Манакризе приходится встать на цыпочки. Когда её дыхание опаляет щёку, а затем и шерстинки на вытянутых ушах, по телу Шаакарана пробегает дрожь и мурашки, а сердце начинает стучать так громко, что он не слышит её шёпота: только ощущение: тепло её будто раскалённой кожи, щекотное дыхание, запах грейпфрута и острого перца.
Вновь полностью опустившись на пол, Манакриза вопросительно смотрит ему в лицо. Шаакаран ощущает себя идиотом, но он ничего не расслышал.
– Что? – шёпотом переспрашивает он.
Покачав головой, Манакриза снова приподнимается на цыпочки, и опять Шаакаран ничего не может разобрать, хотя, как внезапно осознаёт, даже глаза зажмурил, усиливая все прочие чувства.
Открыв глаза, Шаакаран встречается взглядом с Манакризой. Она понимает, что он не расслышал, снова качает головой. В следующий миг его шея оказывается в жёстком захвате её руки. Устав приподниматься на цыпочки, Манакриза просто притягивает Шаакарана ниже и шепчет прямо в нежное заострённое ухо:
– Нас прослушивают, организуй разговор так, чтобы никто не услышал. Для этого штука нужна специальная, глушилка или как‑то так. Понял?
Шаакарану не по себе, сердце у него колотится, как сумасшедшее, он боится пошевелиться, но медленно кивает. Тёплая рука соскальзывает с его шеи, возвращая свободу. Не оглядываясь, Манакриза направляется к двери, унося с собой тепло, щекотное дыхание до мурашек и дрожи, свой запах.
«Меня околдовали, – Шаакаран перехватывает продолжающий дёргаться туда‑сюда хвост и прижимает его к груди. – Меня точно околдовали!»
И словно в подтверждение его слов даже индикатор накопителя под потолком слегка помигивает, втягивая выработавшуюся от переизбытка эмоций магию.
– Я сюда больше не пойду! – с этим возгласом Шаакаран вылетает в коридор и бросается к выходу.
Но в этот раз семья образованием его озабочена всерьёз, так что исполнить последнее обещание у Шаакарана, несмотря на все усилия скрыться, не получается: на следующий день в здание благородного факультета его заносят на руках – на занятие и на неизбежную встречу с Манакризой, от которой у него мурашки, дрожь и полный сумбур в голове.
Глава 15
Утро на складе начинается с разминки застрявших тут демонов. Бег вокруг кристалла с вплавленными архисоветниками. Отжимания. Приседания. Пресс. Спарринги. И все то и дело посматривают на настенные часы. Минуты тикают, стрелки бегут к семичасовой отметке, и напряжение становится всё более ощутимым…
Маленькая стрелка минует верхний предел, все демоны дружно переводят взгляд на кристалл. Он помутнел, но Леонхашарт и Гатанас в монолите просматриваются.
Внутри у Фазариса снова что‑то немного обрывается, но он беззвучно выходит из группы. Подойдя к привешенной на стену пластиковой доске, со смачным «Чпок!» сдёргивает с маркера колпачок и добавляет в череду вертикальных линий девятую.
Девять дней прошло, а на кристалле ни трещинки, ни намёка на то, что он когда‑нибудь расколется и выпустит Леонхашарта и Гатанаса.
С появлением этой девятой линии демоны приходят в движение. Они возвращаются к своим вещмешкам, вытаскивают серебряные с золотом монеты и подходят к перевёрнутой оранжевой каске возле кристалла. Позвякивая, монеты падают на горку себе подобных.
– Такими темпами мы на знатную пирушку насобираем, – приободряет Фазарис подчинённых и тоже докидывает монету в общий котёл.
Они решили каждый день добавлять в общую копилку по монете, чтобы потом отпраздновать освобождение от дежурства возле кристалла.
На этом печальная часть дня заканчиваются, демоны возвращаются к тренировкам, а потом – к чтению, играм в карты и шахматы. В принципе, многим жизнь на складе начинает нравиться: прежде им никто не платил за безделье.
