли.
— Какого черта тут происходит? — жестко чеканнющий звуки, мужской, суровый голос сквозит угрозой, заставляя застыть на месте.
А цвет лица этой бешенной принцессы Жасмин приобретает молочный оттенок, взамен ее кофейно-шоколадного. И сказочным образом, ее пальчики, уже не рвут волосы на моей голове, а мило расправляют складки на своем платье.
Про себя я вообще молчу. Неизвестно во что выльется мне, эта горячая встреча с разъяренной медузой Горгоной и потому мороз, пробирает тело до самых костей.
— Икерчик дорогой, я узнала что у нас дома гостья и вот пришла познакомиться, а она напала на меня. — сладкоголосо пропела соловьем, эта еще минуту назад, шипящая гадюка.
— Да неужели?
— Малика, ты меня за идиота принимаешь?
Нескрываемое раздрожение звучит в каждой букве, произнесенной мужчиной.
— Икерчик миленький ты мне не ве….
— Хватит я сказал! — резко оборывает на полуслове и сгребает в кулак иссиня-угольную копну, прожигая на ее лице дыру своими черными глазами.
— Ну да, я приревновала тебя к этой русской шлюхе. — испуганно хнычет, срывающимся голосом.
— Любимый, а что мне оставалось? Ты привез в наш дом эту проститутку, не выходишь из ее комнаты.
— И я видела, как ты на нее смотришь ……
— Попредержи язык Малика. — нависает грозовой тучей, оттягивая назад ее голову за волосы.
— Ты будешь диктовать что мне делать? — рычит.
— А ты случаем ничего не попутала, нет?
— Немного ли ты на себя берешь женщина? — утробным, звенящим дикой яростью голосом, наклоняясь ближе к ее дрожащим губам.
— Даже если я, буду трахать ее, во все имеющиеся у нее дырки, на твоих глазах, — медленно выговаривая слова в ее открытые, пухлые губы, — это не значит что ты можешь открыть свой сладкий ротик и диктовать мне свои условия. Поняла? — сминает рукой ее губы и теперь уже рычит в ее перекошенное страхом лицо.
— Иди к себе!
— И даже не сомневайся, за свою сегодняшнюю вольность ты получишь сполна. — выпускает из рук ее волосы и отходит в сторону.
— Да мой господин.
Склонив низко голову, женщина засеминила к дверям и скрылась в темноте коридора.
— Испугался воробушек? — мужской голос, выводит меня из ошарашенного состояния, в котором я сейчас нахожусь. Подходит ближе, а я хочу дернуться, но словно приросла к месту и тело не подчиняется.
Пропускает сквозь свои пальцы мои растрепанные космы, делая глубокий, шумный вдох, а я сильнее вжимаюсь в кровать, втягивая как черепаха шею.
— Чистое золото! У тебя очень красивые волосы и не только волосы. — из уст этого мужчины это звучит пошло и многозначительно.
— Ты так отчаянно сражалась с этой гарпией, смелый воробушек.
— Ты знаешь, а Малика права. У нее и правда, есть повод меня к тебе ревновать.
— Должен признать ты мне очень нравишься девочка. — хрипло, зарывая свои руки мне в волосы и еще что-то нашептывая на своем языке.
— Вы с ума сошли? — слышу свой писк и дергаюсь в сторону.
— Хочешь, я сделаю тебя своей королевой? — склоняется и водит своим носом по моим волосам.
— Перестаньте, я люблю другого и жду от него ребенка. — срываюсь на очередное жалкое стенание.
— И кого же? Малыша или моего сына? — голос хозяина Тадж-Махала наполнен гневом, а кулаки сильнее сжимают зажатые в них пряди и оттягивают назад мою голову, причиняя боль.
— Что могут дать тебе эти молокососы? — взрывается, а потом резко разрывает захват и меняет тон и тему разговора.
— Скажи, ты очень любишь своих родителей? — нарочито спокойно, но вот теперь, мне действительно страшно. Шумно сглатываю образовавшийся в горле ком.
— А почему вы спрашиваете.
Мой голос выдает мое сумашедшее волнение.
— Конечно я их люблю. Они же мои родители.
— Значит, ты не захочешь что бы с ними, вруг, случилось непоправимое.
— Я прав? — лениво играет с фамильным перстнем на своем пальце в ожидании моего ответа.
Единственное, на что я способна после этих слов, это слабо кивнуть.
— Я ни на минуту в тебе не сомневался. — отходит к окну и оперевшись на подоконник, чеканит приговор.
— Сейчас ты пойдешь со мной и скажешь Малышу что ты здесь, по доброй воле.
— Что когда ты узнала, что он сделал с отцом твоего ребенка, ты больше не могла с
