не ведала, с чего же Варя не нарадуется.
– От бы девочка, – мечтательно вздохнула Светлана, прикрывая глаза да откидывая голову вверх. – Не дал Господь мне дочери, пущай же внучку пошлёт мне.
– Неужто внуку не будете рады, матушка? – спросила Варвара.
– Буду, – кивнула женщина. – Но всяко же роди мне внучку. А то какой толк от них, от мальчишек, сорванцов этих? Едва в седле сядут ровно, так всё – иди, ищи-свищи его! Всё уж одно на уме – резня да пьянки! И токмо что и дело твоё, как сидеть во терему, и хоть на стену лезь. А вот дочка отрадою будет.
Варвара молча внимала свекрови, коротко кивая её речи. Светлана приоткрыла глаза, поглядывая на сноху. Видя, как исполнилась та тревог, боярыня тотчас же смягчилась, и из груди её вырвался глубокий вздох.
– Да, право, и сынок тоже. Что ж я, в самом деле? – развела руками Светлана. – Точно, старуха полоумная, и позабыла, сколь радости я с Феденькой сыскала. Уж и впрямь позабыла радость…
Варвара мягко улыбнулась, отведя взор прочь.
– Нет, в самом деле, сижу тут, девку молодую кошмарю! – молвила Светлана, всплеснув руками. – Не бойся, Варюш, право, бояться нечего.
* * *
Под каменными сводами Кремля жизнь шла своим чередом. Трапезная уж полнилась опричниками, которые явились в назначенный час. Тихое их бормотание меж собою стояло в воздухе однородным ровным шумом. Царское место во главе стола пустовало. Владыка к трапезе не явился, послав передать его благословение, чтобы опричники приступили к молитве и кушанию без своего игумена.
Не было за столом и молодого Фёдора. Об обоих Басмановых до сих пор ходили толки – слишком видны были что сын, что отец, чтобы братия не задалась ни единым вопросом об их отсутствии. Большею частью опричники благоразумно помалкивали. Лишь те, кто держал ухо востро, приметили пропажу и холопского конюха, и нелюдимость горемычной Глаши.
Ничто не предвещало, что сия мирная утренняя трапеза будет чем-либо прервана, да как бы не так. Покуда опричники трапезничали, в коридоре заслышался спешный шаг. В дверях явился гонец, судорожно и хрипло глотая воздух. Мужик, видать, совсем не знал продыху да наглотался зимнего воздуха. Запыхавшийся малый мял в покрасневших руках шапку. Снег не оттаял с ворота и ниспал мокрыми комьями, когда пришлый отдал низкий поклон. В глазах стояли слёзы от зимнего мороза, покуда гонец искал взором знакомое лицо.
– Боярину Басманову, – произнёс гонец, отчаявшись искать.
Опричники принялись переглядываться меж собою. Невольно взоры устремились ко Скуратову с Вяземским – ежели не Басмановы, так уж боле и некому кроме их главенствовать в братии.
– Дело срочное, – сглотнув, добавил гонец, и голос его звучал ещё боле сорвано, сипло, нежели в начале речи.
По беспокойному взгляду да запыхавшемуся облику его легко было разуметь – мужик не лукавит. Скуратов махнул рукой, подзывая гонца к себе, да, прожевав и сглотнув, молвил:
– Передадим Басманову. Токмо скажи – Феде аль Алексею?
– Фёдору, – молвил гонец и уж было направился ко Скуратову, как из-за стола резко вышел немец.
Генрих буквально заслонил собою путь, не давая посланнику приблизиться к Малюте. Красноречивым и коротким жестом Штаден протянул руку. Гонец опешил пред могучей высокой фигурой да под лютым взглядом. Ничего не оставалось, как безропотно отдать послание в руки Генриха. Наёмник мимолётно оглядел конверт, убирая себе за пазуху. Короткий взгляд немца на пару мгновений пересёкся с грузным угрюмым взором Малюты, но тотчас же Скуратов пожал плечами, будто бы во мгновение растерял всякий интерес к посланию. Немец попросту не придал тому никакого значения, а ежели и придал, так виду не показывал. Так же молча, не изменяя своему обыкновению, Штаден воротился на своё место да продолжил трапезу.
– Садись, чего как неродной? – молвил Васька Грязной, подзывая гонца к себе.
Посланник от устали рухнул подле опричников – нынче он сел бы за один стол с самим чёртом.
* * *
Резкий щелчок заставил юношу вздрогнуть. Его пустой взгляд мгновенно оживился. Часто заморгав, Фёдор пришёл в себя и поднял взгляд на владыку. Высокая фигура стояла подле него, опёршись одной рукой о стол. С уст Басманова сошёл тяжёлый вздох, и он провёл рукой по лицу. Фёдор судорожно пытался припомнить, что же поручил ему владыка писать, но не мог найти в памяти ни слова. Мысли его были далеко. Как будто мертвенный воздух проклятого подвала заполонил опочивальню. Басманов нервно покручивал перо в своей руке да взглядом испрашивал, чтобы государь повторил речь свою.
– Оставь-ка до поры, – молвил Иоанн, указывая на письмо.
Фёдор повиновался с тяжёлым вздохом, кладя перо пред собой. Владыка меж тем приблизился к окну. Занимался безмятежный день.
– Кому ты служишь? – вопрошал владыка, не оборачиваясь к Басманову.
Молодой опричник сглотнул да провёл по затылку.
– Тебе, царе, – ответил Фёдор.
– Отчего же безо всякой веры величаешь меня царём? – продолжал государь, обернувшись на слугу.
Басманов молча склонил голову. Далеки были его мысли, далеки.
– Волею Господа, – молвил владыка, – я царь всея Руси. И вверены мне слуги мои, и за мною право карать за прегрешения, и за мною же право отпускать их. Нету греха на руках твоих.
– Откуда тебе ведомо, государь? – вопрошал Басманов, положа руку на сердце. – Молю, владыка! Нету мне никакого упования, кроме как на тебя да на Господа нашего. Из милосердия ко мне отпустил ты грех мой, так отчего так горестно мне? Чёрт бы побрал их всех! Скольких умертвил я на службе твоей – едва ли рука дрогнула! Отчего же нынче нету мне спасения?
Иоанн глубоко вздохнул. Тяжёлый взгляд его опустился.
– Есть спасение, – ответил Иоанн, – всякий грех братии на мне, на руках моих. Всё, что чинится, с моего дозволения али недосмотру, то воля моя. Всякое прегрешение, ведением или неведением, вся та кровь на мне. Оставь то.
Фёдор поднял голову понурую да тяжело вздохнул. Видать, что-то и хотел молвить, как вдруг раздался стук в дверь. Царь и опричник разом обернулись на дверь.
– К чёрту! – резко крикнул владыка.
– Просит Андрей Штаден, с посланием, кое никак не ждёт, – раздался громкий бас рынды из-за двери.
– Генрих?.. – пробормотал Фёдор.
Тотчас же молодой опричник оживился. Подскочив со своего места, тот взглядом испросил дозволения у владыки открыть двери. Едва Иоанн коротко кивнул, так Басманов пошёл отворять. Генрих стоял на пороге в радостном восхищении. То никак не вязалось с настроем Фёдора.
– Что стряслось? – спросил Басманов.
Немец заглянул за плечо Фёдора и, едва встретившись с государем взором, отдал поклон. Лишь опосля Генрих вновь обратился к своему другу.
– Пришло письмо тебе, Тео, – молвил Штаден, протягивая послание,
