Прежние сообщения свидетелей о нападении, выстрелах из гранатомёта, фотографии и видео – всё почищено. Очень в духе Возмездия и Архисовета. Фазарис понимает это, и всё же ситуация, это умолчание ему не нравятся.
– Фазарис! Я спрашиваю, ты точно уверен, что они там не того? Всё же три дня без кислорода, воды, еды…
– Это магия, Кайно, это магия, они в таком состоянии долго могут храниться.
– Год? Два? – Кайно, только что трогавший кристалл, отходит от него подальше. – Что, если нас найдут с ними вместе и обвинят в похищении? Почему мы не возвращаемся в сектор Возмездие?
– Потому что ждём, когда наш прямой начальник отдаст по этому поводу чёткие распоряжения.
– Он в кристалле, – напоминает Кайно.
– Именно поэтому мы ждём. – Фазарис с независимым видом продолжает смотреть в планшет, но на самом деле он обеспокоен, потому что не знает, на какой срок дядя запечатал себя и архисоветника и насколько осознанно действовал в момент наложения заклинания. Потому что если он действовал неосознанно, то печать сохранения могла наложиться и на несколько лет, и на несколько десятков лет, а в этом случае Фазарис просто не представляет, что им всем делать.
***
– Это нечестно! – возмущение Шаакарана нарушает тишину в коридорах благородного факультета. – Кисы там нет, я не обязан туда ходить!
Крик отчаяния эхом проносится по коридорам, нарушая аристократическую тишину.
– Солнышко наше, – держащая Шаакарана под локоток вторая бывшая жена его отца спокойна и непреклонна, хотя повторяет объяснение уже не один десяток раз. – Ты пришёл сюда за дипломом, а не за невестой, поэтому ты сейчас идёшь на занятие независимо от состава группы.
Её вселенское спокойствие и сильные пальцы на локте как всегда производят на Шаакарана должное впечатление, он насупливается, но продолжает двигаться к аудитории. Правда, не спешит, намеренно оттягивая время. Седьмая бывшая жена его отца, страхующая на случай попыток к бегству, тоже его не торопит – маленькая поблажка за очень трогательный и очень несчастный вид всеми любимого котика.
С нападения Безымянного ужаса миновала неделя, а о Леонхашарте и Насте по‑прежнему никаких известий. Слухи ходят самые разные: от их гибели во чреве ненасытного чудовища до безумно романтического побега в свадебное путешествие. Оба варианта Шаакарану не нравятся одинаково, но больше всего он обижается на Леонхашарта (неважно живого или мёртвого) за то, что тот не прихватил с собой и страшную ужасную Манакризу!
У Шаакарана мурашки бегают по спине, шерсть встаёт дыбом на хвосте, а сам хвост дрожит – так его пугает предстоящая встреча после недельной разлуки.
– Могли бы сделать каникулы длиннее! – последний возглас перед дверями.
Но седьмая бывшая жена открывает их, вторая бывшая подталкивает Шаакарана, и он нерешительно ступает внутрь. Ждёт, что его персональный кошмар посмотрит на него, но Манакриза изучает схемы на интерактивной доске.
Лекцию им читает длиннорогий профессор благородного факультета. Он мужчина, чарам Шаакарана неподвластен, хмурится:
– Вы опоздали, лорд Шаакаран.
– Совсем немного, – невинно отзывается тот. – И это первое занятие после перерыва, я отвык так рано вставать.
Ещё больше нахмурившийся профессор указывает на единственный пустой стол рядом с Манакризой.
– Можно мне пересесть? – без особого энтузиазма под щелчок закрываемой за его спиной двери спрашивает Шаакаран. Ему очень не нравится, что стол Насти убрали из аудитории.
– Нет, – демон всё же непреклонен.
К своему столу Шаакаран пробирается по самой широкой дуге. Не только на хвосте шерсть дыбом встаёт, дыбом встают и волосы, но Манакриза всех этих манёвров не замечает.
«Я тут выхаживаю вокруг неё, а она даже не смотрит!» – разозлённый таким беспардонным равнодушием, Шаакаран плюхается на свой стул, укладывает хвост на колени и поджимает губы. Слушать разбор последнего нападения Безымянного ужаса и противодействия ему мяса и военных Шаакарану скучно. Подперев щёку кулаком, он задумчиво созерцает окно, серое небо, неровный ажур кованой ограды по периметру каменного двора.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Созерцает, а мысленно… Мысли все у него крутятся сейчас не возле Насти, о которой он уже обдумал всё возможное и невозможное, а возле Манакризы: то он представляет, как приказывает ей пересесть как можно дальше от него – и она послушно пересаживается.
