Это смешение реального с нереальным было абсурдно. Дети ведь ничего не могли знать о моих бреднях. Их ясные глаза никого не увидели бы на заднем крылечке. А записка всего лишь говорила о том, что они не могли не почувствовать, как мне плохо. Но внизу ждала Ольга. Я словно ощущал ее нетерпение, видел, как она, свесив с крылечка длинные ноги, курит и поглядывает на свои часики (подарок к окончанию колледжа), и однако же мольба моих детей словно пригвоздила меня к дому. Я не мог сдвинуться с места. Мне вспомнился парад в нашем поселке, на который я недавно водил младшего сынишку. Устроило парад какое-то местное братство. В нем участвовали два оркестра в старинных костюмах и пять или шесть отрядов. Членами братства, судя по всему, была в основном мелкая сошка телеграфисты, парикмахеры. Погода не могла повлиять на мое состояние — я отлично помню, что день был солнечный, прохладный, — но впечатление у меня осталось гнетущее, точно я стою у подножия виселицы. В рядах марширующих я видел лица, изнуренные пьянством, измученные тяжелым трудом, иссушенные заботами и все как одно с печатью разочарованности, словно целью этого веселого шествия было доказать, что жизнь — сплошная цепь пагубных компромиссов. Музыка звучала бравурно, но лица и фигуры выдавали рабов компромисса, и я, как сейчас помню, встал со своего места на трибуне и вглядывался в последнюю шеренгу, в надежде найти хоть одно ясное лицо, которое опровергло бы мои невеселые выводы. Нет, не нашел. Сейчас, сидя в ванной, я словно сам очутился в рядах той колонны. Впервые в жизни я ощутил то, что было, очевидно, давно знакомо этим людям, снедаемым неистовым желанием вырваться на волю и накрепко пригвожденным к своей темнице чьей-то мольбой. Я сбежал вниз, но Ольги уже не было. Красивая женщина никогда не станет ждать долго. Она была фикцией, однако вернуть ее я не мог, как не мог изменить того, что часы ей подарили к окончанию колледжа и что зовут ее Ольга.
Она не показывалась целую неделю, хотя Зена пребывала в ужасающем настроении, а между ее вредностью и моей способностью вызывать духов как будто существовала некая связь. Каждый вечер в восемь часов по телевизору у Ливерморов передавали тот изящный и грустный вальс, и я каждый вечер выходил на крыльцо. Вернулась она только через десять дней. Мистер Ковач стряпал. Мистер Ливермор красил газон. Она появилась, когда музыка только-только стала стихать. Что-то переменилось. Она шла с поникшей головой. Что с ней? Когда она подошла ближе, я понял, что она выпила. Что она пьяна. Не успел я обнять ее, как она заплакала. Я гладил ее мягкие темные волосы, вполне довольный уже тем, что могу поддержать ее, что бы ни случилось. Она рассказала мне все. Она согласилась поужинать с одним человеком из их учреждения, а он напоил ее и соблазнил. Утром ей было стыдно идти на работу, и какое-то время она просидела в баре. А потом, полупьяная, все-таки пошла объясняться со своим соблазнителем, произошла безобразная сцена, и ее уволили. Хуже всего, что она подвела меня. Себя ей не жалко, сказала она, но я — я дал ей возможность начать новую жизнь, а она вот как меня отблагодарила. Я поймал себя на том, что расплылся в идиотской улыбке, до того меня порадовало, что она так слепо мне верит, так отчаянно за меня цепляется. Я сказал ей, что всё обойдется, что я найду ей другую работу, а пока дам ей чем платить за квартиру. Я простил ее, и она обещала прийти завтра вечером.
