Герцог Крильон во все время пути не разжимал рта, но по его лицу было видно, что хорошее расположение духа короля доставляло ему немалое удовольствие и даже несколько удивляло.
В полдень остановились позавтракать в нескольких лье от Шато-Тьерри. После завтрака король пожелал отдохнуть. Мовпен вышел из королевской комнаты и увидал герцога Крильона, примостившегося в саду под деревом.
– Ну-с, герцог,- сказал Мовпен, подходя к Крильону,- как вы находите теперь короля?
Крильон не симпатизировал Мовпену и был зол на него за недавнее наглое поведение. Но отличительной чертой его характера были прямота и справедливость, поэтому он ответил:
– Я нахожу, господин Мовпен, что вы совершили чудо! В течение целых десяти лет я не видал короля в таком отличном состоянии духа!
– А знаете, чем я достиг этих результатов? Я помог королю влюбиться в прелестную блондинку, которую король видел вчера в гостинице и о которой он с тех пор непрестанно грезит!
– А вы-то сами видели ее?
– Я? Нет! Но… – Мовпен, весело рассмеялся и договорил: – Но я всецело полагаюсь на королевский вкус!
– Уж не интриганка ли это какая-нибудь? Может быть, она подослана Гизами?
– Ну вот еще! Откуда Гизы могут предвидеть все – до перемены королевских вкусов включительно!
Разговору Мовпена с Крильоном был положен конец пробуждением короля, заторопившего к продолжению пути.
– Странное дело! – сказал король, когда экипаж двинулся вперед.- Я опять грезил… грезил о ней…
– Ваше величество изволили влюбиться по уши! – ответил Мовпен.
– Мне самому начинает так казаться. Кто бы мог думать?
– Так вот почему вы так торопитесь в Шато-Тьерри!
– Ах, черт! Да ведь я совсем забыл… ведь не из-за прекрасной незнакомки я еду туда в конце концов! Там меня ждет тело брата.
– Но, государь, долг не может помешать думать об удовольствии!
Этот афоризм пришелся по душе Генриху, и он опять завел разговор на прежнюю тему.
– Знаешь ли, со вчерашнего дня я чувствую себя так, словно мне двадцать лет!
– Хороший возраст, государь!
– Теперь мне не хватает одного: превратиться на время в какого-нибудь мелкого дворянчика, потому что, видишь ли, королевский сан крайне стесняет меня!
– Ну, меня он не стеснил бы ни на йоту! – смеясь, возразил шут.
– Но ты пойми: ведь в Шато-Тьерри я буду у всех на виду и это будет стеснять каждый мой шаг.
– Ну вот еще! Вы только положитесь на меня, государь, и мы позабавимся, как простые ландскнехты! Наверное, у вашей блондинки найдется для меня какая- нибудь брюнетка.
– Тише,- остановил его король,- к нам подходит Крильон. Будем серьезными в его присутствии, сын мой, потому что герцог Крильон никогда не шутит!
Крильон не слышал этих слов или сделал вид, что не слышит. Мовпен расхохотался, и король доехал до Шато- Тьерри в том же самом радостном настроении, в котором он находился со времени встречи с очаровательной блондинкой.
Но, в то время как копыта мулов застучали по мостовой города, король вдруг вспомнил, что едет на похороны, и сказал:
– Не хочешь ли ты почитать со мною молитвы за упокой души покойного?
– Пожалуй,- ответил Мовпен.- Только к чему это? С чего вашему величеству так убиваться по герцогу?
– Да ведь это мой брат!
– Ну так что же? Это брат, который только и делал, что злоумышлял против своего короля!
Эти слова рассеяли похоронное настроение короля, и он опять погрузился в свои шаловливые грезы.
Подъехали к замку. Везде виднелись следы великого траура. Двор, лестница, подъезд, комнаты были полны людьми герцога Анжуйского в траурных одеяниях, а стены были обтянуты черным сукном. Генрих III не мог подавить дрожь при виде этой мрачной картины и, опираясь на плечо Мовпена, поднялся в зал, где на парадном ложе лежало набальзамированное тело почившего. У его ног на коленях тихо молилась королева-мать, обливаясь слезами.
Король подошел к матери, взял ее за руку и поцеловал. Затем, погрузив пальцы в святую воду, он обрызгал покойника, прочел краткую молитву и, воскликнув: "О, здесь можно задохнуться!",- удалился с Мовпеном в отведенные ему комнаты.
Генрих вообще боялся смерти, вид покойников всегда действовал на него подавляюще. Шаловливое настроение совершенно слетело с него, он опять стал прежним мрачным, вялым, хмурым государем. Однако Мовпен не дремал. Он приказал подать королю обед.
– Но я не могу и не хочу есть! – брюзгливо сказал король.
