Было еще темно, когда Элия аккуратно высвободилась из крепкого кольца обнимающих ее рук Нрэна и, навеяв на дремлющего кузена заклинание крепкого сна, встала с софы, где они предавались любви. Немного постояла рядом, с задумчивой нежностью скользя взглядом по худощавому, но сильному телу с тугими жгутами мускулов под золотистой кожей без шрамов и ран, ибо уже очень, очень давно не встречал воитель равного себе или превосходящего по мастерству и уровню силы противника, который смог бы пометить его. Повелитель Межуровнья не в счет. Женщина всмотрелась в суровое лицо бога, еще хранящее отсвет страсти и чуть разгладившееся в спокойном сне, и подавила желание поправить мягкие пряди светлых волос, разметавшиеся по лицу Нрэна, вновь провести пальцами по изгибу губ, упрямому подбородку.
"Что ж, мой суровый старший кузен, все-таки тебе пришлось обратить внимание на маленькую кузину!" — лукаво подумала богиня.
Потом Элия подобрала с пола безнадежно испорченную темпераментным любовником одежду и туфельки, ликвидируя самые заметные следы своего пребывания в беседке, и телепортировалась в замок.
Принцесса не без оснований полагала, что пятый день второй семидневки Праздников Новогодья прошел не зря. Ведь Суд Сил категории Абсолюта, наконец, разобрался с проблемой Ордена Плутующих, как как-то метко назвал его Злат, и, самое главное, снова удалось соблазнить кузена, несмотря на всю дурь, которой он, конечно же, основательно успел забить себе голову за время своих скитаний на границе. Расчет прелестной богини оказался верен: после первого "грехопадения" все сомнения Нрэна и терзания совести отступили перед зовом любви. И пусть кузен будет периодически опять впадать в целомудренный маразм, удержаться в этом состоянии он больше не сможет!
На память спящему, для поддержания его активности, богиня оставила маленькие кружевные трусики на журнальном столике, прямо поверх толстого тома "Критического анализа лирики менестрелей и трубадуров западных земель" профессора Креимпла. Теперь, пробудившись, великий воитель имел полное право подумать: "Ну вот, я, подлец, опять изнасиловал сестру!"
А вновь "изнасилованная" и очень довольная этим принцесса отправилась в ванную. Основательно понежившись в любимой персиковой пене, Элия накинула пушистый халат, позволила звездочкам расчесать волосы и собралась отправиться спать. Но, выйдя из ванной, остановилась, привлеченная нарушающим тишину полутемных покоев громким шепотом, доносящимся из гостиной. О чем-то ожесточенно спорили два мальчишеских голоса.
— Нет, не стоит говорить госпоже о таких пустяках, — возмущенно настаивал один паж ломким тенорком.
— Почем ты знаешь, что это пустяк? Вдруг важно? — сердито шипел второй. — Мы должны доложить, а она уже пусть решает сама.
— В чем дело? — властно осведомилась богиня, прекращая своим появлением напряженный спор.
Оба пажа, склонившихся друг к другу, сжавши кулаки, как два маленьких сердитых петушка, в мгновение ока выпрямились. Сверкнули глазами на прекрасную принцессу, и тут же в смущении потупились.
— У ваших дверей, госпожа, сидит какой-то мужчина с гитарой, по виду типичный менестрель, кажется, он уже спит у порога, — поведал один из мальчиков, тот самый, что отстаивал необходимость доклада.
— Вы спрашивали, что ему нужно? — поинтересовалась Элия.
— Он сказал, что ему необходимо "преклонить перед вами колени", — фыркнув, процитировал второй мальчик-скептик. — Но мы не пустили его в ваши покои, поскольку вы не назначали ему встречи. Мало ли тут их таких коленопреклонителей ходит, если всех пускать ногу поставить негде будет!…
Элия слегка улыбнулась, забавляясь настроением своих маленьких слуг, до невозможности ответственно относившихся к работе и оставшихся на своем посту сверх положенного времени, чтобы не допустить проникновения какого-то подозрительного менестреля в покои великой богини.
— Что ж, пока я не легла, разбудите этого парня, прикорнувшего у моих дверей, и пригласите в гостиную, выясним, зачем ему так приспичило "преклонить тут колени", — милостиво разрешила Элия, настраиваясь немного поразвлечься перед сном.
Прыснув, пажи понеслись выполнять распоряжение хозяйки. И через минуту перед Элией, восседающей в кресле, несмотря на халат, заменяющий парадное платье, с величием истинной королевы, предстал немного заспанный и растрепанный ночной посетитель с гитарой наперевес и отчаянным румянцем смущения на щеках.
— Прекрасный вечер, Ликиан, — припомнила принцесса мелодичное имя гостя, бывшее, скорее всего, лишь псевдонимом. Это был тот самый менестрель, который пел на Празднике Лозы старинную балладу лирико-ботанического характера о происхождении винограда и получил за это в награду высочайшее дозволение богини принять участие в сегодняшнем Малом турнире.
— Прекрасный вечер, о дивная принцесса, самая прекрасная из роз Лоуленда, — в глубоком поклоне склонился перед Элией восхищенный мужчина, глаза которого против воли устремились к месту на груди, где распахивался халат. — Безмерно мое счастье оттого, что я имею честь лицезреть Ваш дивный лик. Простите, что осмелился потревожить Ваш покой.
— Удачным ли было твое выступление на турнире? — вежливо поинтересовалась богиня, подозревая, что именно из-за этого Ликиан и нес вахту у дверей, ожидая ее явления почти до рассвета.
— Я получил в награду Серебряную Лиру — высший знак, — вспыхнув от удовольствия, гордо ответил менестрель, а пальцы его в невольной ласке прошлись по струнам любимого инструмента. — Ваше благословение, великая богиня, принесло мне удачу!
— Никакая удача и благословение не помогут тому, у кого нет таланта, — возразила Элия, гадая про себя, куда же ее визитер приколол брошь победителя. Редко, когда среди менестрелей находился скромник, не выставляющий своих успехов на показ.
— Я пел сегодня для Вас, несравненная принцесса, и пусть вас не было в королевской ложе, но в сердце моем ярче живительного солнца сиял ваш дивный лик, даря вдохновение душе, силу голосу и искусность пальцам, — возвышенно сказал Ликиан и перенес свое пристальное внимание на нижние границы ткани халатика Элии. — Образ этот принес мне победу. Великая богиня, молю, прости дерзость недостойного даже целовать пыль у твоих ног, окажи великую милость страннику, прими это в знак моего поклонения! Никто иной не станет госпожой моих струн!
Менестрель опустился на колени и дрожащей рукой вытащил из-за пазухи небольшую серебряную розу, выкованную из металла с таким совершенством, что она казалась настоящей. Мельком увидела Элия и брошь победителя, лиру, приколотую к изнанке поношенной куртки. Ликиан с робкой надеждой в бархатных глазах протянул розу богине.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