На следующий вечер я выскочил во двор задолго до восьми часов, но она не пришла. Она не была забывчива, это я знал, и не стала бы нарочно меня обманывать. Что-то у нее опять стряслось, но как ей помочь? Как до нее добраться? Уж кажется, я хорошо знал ее комнату, какие там живут запахи, и как падает свет, и репродукцию с картины Ван-Гога, и след от непогашенной сигареты на тумбочке, а между тем комната существовала только в моем воображении и я не мог туда заглянуть. Я думал было поискать ее в ближайших барах, но до этого в своем помешательстве еще не дошел. На следующий вечер я опять ждал ее, но, когда она не пришла, не стал сердиться — ведь, в конце концов, она просто беззащитный ребенок. Еще на следующий вечер шел дождь, и я знал, что она не придет, ведь у нее нет плаща. Она как-то об этом упоминала. Потом была суббота, и я подумал, что она, может быть, отложила свой приезд до понедельника, потому что в конце недели на поезда и автобусы нельзя полагаться. Это показалось мне разумным, но уж в понедельник я твердо рассчитывал ее увидеть и, когда она не явилась, был невероятно разочарован и огорчен. Вернулась она в четверг. В тот же час, под тот же грустный вальс. Через весь двор, еще задолго до того как она подошла к крыльцу, я увидел, что она шатается. Волосы ее были растрепаны, платье разорвано, часики с руки исчезли. Почему-то я спросил ее, куда девались часы, но она не помнила. Я обнял ее, и она рассказала мне, что произошло. Вернулся ее соблазнитель. Она впустила его, пустила к себе жить. Он пробыл три дня, потом они позвали в гости его друзей. Вечеринка была шумная, затянулась допоздна, хозяйка пожаловалась в полицию, была облава, и Ольгу арестовали по обвинению, что она использует комнату в безнравственных целях. Три дня ее продержали в доме предварительного заключения, прежде чем ее дело было назначено к слушанию. Снисходительный судья приговорил ее к наказанию условно. Теперь она уезжает домой в Калифорнию, возвращается к мужу. Она и сама не лучше его, это она повторила несколько раз, они одного поля ягода. Деньги на дорогу он перевел ей по телеграфу, и она уезжает сегодня, ночным поездом. Я пробовал отговорить ее, убеждал начать новую жизнь. Я готов был и дальше помогать ей, на любых условиях. Я схватил ее за плечи, это я хорошо помню, и кричал ей в лицо: «Ты не уедешь, не можешь уехать! Кроме тебя, у меня нет ничего в жизни. Если ты уйдешь, это только докажет, что даже самые невинные мои фантазии бессильны перед похотью и временем. Не уходи! Не бросай меня одного!»
— Перестань разговаривать сам с собой! — заорала моя жена из гостиной, и в эту минуту меня осенило: раз я выдумал Ольгу, почему мне не выдумать и других — темноглазых блондинок, рыженьких резвушек с мраморной кожей, меланхоличных брюнеток, плясуний, певуний, скучающих домашних хозяек? Женщины высокие и маленькие, печальные и с распущенными волосами до талии, сероглазые, синеглазые, косоглазые красавицы всех видов и возрастов — все они могут стать моими. Что, если Ольга, исчезая, просто освободила место для следующей химеры?
Примечания
1
Великая армия республики — патриотическая организация, созданная в 1866 году; ее членами могли быть лица, служившие в армии или на флоте во время Гражданской войны в США
2
жена Джона Олдена (1599–1687), одного из первых английских колонистов, прибывших в Америку на корабле «Мейфлауэр»
3
Луи Фердинанд Селин (1894–1961) — французский писатель, автор «Путешествия на край ночи»
4
американский писатель (1893–1960)
5
роман английской писательницы Джордж Элиот (1819–1880)
6
роман американской писательницы Уиллы Катер (1873–1947)
7
о вкусах не спорят (лат.)
8
в то время пригород, теперь — район Бостона
9
сделано во Франции (фр.)
10
английская пасторальная опера Г.Ф.Генделя
11
Халлек, Генри Уэйджер (1815–1872) — американский генерал; во время Гражданской войны был в 1862–1864 годах главнокомандующим армией северян
12
города в США (штат Массачусетс), в районе которых 19 апреля 1775 года, во время Войны за независимость, шли бои между английской регулярной пехотой и американской милицией
13
английские названия первых букв имени Уиттьера
14
северо-восточный район Нью-Йорка
15
цитата из Екклезиаста (XI, 1)
16
У.Шекспир, «Буря», акт IV, сц. 1
17
цитата из Евангелия
18
шведско-американский союз (шведск.)
19
грим (фр.)
20
мама и папа Конфеттьере приедут завтра вечером (итал.)
21
высшего света (фр.)
22
магазины стандартных цен (итал.)
23
американский коммерсант и филантроп (1875–1971)
24
дерево или кустарник из семейства лавровых; дикорастущая сассафраса встречается в приатлантических штатах Северной Америки
