одним словом, фельетоны всех возможных сортов и разрядов. Одно время публика любила так называемую критику, усердно читала отчеты, разборы старых писателей и даже библиографию; теперь она очень расположена к ежемесячным обзорам журналистики; ей нравится фельетонная манера изложения, и будет нравиться до тех пор, пока не настанет время строгой критики»
(Дружинин, VI, 597—598).
Автор признает ограниченность жанра фельетона по сравнению с серьезным литературным обзором. Но фельетон позволял говорить о многом и разном, позволял избегать нежелательных конфликтов, полемики, литературных споров (Дружинин, VI, 13), а во-вторых, автор стремился к устранению всего «скучного», тяжелого, дисгармоничного, тревожного: «...беритесь за перо не иначе, как в минуту довольства собою и шутливости» (Дружинин, VI, 580). Дружинин преуспел в таком фельетоне, превращенном в живой рассказ о чем угодно: о погоде, о психологии, о событиях европейской и русской жизни главным образом анекдотического характера; в непринужденный разговор вкрапливался и анализ художественных произведений, проведенный со вкусом, воспитанным сороковыми годами, идеями Белинского.
От фельетонов литературно-критических был естествен переход Дружинина к чисто развлекательным фельетонам, к своеобразной смеси очерка, фельетона, детективной повести, юмористического рассказа... В свое время они принесли автору широкую известность. Начал он этот жанр циклом «Сантиментальное путешествие Ивана Чернокнижникова по петербургским дачам» («Современник», 1850)[1216]. Фамилия героя произведена от слова «чернокнижие» — так в кругу «Современника» называли праздное времяпрепровождение, с изрядной дозой фривольности и т. п., друзья Дружинина, петербургские литераторы. Хотя в круг «чернокнижников» в разное время входили Некрасов, Д. В. Григорович, М. Н. Лонгинов, В. П. Боткин, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой и др., но инициатором и вдохновителем «чернокнижных» занятий и развлечений был Дружинин, что отразилось и в его очерках-фельетонах.
Уже многократно отмечалось в исследовательской литературе, что «мрачное семилетие» 1848—1855 гг. отпугивало писателей разного рода репрессиями от серьезных социальных проблем, от обобщенных выводов и прогнозов. Это так. Но не следует забывать о каких-то внутренних побуждениях, душевных потребностях Дружинина, искренне тянувшегося к эксцентричному веселью в кругу друзей и активно вводившего в литературу элемент буффонады и шуточного гротеска (об этом еще будет у нас идти речь в связи с Дневником). «Чернокнижный» жанр был всегда дорог автору, он в разных вариантах продолжал его потом много лет, когда страна уже далеко ушла от «мрачного семилетия»: «Заметки Петербургского туриста» («Санкт-Петербургские ведомости» 1855—1856), «Заметки и увеселительные очерки Петербургского туриста» («Библиотека для чтения», 1856—1857), «Заметки Петербургское туриста» («Искра», 1860), «Новые заметки Петербургского туриста («Век», 1861), «Увеселительно-философские очерки Петербургского туриста» («Северная пчела», 1862—1863).
Попутно с ранних лет участия в «Современнике» и в «Библиотеке для чтения» Дружинин писал много статей о зарубежной литературе, современной и классической. Не отказывался он и от чисто художественного творчества; романы, повести, рассказы, драмы он продолжал печатать на страницах близких ему двух журналов. Следует еще вспомнить и переводческую деятельность Дружинина: с 1856 по 1865 г. были опубликованы его добротные переводы четырех трагедий Шекспира: «Король Лир», «Кориолан», «Король Ричард III», «Жизнь и смерть короля Джона».
Дружинин был очень трудолюбив и очень разносторонен в своих интересах, поэтому он всегда и выручал редакции журналов, особенно в трудные годы «мрачного семилетия». В некрологе на смерть писателя («Современник», 1864, No 1) Некрасов прежде всего подчеркнул именно это: «Дружинин обладал, между прочим, удивительною силою воли и замечательным характером. Услышав о затруднении к появлению в свет статьи, только что оконченной, он тотчас же принимался писать другую. Если и эту постигала та же участь, он, не разгибая спины, начинал и оканчивал третью. Кто помнит блеск, живость, занимательность тогдашних фельетонов Дружинина, которые во всей журналистике того времени одни только носили на себе печать жизни, — тот согласится, что такой человек в данное время в редакции журнала мог ломаться сколько душе угодно. Дружинин был выше этого ломанья» (Некрасов, XI, 30).
Мгновенный всероссийский успех первых повестей Дружинина нисколько не вскружил ему голову, и хотя он был явно преувеличенного мнения о своих художественных и юмористических способностях (это особенно видно по Дневнику), но слава не ослабила его трудолюбия, ответственности и — важного спутника всякого истинного таланта — постоянной требовательности к себе.
К середине пятидесятых годов, когда явно рушились старые формы жизни и ощущалось веяние новой эпохи, зарождались новые и светлые надежды (смерть Николая I в 1855 г., поражение России в Крымской войне с Англией и Францией, обещания реформ, данные Александром II), окончательно сформировались социально-политические убеждения Дружинина. Он принадлежал к либеральному лагерю, ратовавшему за реформы, в том числе и за отмену крепостного права. И решительностью некоторых своих суждений он смыкался с демократами, а иногда и прямо выражая демократические тенденции русской жизни. Но он стоял за реформы мирным путем, ибо либералы решительно противились революционным акциям, не доверяя народу и стремясь сохранить status quo.
Способности Дружинина как литератора, критика, журналиста получили более весомые и перспективные возможности, когда издатель В. П. Печаткин в 1856 г. предложил ему возглавить «Библиотеку для чтения». Уставший и постаревший О. И. Сенковский уже давно фактически не руководил журналом. Дружинин согласился и с осени 1856 г. стал редактором «Библиотеки...» Он, несомненно, уже накопил необходимый опыт для общей эстетической теории, к которой он несколько легкомысленно относился четыре года назад. Его переход к руководству «Библиотекой для чтения» совпал с прочным утверждением в критическом отделе «Современника» нового сотрудника — Н. Г. Чернышевского. Можно думать, что Дружинину, скорее всего, пришлось перейти в другой журнал, ибо Некрасов явно предпочел ему Чернышевского. Хотя Дружинин соглашался с некоторыми суждениями молодого критика, можно найти даже прямые параллели между оценками обоими критиками творчества современных писателей (например, Л. Толстого), но в целом позиции этих писателей были не только различны, а во многом и противоположны[1217].
Крайности теоретических концепций Чернышевского, проявившиеся в его диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855): «принижение» искусства перед жизнью (искусство — «суррогат» жизни), акцентирование утилитарной, познавательной, логической, «объяснительной» функций искусства в ущерб художественной — вызывали решительные возражения Дружинина, как и некоторое предпочтение Гоголя и гоголевской («натуральной») школы Пушкину, высказанное Чернышевским в ряде его статей. На страницах «Библиотеки для чтения» Дружинин выступил с программными статьями «А. С. Пушкин и последнее издание его сочинений» (1855) и «Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения» (1856). Автор противопоставляет Пушкина как идеально гармоничного и «светлого» писателя гоголевской школе в литературе, акцентирующей будто бы лишь грязные и темные стороны жизни. Эту школу и связанную с ней критику, от Белинского до Чернышевского, якобы защитницу «дидактического» искусства, Дружинин
