Сантилли смотрел, как она кусает дрожащие губы, чтобы не расплакаться. Боги, совсем еще ребенок. Непослушный, непоседливый, стремящийся доказать всем, что вырос и имеет право на собственные решения. Не понимающий, что, как и все, имеет право на ошибки.
— Не могу без тебя, — прошептала Ласайента, не поднимая глаз. — Не получается. Ничего не получается. Сначала было интересно. Вроде. А потом — пусто. Словно меня не стало.
Сантилли покачал головой:
— Я не могу пойти с тобой. Мое место здесь. Ты же знаешь. Прости.
— Нет, — она отвернулась, чтобы не показывать увлажнившиеся глаза, — ты правильно говорил. Прости, я ошибалась, — девушка вытерла сорвавшуюся с ресниц слезу. — Я во всем ошибалась.
— Иди сюда, — ашурт укрыл ее крыльями и зарылся лицом в густые золотистые волосы. — Я ждал тебя, малыш.
И Ласайента не выдержала. Сбивчиво, сквозь слезы, рассказывала, как первое время это было захватывающе и радостно: без помех перелетать от звезды к звезде, узнавая новое, играть с ветрами иных планет, следить за зарождением новой жизни, прислушиваясь к частому биению маленького сердца. Она не замечала ничего, кроме стремительного превращения яйцеклетки в смешного неуклюжего детеныша. Уже тогда можно было догадаться, что прошел не один день, и не два, но время перестало существовать для нее. В какой-то момент ей захотелось поделиться своей радостью новых открытий, но рядом никого не было. Чужие звезды, чужие миры, чужие жизни, которые в один миг стали ей не нужны. Пустота. Одиночество. И она испугалась и бросилась туда, где оставила и своих друзей, и свой дом, и свою любовь, и себя саму.
Сантилли слушал ее и горячо благодарил весь божественный пантеон за то, что Ласти была у богини жизни, а не у ее противоположности. Куда бы потянуло Непоседу после кладбища миров Сарнайт и сколько веков ему пришлось бы ждать свою беспокойную любовь? Сначала она исчезала на несколько дней, потом недель и возвращалась радостно возбужденная, с ворохом впечатлений, а муж понимал, что это лишь разминка перед решающим стартом. Пройдет совсем немного времени, и они никогда ее не увидят.
Казалось, почти забытый запах летнего ветра. Ашурт крепче прижал ее к себе, осторожно прикоснулся губами к прохладной коже и не смог остановиться.
— Ну и где? — Глеб мельком глянул на часы и взбежал по ступеням в дом, но быстро вернулся, радостно потирая руки. — Некоторым пора школу любви открывать. Записаться что ли?
— Боги, вы нас услышали! — Сах щелкнул Судью по тыльной стороне ладони и потребовал. — Давай сюда, потискал и хватит. Своих пора заводить.
— Жду, когда твоя подрастет, — Оилертис передал ему годовалую темноволосую девочку.
— Я не поняла про школу любви, — нахмурилась Риалисса. — Он с кем? С мамой? Он с мамой?! И ты молчал?
Маг быстро притянул к себе бросившуюся в сторону моря жену, и поцеловал дочь в щечку:
— Маленькая моя, сейчас будем знакомиться с твоей блудной бабкой.
Когда на ступенях появился Сантилли, обнимающий за талию заплаканную Ласайенту, гости синхронно выдали радостно-удивленное «у-у-у», переходящее в предложение оторвать кое-кому уши и посадить под замок. Ашурт еще успел найти глазами Глеба и показать ему от бедра крепкий кулак, прежде чем их стиснул в медвежьих объятиях Найири.
— Ну, вот, — удовлетворенно произнес Судья, — теперь у нас почти полный набор.
— Чего полный набор? — удивился Хаарланд. — Новых пакостей?
— Будущих богов, мой друг, — Судья, не дождавшись никакой реакции, пояснил. — Ашурт — верховный, это абсолютно точно.
— А нашего куда денешь? — хмыкнул Хаарланд. — Он дела сдавать не намерен.
— А Радужная? — в тон ему ответил Клер. — Бесхозная планета. Добавь сюда еще и то, что они намерены создать. И возрождение Земли. Большое хозяйство получается.
Хаарланд покачал головой:
— Забудь про Землю. Люди сами прекрасно справляются. И кем будет наша ветреная девочка? Богиней хулиганов?
— Если мыслить логически, то девочка объединяет в себе два начала: мужское и женское. И что у нас получается? — вопросительно приподнял брови Судья.
— Богиня любви у нас получается, — Хаарланд задумчиво смотрел, как юная Ласайента неподдельно радуется внучке. — Или жизни. Нового начала. Скорее всего второе. Девочка любит создавать. Или смесь и того и другого? Интересная богиня из нее получится. Ты прав.
— Элерин — верность и созидание, Глеб — розыгрыши, Марк — наука, — принялся перечислять Клер. — Бог смерти у них уже есть. Мишель — путешествия, Элизабет — природа, нет, больше к детям тяготеет. Арвин — Хранитель. А вот Сах и братья еще не определились.
— Да, родители их талантами не обделили, — согласился Судья, — но по моему разумению у нас новое поколение без четкого деления. И все создатели. Будет необычно.
— А как же равновесие? Они — творцы, а где разрушитель?
— Нормально все с равновесием, — Хаарланд нашел глазами старшую дочь Шона и начал терять к разговору интерес. — Этот их изгнанный ангел справляется превосходно. Можешь выпустить Розианну, они составят прекрасную парочку. А я пошел танцевать, — он хлопнул бога смерти по спине и направился к девушке.
На банду малолетних хулиганов, прошмыгнувших в сторону моря, обратил внимание только большой кот. Он мягко спрыгнул со стола в гостиной, где дремал, и, задрав серый пушистый хвост, важно направился следом. Ребятишки вытащили из-под стола на террасе заранее припасенный большой фейерверк, не обнаруженный взрослыми из-за скатерти, свисающей до пола, и потащили его к воде. Крадущегося за ними зверя никто из них не заметил.
На берегу возникла заминка: белокурая хорошенькая девочка в розовом бальном платье требовала «шикалный взлыв с исклами», черноволосый светлокожий мальчик хотел все сделать по правилам, ашурту было интересно сработает ли механизм в воде. Отсутствие дистанционки их не смущало, как и в прошлый раз. Как-то подрывники умудрились сговориться на промежуточном варианте между морем и берегом, и на мокрый песок полетели надоевшее таки и серебристый камзол.
Кот, распластавшись за выброшенными морем водорослями и млея от удовольствия, несколько минут наблюдал, как увлеченные дети устанавливают на берегу темно-синий цилиндр. Командирша, увязая каблучками в песке, заставляла несколько раз передвигать снаряд, подчиненные спорили и делали по-своему.
Пока они возились, волны успели попробовать на вкус брошенную нарядную одежду и расшитый розовыми кружевами подол. Про туфельки, сапоги и коленки, на которых мальчишки ползали, можно не упоминать. Когда все было установлено, дети отряхнули штаны, вытерли когда-то белыми рукавами пот со лбов и догадались оглянуться на дом.
