Снова ожили пулеметы — бронепоезд лупил по непонятной цели всем бортом. Так же внезапно пулеметы начали умолкать.
«Танка, чтоб ей…» — расслышал Пашка в паузе. Пулеметчики бронеплощадки злобно матерились.
— Танк? — Катерина криво ухмыльнулась. — Экая экзотика, повезло нам. И что, его троцкины трехдюймовки не берут?
Пашка про танки слыхал много, но самому видеть не приходилось. Страшно, конечно, но «Товарищ Троцкий» тоже не тачанка какая-нибудь — отобьется.
Ожили суетливые пулеметы, одновременно бронеплощадку встряхнуло со страшным грохотом. Катерина, не удержавшись на ногах, села на голову прапорщику. Взвыл Прот, которому наступили на руку.
— Хорош отдыхать. Выбираемся, — зарычала Катя, кашляя от дыма, забившего металлическую конуру.
За дверью кричали — кто-то был ранен.
— Не выпустят нас, — пробормотал Пашка, закрывая нос и рот от пахнущего раскаленным металлом дыма.
— Ясное дело. Просто так не выпустят, — Катерина выпрямилась. — Только задыхаться я здесь тоже не собираюсь.
Удушение, собственно, пока не угрожало — дым медленно уходил в вентиляционное отверстие. По-прежнему доносилось рыканье переговорной трубы, команды командира бронеплощадки, поспешно грохотало носовое орудие. И снова засвистели, приближаясь, гаубичные бомбы.
На этот раз всю бронеплощадку тряхнуло, как фанерную коробку с мышатами. Катя, матерясь, выпуталась из рук и ног друзей:
— Все, как говорил Ильич: вчера было рано, завтра будет поздно. Угробят они нас в этой крысоловке.
Шпионско-разведывательная команда повиновалась беспрекословно — смочили клочки ткани остатками воды из чайника, закрыли рты и носы. Катя подожгла носовой платок, энергично помахала. Под вновь начавшийся истеричный захлеб пулеметов карцер наполнился клубами едкого дыма. Катерина дала сгуститься сизой мгле и, кашляя, задолбила каблуком в дверь.
— Борисыч, чтоб ты сдох, горим же! Тушить нужно!
Чекист не отвечал. Пашка уже было подумал, что друзья рискуют действительно задохнуться — дым от проклятого клочка ткани так и драл легкие, но тут скрежетнул ключ, дверь распахнулась.
— Вашу мать! — чекист, державший «наган» на изготовку, невольно отшатнулся от ударивших в лицо клубов сизого дыма. Окруженная густой пеленой Катерина мягко шагнула вперед, послышался короткий удар. Пашка разглядел, как подгибаются ноги чекиста, — с опозданием догадался — командирша его лбом в лицо приложила. В следующую секунду Катя уже втаскивала тяжелое тело в дым.
— Что тут у вас? — у распахнутой двери возник командир бронеплощадки. В колени ему ткнулись кашляющие, выбравшиеся на четвереньках из сизых клубов Прот и Витка.
— Херня, — захрипела из дыма Катя, — сейчас затушим.
Командир в замешательстве вглядывался в дым, но тут двое пулеметчиков одновременно заорали «Прет!», оглушительно заработали пулеметы, и командир бросился к смотровой щели.
«Товарищ Троцкий» вздрогнул от нового попадания.
— По головному бьет, сука! — заорал кто-то из пулеметчиков.
За спиной Пашка услышал, как командирша зашипела:
— «Наган» не трожь!
— Он нас в спину шлепнет, — злобно ответил прапорщик.
— А ты шевелись быстрее, тогда не шлепнет.
Дверь оружейки была распахнута, каптенармус поспешно вскрывал ящик с патронами.
— Выпустили?
— Да щас не до взысканий. Потом досидим. Диски нам припас?
— Да берите. Один хрен, зажали нас…
Пашка в некотором остолбенении смотрел, как командирша, бурча насчет отсутствия какой-то «разгрузки», торопливо разбирает свое оружие и рассовывает по карманам обоймы. Права Катерина: наглость — второе счастье. Зазевавшись, Пашка чуть не получил в морду прикладом собственного карабина — командирша к снисхождению ныне расположена не была.
— Что остолбенели, маму вашу?!
Пашка, придерживая между колен тяжесть «льюиса», поспешно застегнул пояс с подсумками. Рядом Герман пытался поудобнее ухватить пару дисков. Командирши уже рядом не было — метнулась по задымленному проходу:
— Степан!
Голоса заглушил треск пулеметов. Борт бронеплощадки исходил пулеметным огнем, звенели гильзы, пулеметчики слились воедино с сотрясающимися смертоносными механизмами. В дыму Пашка разглядел пробоину от тяжелого осколка, лежащие тела, темные потеки, сквозь пороховой дым уже чудился знакомый запах крови. Прот и Витка скорчились на корточках, изо всех сил зажимая уши, — многоствольная дробь разрывала голову.