Или ещё лучше: она смотрит на него восторженно, как и полагается девушке, внимает каждому его слову, поддакивает, хвалит его красоту и стиль.
Даже больше: она приходит постоять под его окном, умоляет о встрече, о паре минут его внимания! А он надменно закрывает портьеры или проходит мимо.
И совсем хорошо: одетая в одно лишь нижнее кружевное бельё со стразами, Манакриза, взбирается по стене, проникает в его просторную спальню, бесшумно ступает на мягкие шкуры. Покачивая бёдрами, она приближается в полумраке, сверкая стразами белья. Тёмные волосы мягкими волнами струятся по её плечам, по гладкой упругой коже. В своей фантазии Шаакаран лежит на ложе с десятками пёстрых шёлковых подушек и, разумеется, ни капли не боится приближающейся воительницы. Он расслабленно наблюдает за тем, как она опускается на колени, игриво скользит ноготками по его руке, преданно заглядывает в лицо:
– Выслушайте меня, мой прекрасный господин… – томно шепчет дивное видение с обликом Манакризы.
Прекрасные мечты, длившиеся минут двадцать, прерывает звонок на обеденный перерыв. Шаакаран вздрагивает, но остаётся на месте, пытаясь вернуться в изумительный момент: сумрак комнаты, шкуры и шёлковые подушки, опустившаяся перед ним на колени Манакриза в одном нижнем белье, посверкивающем на её гибком сильном теле, её томный взгляд, её голос…
– Слушай, хвостатый, дело есть, – гремит над ним.
Шарахнувшись от незаметно подошедшей Манакризы, Шаакаран сваливается со стула в проход между столами. Он слишком растерян и обескуражен, судорожно отползает от удивлённой Манакризы. И рядом никого нет, некого звать на помощь!
– Эм… – Она почёсывает висок. – Ты не бойся, я только поговорить хотела.
– Я не боюсь, – сипит Шаакаран и придавливает рукой нервно дёргающийся из стороны в сторону хвост.
– Ты вставать собираешься или лёжа послушаешь? – В глазах Манакризы сверкает веселье.
И к ужасу своему Шаакаран понимает, что начинает краснеть. Она подходит ближе, он подтягивает дрожащий хвост, прижимает к груди, прикрывая рукой. Но Манакриза лишь протягивает ладонь – просто ладонь, небольшую, даже без когтей. Только Шаакарану почему‑то страшно её касаться.
Манакриза вздыхает:
– Ну слушай, что ты себя ведёшь хуже пугливого девственника в борделе? Не укушу я тебя, ты меня не интересуешь. Точнее, интересуешь только с одной целью.
– К‑какой? – Шаакаран готов провалиться сквозь землю: он ещё и заикается теперь?! Что она с ним делает вообще?
Он косится на накопитель магии. Индикатор немного светится, но навскидку сложно сказать, наполнился он сейчас или его запас собран за всю последнюю неделю.
– Я не верю, что Настя сбежала, не передав нам никакого послания, это просто бессмысленно. Она, конечно, немного одиночка, но безоглядный побег с возлюбленным, как мне показалось, совсем не в её духе. Мне кажется, она и Леонхашарт попали в беду и нуждаются в нашей помощи.
– С чего вдруг? – Шаакаран, сообразив, что до сих пор валяется на полу, вмиг оказывается на ногах, и во взгляде Манакризы мелькает что‑то вроде одобрения его ловкости.
– М‑м, – она оглядывается на дверь, окидывает взглядом просторную аудиторию. – Я сказать кое‑что хочу на ушко, ты только не падай в обморок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Снова к лицу Шаакарана приливает жгучая кровь, он раздувает ноздри и пытается принять грозный вид, но по её лицу понимает, что выходит не очень. Манакриза же медленно подступает. От волнения хвост Шаакарана начинает метаться из стороны в сторону, бьётся о соседние столы, наполняя аудиторию ритмичными глухими ударами. Манакриза ничего не говорит, будто не против, а даже за такое звуковое сопровождение. Остановившись возле Шаакарана, она манит его пальцем, и он с замиранием сердца наклоняется.
