И никто, разумеется, не говорил о том, что между самолюбием, случаем и свойствами материи может однажды возникнуть жесткая, неразрывная связь. Всем было понятно, что такой связи нет и быть не может. Ну, а уж если она возникнет, то ее не следует учитывать, как практически невероятную. И думавшие так были правы, потому что никто до сих пор не доказал вредность Валькиного эксперимента. Ведь яйцо, как утверждают математики, и само способно ожить с вероятностью 1:1022.
И все же на многочисленные запросы о том, можно ли помочь Анизателле, ученые отвечали утвердительно. Пусть сейчас и еще столетия спустя человек бессилен перед чудовищным проявлением стихийных сил мироздания, олицетворенных гравитационным коллапсом. Ведь даже разведывательный космолет нельзя послать в район сферы Шварцшильда, окружившей систему VV. По мере приближения к такой сфере гравитационное поле возрастает и течение времени замедляется. На самой сфере время течет бесконечно медленно. Космонавты-разведчики не увидят никаких изменений. Но одной секунды часов их звездолета достаточно, чтобы на Земле промелькнули тысячелетия. Вот почему сразу же отпала идея послать в район коллапса экспедицию.
Но это же обстоятельство давало ученым право оптимистически смотреть в будущее, правда — в очень далекое будущее. Вряд ли можно сомневаться в том, что человечество когда-нибудь раскроет коренные тайны материи и пространства. Гигантские сверхцивилизации будущего смогут управлять даже такими грандиозными процессами, как гравитационный коллапс, свернувший пространство вокруг Анизателлы и ее двойного солнца.
Тогда, наверно, и найдется средство вырвать планету из бесконечного временного колеса. И не надо бояться, что помощь придет слишком поздно. Для обитателей Анизателлы времени нет. Они могут ждать даже вечность. Она не будет для них тянуться дольше, чем самое короткое мгновение для жителей Земли.
У каждой системы свой центр, своя точка отсчета. Мы смотрим на Анизателлу с Земли.
Нина Владимировна Гернет, Григорий Ягдфельд
ПРОПАЛ ДРАКОН
(Киноповесть)
1
Когда часы начали бить девять, все еще было совершенно спокойно. В это тихое весеннее утро никто еще не знал и не думал, что с ним случится то, что случилось.
Но сначала послушайте, что было с совсем разными людьми в разных местах. А потом увидите, как всё соединилось и перепуталось.
Пионеры шестого класса Лида Шершилина и Миша Коробкин, начищенные и наглаженные, шли по Большой Минеральной улице.
Шли они с очень важным и почетным поручением: пригласить писателя Мамонтова на школьный вечер сегодня к шести часам. Это был последний, заключительный вечер. Завтра начнутся каникулы.
Все было готово; вышел даже специальный номер стенгазеты «На крючок» с полной биографией писателя. Не было только одного: согласия писателя. Он лишь вчера вернулся из Австралии. Так что сами понимаете, как трудно уговорить человека выступить где-то в школе на другой день после такого путешествия!
Поэтому и послали не кого-нибудь, а самых вежливых отличников: звеньевую Шершилину и председателя отряда Коробкина.
И было им сказано: пусть разобьются в лепешку, а приведут писателя. Потому что нельзя больше терпеть, как шестой «Б» задается своим вечером с водолазом!
А писатель Алексей Иванович Мамонтов, не подозревая о том, что его ждет, спокойно работал в своем кабинете на Садовой улице.
Во время путешествия он не успел записать кучу интересных вещей и теперь торопился это сделать, чтобы не забыть. Сейчас он записывал, как его укусила кенгуру.
Он написал: «укуси…» и задумался. Он не знал, как правильно писать: «укусила» или «укусил»? А потом вспомнил, как он удирал от кенгуру, и засомневался: стоит ли вообще это записывать? Кроме того, он никак не мог сосредоточиться. Как только он задумывался, ему начинало казаться, что он опять летит на самолете «ТУ-114», потому что вокруг него ходила тетя Лиза и гудела пылесосом. Почему-то она всегда бралась за пылесос именно тогда, когда он садился за стол. Правда, Алексей Иванович не раз пытался просить тетю Лизу убирать тогда, когда она пошлет его за булками. Но тетя Лиза находчиво отвечала, что если бы не она, то он сам, и его дом, и его пишущая машинка давно заросли бы паутиной, плесенью и грибами.
Алексей Иванович вздохнул, тоскливо взглянул на тетю Лизу и вышел в другую комнату.
Там на полках и стенах стояли и висели удивительные вещи — память о далеких путешествиях. Африканские маски, игрушки из Мексики, чучело райской птицы, коллекция невиданных бабочек, а теперь даже настоящий австралийский бумеранг.
Алексей Иванович прошел на балкон. Там стоял террариум, а в нем сидел грустный тритон, похожий на маленького дракона.
Алексей Иванович постучал пальцем по стеклу. Тритон встал на хвост и поглядел на палец писателя круглыми черными глазами.
А неподалеку, в Озерном переулке, на подоконнике второго этажа между кактусами сидел черный щенок, похожий на лохматый шарик, и лаял. Он лаял таким тоненьким голоском, что, если бы комар тоже умел лаять, их нельзя было бы различить.
Он лаял на все, что двигалось. Особенно на автобусы и троллейбусы. Он считал их большими собаками и обижался, что им можно бегать по улицам, а ему нет.
А пока он лаял, Алисина мама, собираясь уходить, говорила Алисе:
— Не подходи к плите… Боже мой, в ушах звенит от этой собаки!.. Никому не открывай. Нет, вы видали, чтобы в городе нельзя было найти няньку!.. Ты перестанешь гавкать, горе мое!.. Обед под салфеткой… Пять объявлений повесила — никто не является!.. Ну, будь умницей, я вернусь в пять!
— Еще не уходи. Ты еще не сказала: не трогай спичек, — напомнила Алиса.
— Не трогай спичек, — сказала мама и чмокнула Алису в нос.
Как только мама закрыла за собой дверь, щенок перестал лаять и соскочил с подоконника. Ему надо было отгрызть банты от маминых шлепанцев, пока ее нет дома.
Алиса поняла: он обиделся на маму за то, что ей не понравился его красивый лай. Она немедленно сунула голову под кровать:
— Шарик, когда ты все отгрызешь, полай, пожалуйста. Мне очень нравится, когда ты лаешь.
В это же время в одном деревянном домике на берегу реки три маленькие девочки и одна кошка сидели у телевизора и смотрели передачу «Строительство коксохимического завода».
Две девочки и кошка смотрели не шевелясь, и только самая маленькая клевала носом и время от времени падала со скамейки. Тогда сестры поднимали ее за шиворот и усаживали на место.
