суд. Скеркум все ему объяснил. Но Мельмотт – величайший негодяй от начала времен.
– Клянусь Богом! Должно быть, скоро конец света, – сказал он. – Треклятый мерзавец заседает в парламенте, будто не ограбил меня, и не подделал мою подпись, и… и, клянусь Богом, его надо повесить! Уж если кто заслужил виселицу, так это он.
Все это он говорил в кофейне клуба, когда Ниддердейл садился за стол. Долли даже повернулся на стуле, чтобы обращаться к полудюжине собравшихся.
Ниддердейл встал и очень мягко к нему приблизился.
– Долли, – сказал он, – не говорите так о Мельмотте, когда я в комнате. Я уверен, вы заблуждаетесь и через день-два в этом убедитесь. Вы не знаете Мельмотта.
– Заблуждаюсь! – Долли по-прежнему восклицал во весь голос. – Заблуждаюсь, думая, что мне не заплатили?
– Полагаю, не так уж много времени прошло.
– Заблуждаюсь, считая, что мою подпись подделали?
– Я уверен, вы заблуждаетесь, думая, что Мельмотт как-то к этому причастен.
– Скеркум говорит…
– Мало ли что говорит Скеркум. Мы все знаем, чего стоят подозрения таких субъектов.
– Я верю Скеркуму в сто раз больше, чем Мельмотту.
– Послушайте, Долли. Я знаю о Мельмоттовых делах больше вас или кого бы то ни было. Если это убедит вас помолчать несколько дней, я сам готов поручиться за всю сумму, которую он вам должен.
– Скажете тоже!
– Я вполне серьезен.
Ниддердейл старался говорить так, чтобы слышал его только Долли, и, возможно, никто другой его и не слышал, но Долли даже не понизил голос.
– Это исключено, – сказал он. – Разве я могу отобрать у вас деньги? Дело в том, Ниддердейл, что он вор, и вы в этом рано или поздно убедитесь. Он взломал ящик в кабинете моего отца и подделал мою подпись. Все знают, что он вор. Даже мой отец уже понял – и Байдевайл. Не успеете оглянуться, он будет в тюрьме за подлог.
Все это было очень неприятно, поскольку присутствующие знали, что Ниддердейл помолвлен – или скоро будет помолвлен – с дочерью Мельмотта.
– Раз вы говорите такое публично… – начал Ниддердейл.
– Я считаю, это надо говорить публично, – ответил Долли.
– Я отрицаю это так же публично. Ничего не могу сказать о письме, кроме того, что уверен – Мельмотт не писал под ним ваше имя. Насколько я понимаю, там произошла какая-то оплошность между вашим отцом и его поверенным.
– Само собой, но Мельмотта это не извиняет, – сказал Долли.
– Что до денег, их заплатят так же верно, как то, что я стою перед вами. Сколько там? Двадцать пять тысяч?
– В целом восемьдесят.
– Ладно, восемьдесят. Невозможно вообразить, чтобы такой человек, как Мельмотт, не нашел восьмидесяти тысяч.
– Тогда почему он не платит? – спросил Долли.
Все это было чрезвычайно неприятно, и в клубе не ощущалось прежней дружеской атмосферы. Предложили было сыграть в карты, но Ниддердейл отказался садиться с Долли Лонгстаффом из-за его недавних слов, Майлз Грендолл сбежал от Мельмотта в деревню, Карбери прятал дома сплошь залепленную пластырем физиономию, а Монтегю бросил ходить в клуб. Сейчас он вновь уехал в Ливерпуль, куда его вызвал мистер Рамсботтом.
– Клянусь Богом, – сказал Долли, набивая следующую трубку и требуя еще разбавленного бренди, – мир катится в тартарары. Я никогда не слышал о таком, что творит сейчас этот человек. Теперь еще Фосснер сбежал, и каждый должен заплатить все, что якобы ему должен. А тут еще и в карты не сыграть. Такое чувство, что и надеяться больше не на что.
По спору между лордом Ниддердейлом и Долли Лонгстаффом мнение клуба разделилось. Некоторые признавали, что дело «дурно попахивает». Если Мельмотт такой богач, почему он не платит и для чего заложил имение, будто свое собственное? Однако большинство считало, что Долли не прав. Что до подписи, Долли точно не помнит, когда и под чем ставил свое имя. И потом, даже в «Медвежий садок» просочилось из внешнего мира чувство, что нынче не обязательно быть таким пунктуальным в оплате, как несколько лет назад. Без сомнения, Мельмотту нужны были деньги, и он, получив имение, этим воспользовался. Но рано или поздно он заплатит. В таком ответе на вопрос «Медвежий садок» следовал свету в целом. Несмотря на то что столькие отказались посетить обед в честь китайского императора, несмотря на слухи, на обвалившиеся акции мексиканской железной дороги и непреложный факт, что Долли Лонгстафф не получил денег, все в целом считали, что Мельмотт «выкарабкается».
Глава LXXV. На Брутон-стрит
Мистер Скеркум все это время, как говорится, рыл носом землю. Ему хватило ума разгадать, что на самом деле произошло. Он действительно знал все – но доказать не мог. Скеркум продолжил изыскания в Сити, пока не убедился, что богатство Мельмотта, каким бы оно ни было год назад, не покрывает его нынешних обязательств. Он считал, что Мельмотт – не гаснущая, а угасшая звезда, недооценивая, возможно, живительную силу современной коммерции. Одному биржевому брокеру в Сити, своему особенно доверенному другу, Скеркум сказал, что Мельмотт «дохлая лошадь». Брокер тоже навел справки и согласился, что Мельмотт «дохлая лошадь». Коли так, Скеркум мог по-настоящему сделать себе имя, став тем карающим ангелом, что повергнет гнусного дракона. Так что он одолевал Байдевайлов, которые не могли вполне захлопнуть перед ним двери. Они знали, что допустили оплошность, и не хотели навлечь на себя обвинение, будто покрывают подлог.
– Полагаю, вы больше не утверждаете, что письмо подписано моим клиентом, – сказал Скеркум старшему из двух младших Байдевайлов.
– Я ни от чего не отказываюсь и ничего не утверждаю, – ответил поверенный. – Вне зависимости от подлинности письма у нас не было оснований думать иначе. Подпись у молодого джентльмена довольно нечеткая, и эта так же похожа на любую другую, как любые две другие между собой.
– Вы позволите мне снова на нее взглянуть, мистер Байдевайл?
Мистеру Скеркуму показали письмо, которое он за последние десять дней смотрел уже неоднократно.
– Очень похоже – настолько, что он сам бы так не сумел, как бы ни старался.
– Возможно, мистер Скеркум. Мы обычно не выискиваем подделки в подписях наших клиентов или их сыновей.
– Точно так, мистер Байдевайл. Однако мистер Лонгстафф уже сказал вам, что его сын отказывается подписывать письмо.
– Кто может знать, как и почему молодой человек меняет свои намерения?
– Точно так, мистер Байдевайл. Однако после таких слов отца моего клиента вы видите письмо – само по себе довольно необычное…
– Я не вижу в нем ничего необычного.
– Хорошо. Оно попадает к вам не самым убедительным способом. Скажем так. Чего ради мистер
