того, как «Полинька Сакс» облетела всю Россию, после того, как не было русского семейства, где бы и матери и дочки не засыпали с этой повестью в руках, не старались всеми путями и средствами собрать справки: кто такой этот симпатичный адвокат и защитник всякой увлекшейся неопытной девушки и женщины <...> — Дружинину открыты были двери всех гостиных, салонов и будуаров... Каждая дама того времени считала за счастье увидеть Дружинина, хотя украдкой взглянуть на этого милого человека»[1205].
В архиве Дружинина хранится письмо переводчицы Н. М. Латкиной от 12 марта 1857 г.: «...я никогда не смела бы и мечтать, чтоб ко мне написал автор «Полиньки Сакс» (Письма, с. 10). Но не только женщины, мужская половина русских читателей тоже отнеслась к молодому прозаику весьма одобрительно. В 1862 г. известный романист Г. П. Данилевский вспоминал в письме к Дружинину, какое впечатление на него, студента, произвел дебют адресата (Данилевский пишет о себе в третьем лице): «Студентом он очумел от прелестей Полиньки Сакс <...> Ему указывали Вас на улице; он, как некий тать, следил Вас однажды от былого Исаакиевского моста, по Кадетской улице, до рынка, что на Большом проспекте. Бледноватый джентльмен в долгополом пальто и с портфелью под мышкой шествовал тогда пред ним по безобразным дырявым тротуарчикам, не поднимая глаз. А глупый студент, с румяными выпуклыми щеками, шествовал сзади, затаивши невиннейшее дыхание!» (Письма, с. 115).
И скупой на похвалы Некрасов писал Тургеневу в Париж 11 декабря 1847 г.: «Читайте в 12 No «Совр<еменника>» «Полиньку Сакс», автор — небывалый прежде, а каков — увидите» (Некрасов, X, 94).
Печатные отзывы крупнейших литературных критиков того времени о «Полиньке Сакс» были также положительными. Даже в ревниво соперничающих с «Современником» «Отечественных записках» появилась хотя и краткая, но вполне сочувственная характеристика — в обзоре А. Д. Галахова «Русская литература в 1847 году»[1206]: «Полинька Сакс» Дружинина обещает в будущих трудах автора — если он в первый раз является в литературе — нечто отменно хорошее»[1207].
Наиболее разносторонние и объективные отзывы о «Полиньке Сакс» принадлежат Белинскому. Один из них, более откровенный, содержится в частном письме к В. П. Боткину от 2—6 декабря 1847 г.: «Эта повесть мне очень понравилась. Герой черезчур идеализирован и уж слишком напоминает сандовского Жака, есть положения довольно натянутые, местами пахнет мелодрамою, все юно и незрело, — и, несмотря на то, хорошо, дельно, да еще как! Некр<асов> давал мне читать в рукописи. Прочтя, я сказал: если это произведение молодого человека, от него можно многого надеяться, но если зрелого — ничего или почти ничего» (Белинский, XII, 444).
Второй известный нам отзыв Белинского — в последней обзорной статье критика «Взгляд на русскую литературу 1847 года»: «Многое в этой повести отзывается незрелостью мысли, преувеличением, лицо Сакса немножко идеально; несмотря на то, в повести так много истины, так много душевной теплоты и верного сознательного понимания действительности, так много таланта, и в таланте так много самобытности, что повесть тотчас же обратила на себя общее внимание. Особенно хорошо в ней выдержан характер героини повести — видно, что автор хорошо знает русскую женщину» (Белинский, X, 347). Показательно, что критик подчеркивает понимание писателем действительности, самобытность таланта, удачно обрисованный характер «русской женщины», а не подражательность и идеализацию героев.
«Полинька Сакс» оказала воздействие на литературу. Подробное, свободное, хотя и сентиментальное, описание женской любви вошло в русскую прозу как предвестие женских образов Тургенева и Достоевского. Но для настроений того времени примечательно, что особый успех имел образ Сакса: видимо, в переломную эпоху, когда начиналась в России буржуазная эра, когда в жизнь все интенсивнее входили сильные личности и энергичные деятели-практики, образ Константина Сакса стал важным литературным открытием.
Явились и прямые подражатели, например удивительно переимчивый М. В. Авдеев, который в своем романе «Тамарин» (1850) следовал не только за Лермонтовым (Тамарин — ухудшенная и сниженная копия Печорина), но и за Дружининым: бесстрашный борец за правду в служебном, чиновничьем мире, Иванов чуть ли не пародийная копия с Сакса. Об этом ядовито писал в рецензии на сочинения М. В. Авдеева молодой Чернышевский (1854): «...гораздо легче браться за переделку, правда, не колоссальных, а просто очень хороших произведений, например, хоть за переделку «Полиньки Сакс», превосходный снимок с которой заканчивает «Тамарина»[1208].
Несомненно воздействие дружининской повести и на значительные произведения русской литературы, на гончаровского «Обломова» (образ Штольца) и в особенности на роман А. Ф. Писемского «Тысяча душ» (1858), где образ Калиновича — усложненное и углубленное продолжение типа Сакса. Писемский работал над романом в тесном общении с Дружининым, будучи его помощником по редактированию «Библиотеки для чтения». Интересно, что герой романа Калинович сочиняет повесть — в подражание «Жаку» Жорж Санд, как отмечает другой персонаж романа, критик Зыков, прототипом которого для Писемского послужил Белинский.
Заметим, что ситуация самоустранения мужа, узнавшего о любви жены к другому, ставшая особенно известной у нас благодаря роману Н. Г. Чернышевского «Что делать?» (1863), усвоена через Дружинина и существовала в отечественной литературе вплоть до начала XX в., когда появилась драма Л. Толстого «Живой труп» (1900).
Вторым произведением Дружинина, опубликованным в «Современнике» (февраль 1848 г.), была повесть «Рассказ Алексея Дмитрича». Она существенно отличалась от «Полиньки Сакс». Для этого произведения характерен несколько неожиданный для русской прозы той поры диапазон тем и образов. Прежде всего поражает своеобразное предчувствие мотивов зрелого Достоевского.
Напряжены и покрыты тайной семейные отношения в детстве Алексея Дмитрича. Бедность, неустроенность немалого семейства отмечена каким-то глубоким разладом между отцом и матерью. Мать в чем-то виновата перед своим мужем, но в чем был ее «грех» и обманули ли отца или он сам пошел на компромисс ради приданого? — читателю неизвестно.
«Достоевская» стилистика просматривается в образе изломанного и издерганного Кости: он вполне вписался бы в круг «мальчиков» из «Братьев Карамазовых». Болезненная амбиция, максимализм чувств и поступков, молниеносные перемены настроения, инфантильная наивность и честность делают Костю собратом Коли Красоткина, Смурова, Илюши Снегирева... Вероятно, Костя имел своего реального прототипа среди товарищей Дружинина. В дневниковом наброске (1845) повести из жизни светских юношей заметны сходные черты характера героя (в том же Дневнике прямо сказано, что барон Реццель списан с соседа по имению, с барона П. А. Вревского. См. запись 16 августа 1855 г.).
Одна из главных идей второй повести Дружинина — тема напрасного, гибельного самопожертвования. Подобный круг идей основательно занимал молодого Дружинина, он несколько раз писал об этом в Дневнике. Характер Веры
