***
Этим утром Манакриза неожиданно долго задерживается в ванной комнате. Сегодня она делает странное: долго разглядывает себя в зеркало, прикладывая то одно платье, то другое, то третье.
«До чего я докатилась? – мысленно вздыхает она, снова присматриваясь, оценивая облик. – Ряжусь для ездовой животины».
Хотя нельзя сказать, что она наряжается в том смысле этого слова, который обычно используют женщины. Манакриза просто пытается понять, что именно в ней так пугает Шаакарана, и нет ли такого платья, в котором она будет производить на него менее ужасающее впечатление.
«Может, причёску поменять?» – гадает Манакриза, потому что от смены платьев её облик не становится мягче и безобиднее. Статную фигуру воительницы, крепкие мышцы, белые нити шрамов, оставленные оружием людей и когтями‑зубами животных за этими тряпками не спрячешь.
«Или блёстками себя обклеить? Он вроде любит блёстки…» – Манакриза в полном отчаянии. Дело в том, что она единственная из их комнаты считает, что с Настей и Леонхашартом случилось что‑то плохое, об этом ей говорят её обострённые инстинкты, работающие даже в этом странном, страшном мире, полном до ужаса открытых пространств. К тому же Катари и Лисса побаиваются демонов и отказываются обращаться к ним с просьбами. Лишь Катари пообещала поговорить с политиком Илантихом, и то лишь когда тот придёт, а тот всё не приходит, занятый агитационной деятельностью.
Манакриза предпочла бы просить помощи у Баашара – он у неё вызывает больше доверия, чувствует она в этом воине что‑то родственное, общее, но Баашар тоже не приходит.
Из достаточно высокопоставленных демонов, способных предпринять реальные шаги по поиску Насти, остаётся только Шаакаран, а с ним после разговора наедине проблемы: на занятия его приносят его няньки. А с занятий он выпрыгивает в окно, не позволяя к себе даже близко подойти.
Но терпение Манакризы после пары дней таких представлений закончилось, и теперь она намерена добиться своего любым возможным способом, даже если Шаакарана придётся привязать к стулу. И, кстати, идея связать его ей нравится всё больше. Но сначала надо придать себе достаточно безобидный вид, чтобы он подпустил поближе.
«Это как охота из засады, – уговаривает себя Манакриза, откладывая платья и выходя в спальню. – Дома приходилось на себя плащ маскировочный надевать, чтобы слиться с каменным полом и стенами, а здесь надо превратиться в миленькую девушку. Это такая же маскировка, только немного сложнее в реализации. Эх, если бы у меня были блёстки…»
***
Этим утром Шаакаран решает применить другую стратегию (не во всём другую: отцу и матери он, как обычно, высказывает одинаковое недовольство насильным обучением на факультете благородных демонов). Если прежде его в аудиторию вносили, из‑за чего ему каждый раз приходилось опасно приближаться к Манакризе, то в этот раз он собирается явиться сам и пораньше, чтобы не пришлось слишком близко к ней подходить.
А ещё он надеется её подкупить.
План Шаакаран продумывает всю ночь, а на рассвете, даже не поднявшись с шёлковой постели и бесчисленных подушек, бросает клич, и к нему с других этажей и элитных районов города бросаются неравнодушные женщины в большом количестве.
Они приходят и приходят в его слабо освещённую комнату с плакатами, изображающими его любимого, приносят каждая что‑то своё, заполняют кульками и коробками кресла, кровать, пол. И смотрят на Шаакарана с пугающим его умилением.
– Что такое? – не выдерживает он очередной ласковой улыбки.
– Подарок девушке собираешь, – вздыхает пятая бывшая жена его отца. – Созрел.
– Ничего я не созрел! – возмущённо фыркает Шаакаран, а у самого холодок по спине: сейчас учат, а потом вдруг женят?
Эта мысль чуть не убивает его желание откупиться от Манакризы, но он решает ни в коем случае не сдаваться!