– А все-таки попробуйте! – ответил Мовпен. Стол был накрыт и уставлен аппетитными закусками и винами. Сначала Генрих III не захотел ни до чего дотронуться, но когда ему подали любимый раковый суп, запах которого приятно защекотал его ноздри, ему захотелось попробовать его, он скушал ложку, другую… потом полтарелочки, а там и всю. После супа королю захотелось пить. Вино тоже пришлось ему по вкусу, он выпил порядочный бокал, и, видя это, Мовпен облегченно перевел дух.
Теперь лицо короля прояснилось, но он все же стал говорить о предстоявших похоронах. Мовпен постарался вспомнить все, что было говорено с о. Василием, и этот разговор еще более оживил короля. В конце концов он выразил намерение лично и пешком следовать за похоронной процессией.
– Ведь, знаешь ли, я все-таки последний представитель рода Валуа! – закончил он с глубоким вздохом.
– Полно, государь! – весело возразил шут.- Стоит только вашему величеству вернуться к добрым намерениям, которыми еще вчера вы были так преисполнены, и я ручаюсь, что через пять-шесть лет вокруг вас будут прыгать с полдюжины маленьких валуят!
Король тяжко вздохнул, но принялся есть еще охотнее. Мало-помалу- его мысли становились все розовее, пока он не воскликнул:
– А ведь прелестная незнакомка, по-видимому, забыла о своем обещании!
– Ну вот еще! -возразил Мовпен.- Она ведь хотела свидеться с вами вечером, а вечер только еще начинается!
В этот момент портьера в глубине зала откинулась, и в комнату вошел человек, вид которого заставил короля радостно вскрикнуть. Это был паж Серафин с запиской. В последней было написано:
"Если Вы, Государь, еще не забыли меня, то последуйте за моим пажем!"
– Черт возьми! – воскликнул король.- Я иду!
– Одни? – спросил Мовпен..,
– Нет, с тобою.
Через десять минут король и Мовпен, выбравшиеся из замка без всякой огласки, шли за Серафином по темным улицам города Шато-Тьерри.
Паж провел их через весь город. В самом конце предместья, где уже виднелись поля и леса, он остановился перед домиком, ставни которого были наглухо заперты.
– Это здесь! – сказал он.- Но, предупреждаю, я имею право ввести в дом только его величество! Король рассмеялся и сказал Мовпену:
– Ну что же, милый мой, погуляй пока при луне и подожди, пока я освобожусь!
– Государь! – озабоченно шепнул ему Мовпен.- А что, вам грозит там какая-нибудь опасность?
– Да какая же опасность может грозить мне? Разве я не король? Кроме того, я не один, со мною моя верная подруга! – и Генрих указал на висевшую сбоку шпагу.
Серафин достал ключ и отпер дверь, за нею показался довольно длинный, неосвещенный коридор. Только в самом конце его виднелась полоска света.
– Пожалуйте, государь,- сказал паж.- Надо идти все прямо. В конце коридора вы найдете дверь, в которую постучите два раза!
Сказав это, Серафин взял Мовпена под руку и вывел его на улицу из коридора, куда королевский шут тоже забрался вслед за своим господином.
– Что это вы? – недовольно спросил Мовпен.
– А я увожу вас!
– Но куда?
– А куда хотите! – и с этими словами Серафин запер дверь и спрятал ключ в карман.
Замок щелкнул, и теперь Мовпен был отделен от своего господина всей толщей массивной двери.
– Я остаюсь здесь,- заявил Мовпен, усаживаясь на камень в нескольких шагах от дома.
– Как вам будет угодно, а я, с вашего позволения, отправлюсь вот в тот дом, что виднеется там вдали.
– Это что за дом?
– Кабачок, где водится удивительно славное винцо!
– Ну, если это так, то и я иду с вами! – заявил Мовпен. Подойдя к двери кабачка, Серафин принялся отчаянно стучать рукояткой шпаги. Хозяин прибежал в одной рубашке; из-за двери было слышно, как он ругался и проклинал непрошеных гостей. Но, увидев Серафина, он вдруг смирился и стал отвешивать ему низкие поклоны. Затем, в то время как молодые люди уселись в зале, он сбегал в погреб и притащил три бутылки лучшего вина.
– Не сыграть ли нам? – спросил Серафин, доставая кости.
– А почему бы и нет? – ответил Мовпен.
Хозяин поставил на стол бутылки и бокалы и сказал:
– Вы уж извините, мсье Серафин, но третьего дня был праздник стрелков, и у меня до утра толкался народ, так что мне совершенно не пришлось спать. Но вы и сами знаете дорогу в погреб, так что если вам не хватит вина, то вы уже сами достаньте, сколько вам понадобится!
– Ладно, ступай себе спать! – отпустил его Серафин.- А кто-нибудь из посторонних у тебя есть?