Как черт из преисподней вынырнула Катя — волосы растрепаны, белозубый оскал.
— К нижнему люку, живо! — орала в голос, но понятны были только знаки.
Пулеметы умолкали один за другим, Катерина дернула за плечо оглохшую Витку:
— Не уши береги — башку. Пошли на выход.
Пашка протиснулся в люк вслед за командиршей, крепко получил по плечу прикладом спущенного прапорщиком «льюиса». Переползли через рельсы. Недалеко залегли с винтовками несколько бойцов из десантного взвода.
— Комиссар где? — заорала Катя.
Один из красноармейцев махнул в голову бронепоезда. Сверху снова стукнула башенная трехдюймовка. Пашка, мучительно ничего не понимая, вертел головой. За спиной вздымался широкий склон холма. Где-то на вершине постукивали винтовочные выстрелы, но снизу, кроме рыжей травы, ничего видно не было. Судя по всему, бронепоезд обстреливал из пулеметов противника, находящегося в противоположной от холма стороне. Снова ужасно засвистело — Пашка уткнулся носом в насыпь, стараясь скорчиться как можно плотнее, спрятаться от несущейся с солнечного неба смерти. Земля содрогнулась — гаубичные снаряды разорвались где-то за хвостом бронепоезда.
— Так, слушайте сюда, — Катя стряхнула со светлых прядей комки сухой земли. — «Троцкий» крепко встал. Пути подорвали, ремонтников не подпускают. На холме «не наши», по правому борту из балки какая-то бронированная херня лезет, лупит по поезду. Круто обложили. Так что будьте готовы прорываться собственными силами. Мы с Пашкой — к комиссару.
— Зачем? — заорал Герман, пытаясь перекрыть снова начавшийся пулеметный треск. — Уходим так уходим. Вам санкция товарища Хвана нужна?
— Не глупите, Герман Олегович. У нас проскочить самостоятельно шансы мизерные. Все высоты заняты. Мы как на ладони. Может, ночью. Только до нее еще дотянуть нужно. Так что служим «Товарищу Троцкому» верою и правдою. Вита, — командирша сунула девушке один из «маузеров», — окапывайтесь под руководством господина прапорщика. «Пушку» береги, — та самая, памятная. Мы с Павлом — у него физиономия самая правоверная, товарищ комиссар сразу своего брата-пролетария с ходу не стрельнет — обстановку разведаем.
Пашка, пригибаясь, побежал следом за командиршей. Сапоги запинались о гравий. Пробежали мимо лежащего у паровоза убитого. Броневое сердце «Товарища Троцкого» еще оставалось невредимо — внутри бронепаровоза раздавались команды, но вагоны в хвосте были почти все разбиты — там что-то чадило, пускало блеклые языки пламени. Пашка с тоской подумал о «своих» лошадках.
— Ложись! — Катерина упала у колеса головной бронеплощадки. Пашка плюхнулся рядом. От рельс знакомо и успокаивающе пахло горячим солнцем, смазкой и паровозным дымом.
— Вон он, комиссар, — Катя махнула «маузером» вперед, указывая за развернувшуюся поперек рельсов контрольную платформу. Там в воронках и в наскоро выкопанных окопчиках лежали бойцы десантного взвода и ремонтники. Ручной пулемет, развернутый в направлении вершины холма, выпустил короткую очередь по невидимому противнику.
Комиссара Пашка не разглядел. Понятно, он был где-то там, раз Катерина говорила.
— Значит, так…
Катя прервалась. Переждали очередные разрывы тяжелых снарядов. Катерина злобно помотала головой и, вытащив темную косынку, повязала волосы:
— Я эту батарею, мать ее за ногу… Значит, так, — с комиссаром я поговорю. Хрен бы с ним, с товарищем Хваном, да ведь в спину могут расстрелять. Ты помалкивай и делай правильное революционное лицо. Ты умеешь, я знаю.
Катя было приподнялась, но тут впереди, у сошедшей с рельсов платформы разорвался снаряд. Вскинулся и обмяк иссеченный осколками боец, облако разрыва медленно отнесло на склон холма.
— Откуда же они, суки, лупят? — озабоченно пробормотала Катя. — Ну, пошли.
Навстречу, под защиту бронированного борта «Троцкого», пригибаясь, побежали бойцы.
— Куда пятитесь? — рявкнула Катя. — Приказ был?
— Так танка с фланга, — прохрипел рябой боец из ремонтников.
— Так она ж наугад лупит, — Катерина цепко ухватила за плечо второго бойца. — Куда пятитесь?
— Ага, наугад, вон как разметало, мать его пополам, — красноармеец попытался стряхнуть пальцы девушки. — Пусти, стервоза.