Обложенный со всех сторон коробками и коробочками, Шаакаран собирает большой мешок из золотой ткани. Тщательно осматривает принесённое и одобряет: элитный шоколад, коробочки с пирожными, орехи из нескольких миров, несколько сортов сыровяленого мяса, сыров, сочные плоды иномирных и Наракских фруктов, печенье, три сорта чая, два вида молока.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ухватив мешок за верхушку, взвешивает в руке – килограмм тридцать подношение получается. По ценам – для студентки‑иномирянки вовсе запредельный откуп. И всё же Шаакарану кажется, что этого мало, что не отступится Манакриза за такую мизерную цену.
Поразмыслив немного, Шаакаран заходит на сайт лучшей ювелирной мастерской Нарака, но, разглядывая цветочки из камней и прочие милые штучки, вспоминает, с каким жадным восторгом Манакриза смотрела на оружие и перебирается на сайт именного холодного оружия: мечи, кинжалы, кастеты… вскоре Шаакаран теряется во всём этом многообразии и набирает номер круглосуточного эксперта:
– Мне нужен подарок для девушки. Очень боевой девушки.
– А поподробнее? – бодро спрашивают на другом конце линии.
Перед глазами Шаакарана, как живая, встаёт Манакриза, у него даже хвост дёргается.
– Она… э… темноволосая. Крепкая. Э… симпатичная… может кроватью избить.
– Хм, а вы уверены, что нужно дарить ей оружие? Всё же оно… м‑м, представляет некоторую угрозу для здоровья.
– Я в демонической броне, – неуверенно отзывается Шаакаран и потирает щёку.
– И вы не планируете раздеваться?
– Нет, что вы! – поспешно выпаливает Шаакаран, представивший себе раздевание перед Манакризой прямо на лекции. – С чего вы взяли такую глупость?
– Цена подарка… И вдруг дама решит вас отблагодарить, а она при оружии…
В воображении Шаакарана ярко, слишком ярко возникает образ: Манакриза разглядывает лезвие меча, отблеск пробегает по её лицу, вспыхивает в зеленоватых глазах, и в них появляется непередаваемое выражение. А в следующий миг клинок со свистом разрезает воздух. Шаакаран не успевает заметить движение, только ощущает, как с его груди спадает разрезанная броня, обнажая его проработанные в спортзале мышцы. Ещё неуловимо‑быстрый взмах, и броня полосами сползает с паха, открывая облегающие трусы с сердечками.
– Спасибо, я лучше украшения посмотрю! – Шаакаран быстро прерывает связь. Его голубые глаза широко распахнуты, зрачки огромны, перед мысленным взором по‑прежнему ярко и объёмно стоит видение Манакризы с поднятым острейшим мечом. Пульсация резко ускорившегося сердцебиения вдруг начинает отдаваться в сердечках на передней части трусов.
«Мне нужен второй мешок. А лучше ещё и третий», – решает Шаакаран, окидывает взглядом разложенные тут и там продукты и возвращается к сайту с украшениями: так безопаснее для… сердечек.
Роскошных автомобилей возле факультета благородных демонов сегодня полно разных цветов и моделей. Под присмотром трёх десятков пар прекрасных глаз Шаакаран вытаскивает из своего кабриолета один золотой мешок, второй, третий, всё это взваливает на спину. Даже сумочку с учебными принадлежностями захватывает без напоминаний! Покачивая хвостом, отправляется к величественному зданию. Тусклый солнечный свет поблескивает на ткани мешков, на узорах брони Шаакарана.
Среди провожающих находятся и те, кто не может сдержать слезу умиления.
– Вырос мальчик.
– Да.
– Он даже сам столько подарков выбрал.
– Хорошее шоу получается.
– И не зря его учиться отправили…
К счастью для душевного спокойствия Шаакарана, этих разговоров он не слышит. Прокрадывается по начищенному до блеска паркету к аудитории, выделенной под занятия невест. Внутри по‑утреннему сумрачно, каждый шорох отдаётся глухим эхом. У Шаакарана появляется мысль сбежать, но за последние дни он успел понять, что его сюда засунули всерьёз и надолго.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Стол Манакризы ничем не отличается от остальных, но даже к нему Шаакаран подходит с невольным трепетом. Выставляет на столешницу мешки. Оставить их просто так он не может, некоторое время двигает их по поверхности, перекладывает подарки внутри мешков – в общем, делает всё, чтобы дар выглядел высокохудожественно, и даже выпирающие из боков мешков уголки и всякие выпуклости смотрелись гармонично.