***
– Иди за мной, Настя, – шагающий впереди Леонхашарт оборачивается, но я не вижу его лицо: в длиннющем коридоре темно, а сияющий в конце свет превращает фигуру в тёмное пятно. – Настя, ты можешь, просто двигайся, просто иди вперёд…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он растворяется, исчезает. Отчаяние рвёт сердце, я бросаюсь вперёд, пытаясь ухватить горячую руку, сбежать от этой темноты, но ловлю лишь пустоту, падаю.
И с криком расстилаюсь на горячем боке Саламандры. Всхрапнув, она приоткрывает оранжевый глаз и косится на меня недовольно: мол, чего свалилась, хозяйка, дивана мало?
Перебравшись обратно на диван, смотрю в потолок.
Ненавижу этот потолок, эти стены и пол из стекла с вплавленным в него чёрным мерцающим порошком, так похожим на изображения скоплений галактик во Вселенной. Что‑то звёздное есть в этих перетёртых крупинках и даже красивое, но я их ненавижу!
Ненавижу каждый миллиметр этой комнаты, каждую вещь, всё!
И торшер, освещающий её одинаковым блеклым светом, из‑за чего кажется, что здесь хронически вечер, я ненавижу отдельно.
А уж агенту Яд с превеликим удовольствием обломала бы рога.
От ненависти трудно дышать, я ударяю спинку дивана, вытаскиваю из‑под подушки пульт и включаю новости в беззвучном режиме. Слушать их однообразные разглагольствования тоже ненавижу, но мне нужна дата и время: утро! Порадовавшись, что прошёл ещё один день, оттягиваю горячую губу Саламандры, подсовываю пульт под клык и, дёрнув, оставляю на боковине девятую засечку.
Девять дней я в плену.
Нельзя сказать, что со мной плохо обращаются (хотя за одинаковый вкус лапши быстрого приготовления хочется отдельно рога открутить), со мной в принципе не обращаются: заперли здесь и всё. Никаких требований, никаких указаний. Ничего!
В новостях тоже ничего ни обо мне, ни о Леонхашарте или Гатанасе больше не появляется. И это откровенно пугает. Куда дели их? Почему не ищут меня? Я же иномирная студентка, Найтеллит за меньший срок отсутствия записали в сбежавшие и объявили розыск, так почему мной никто не интересуется? Почему вчера в новостях прошла информация о новом этапе шоу «Найди себе пару», а обо мне или Леонхашарте – ни слова?
Я не понимаю этот мир. Не понимаю совсем.
Зачем я агенту Яд?
Зачем меня запирать сейчас?
Тысячи вопросов, сотни предположений, ни одного ответа. Мне хочется убивать. Я готова применить магию, пусть и не умею ею толком пользоваться, только дайте мне кого‑нибудь встретить, дайте с кем‑нибудь поговорить, я девять дней заперта в этой коробке с одинаковыми стенами!
Тихий храп Саламандры сбивает меня, и ненависть, клокочущая в груди, сменяется слабостью отчаяния.
Как мне отсюда выбраться? Я обшарила всё! Но тут лишь три маленькие дыры: под электрические провода и водопровод. Всё. О дверь Саламандра все когти сточила, чуть лоб не промяла, а та не шелохнулась.
– Яд, что ты от меня хочешь? – измученно спрашиваю я, но ответа, как всегда, нет.
Может, перестать есть и пить? Изобразить глубокое отчаяние, апатию, депрессию? Погрозить, что причиню себе вред?
Я пробовала изображать обморок, но после трёх часов моего лежания на полу никто так и не заглянул. Я бы даже решила, что тут нет камер, если бы не то единственное обращение агента Яд через телевизор, когда она вроде бы отреагировала на мою панику. Теперь не было и этого. Но почему?
Может, их всех убили, и о том, где я нахожусь, просто некому рассказать?
Стараясь не думать об этом, я поднимаюсь и начинаю зарядку. А ещё я начала тренировать на стопке из коробок с быстрым питанием двоечку. И пусть мои пленители могут эти тренировки видеть, я всё равно надеюсь, что мне удастся поквитаться за это мерзкое заточение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
«Я выберусь, – повторяю, чтобы не поддаться отчаянию. – И с Леонхашартом тоже всё замечательно».
Так начинается очередной мой однообразный день в плену.
