В СССР впервые аналогию с Пиночетом провел я. Было это, насколько я помню, в 1988 году, в пансионате небольшого подмосковного городка Подольска, где уже много лет академик Леонид Абалкин собирал своих единомышленников и учеников со всего Союза для дискуссий по разным проблемам экономической теории и экономической политики. Я поспорил по какому-то вопросу горбачевских реформ с профессором Николаем Климовым из Института экономики Академии Наук СССР. В частности, мною было сказано, что есть по крайней мере два пути осуществления радикальных экономических реформ. Первый путь — сочетание развития политической демократии и создание рыночных структур через конкурирующие силы. Второй путь — пиночетовский, когда прекращаются всякие обсуждения в вопросах политической демократии, и государство “сверху” насаждает конкурирующую экономику. Но пиночетовский путь предполагает существование принципа частной собственности. И поскольку в СССР нет права частной собственности, следовательно, и самих возможностей форсированного развития рыночных, конкурентных сил, пиночетовский вариант приведет к новой бериевщине. С тех пор пошло-поехало. Везде и все стали писать чуть ли не взахлеб о достижениях пиночетовских реформ, забывая о 50 тысячах загубленных его режимом людей. Подхватили эти аналогии и зарубежные исследователи.
Сторонники пиночетовской аналогии безусловно правы в том, что окончательная (вооруженная!) ликвидация социалистической (по названию) власти в России напоминает положение, сложившееся в Чили в 1973 году. Трудно отрицать и то, что концентрация власти, осуществленная Ельциным, утверждение его президентской диктатуры произошло при непосредственной поддержке Запада, который в значительной степени предоставил и необходимые для этого финансовые средства, сведения о “противнике”, средства и методы, способные привести его к победе. Как Пиночет, так и сподвижники Ельцина (который сам, возможно, не сознавал этого) прокладывали путь неолиберальной экономической политике. Без диктаторской концентрации власти трудно было осуществить неолиберальную “терапию”, в ходе которой под влиянием разрушения традиционных промышленных и сельскохозяйственных структур осуществлялась политика перераспределения собственности. В результате применения “технических приемов” (ваучеризация по Чубайсу) возникает многомиллионная безработица, а экономика предельно приспосабливается к сырьевым потребностям мирового рынка. В то же время собственность почти полностью отчуждается от работников.
Дело, однако, не только в этом. Я неоднократно указывал, что в условиях абсолютной государственной собственности, когда сам принцип частной собственности только обозначился, — эти реформы даже “по-пиночетовски” не могли быть успешными в России. И говорил это я отнюдь не по идеологическим соображениям, но потому, что этими вопросами занимался как профессиональный экономист и неплохо представлял результаты необдуманных решений в этой области.
Конечно, мне было ясно, что иностранный капитал не взял бы на себя даже разработку сырьевых ресурсов, не стань Россия на курс создания рыночных структур. Однако исходил из того, что здесь может быть “мягкий вариант” формирования конкурентной среды. Ельцина же все время подбивали на введение диктатуры, ошибочно полагая, что он (рынок) невозможен без установления авторитарного режима (что на правовом уровне блистательно доказывается ельцинской конституцией).
В то же время способ “наведения порядка”, использованный Ельциным, явно отличается от пиночетовского варианта. Во-первых, они (Ельцин и Пиночет) опирались на различную социальную базу: в России позиции отечественного и зарубежного частного капитала были едва обозначены — разве с таких позиций можно сравнивать Чили и Россию? Разными были и исторические предпосылки и традиции.
Во-вторых, Ельцин опирался в первую очередь не на армию, а на вооруженные отряды полицейского типа и военизированно-бюрократические ответвления личной власти.
В отличие от Пиночета Ельцин педалировал на лозунгах “демократии” и “свободы”, и безуспешно пытался отобрать их у действительно демократического органа власти — Верховного Совета. “Демократы”-ельцинисты с самого начала стремились утаить настоящий характер президентской диктатуры. Пиночет же называл вещи своими именами, он был и хотел казаться диктатором (в Чили было убито 50 тысяч человек). Ельцин же (на совести которого минимум полторы тысячи погибших в сентябре-октябре 1993 г.) в роли “отца всея Руси” представлял ту двурушническую, лицедейскую традицию, которая в предыдущие десятилетия сделала из него местного царька — партаппаратчика.
Из Ельцина стремятся сотворить “справедливого владыку”, но вот только его чиновники иногда выходят за рамки закона! Этому, конечно, никто не верит, но он упрямо играет эту глупую роль. Помните, оказалось даже, что и “Правду”, и “Советскую Россию” запретил не Ельцин, а один из его незадачливых чиновников. И парламентское имущество более чем на триллионы рублей захватили и поделили между собой эти “чиновники”!!! Без ведома Ельцина! И даже бронированный “Мерседес” (который был арендован Парламентом для Председателя), принадлежащий предпринимателю-депутату Гехту [167], присвоили, оказывается, эти же самые чиновники, но никак не Ельцин! “Добряк” Ельцин (или Черномырдин — какая разница?) ездит на ворованном автомобиле — и не знает, что он ворованный! И этот режим пользуется неограниченной поддержкой Запада.
Российский цезаризм (бонапартизм) имеет определенные исторические традиции.Это состояние появляется во время смены режима, в таких исторических ситуациях, когда старый режим уже угасает, а новый еще не функционирует. Достаточно вспомнить режим Керенского в 1917 году, который уже в то время, после “июльских дней”, многие рассматривали как потенциально бонапартистский.
Реальную социальную базу ельцинского опыта создания опорной базы могут составить быстро растущая численность ведомств политического сыска, особые формирования милиции и органов безопасности, а также высокооплачиваемые армейские подразделения и группы бюрократического чиновничества, заинтересованные в централизации государства. С другой стороны, Ельцин может рассчитывать на тонкий слой собственников, а также на отирающихся около власти представителей полуинтеллигенции. В этом смысле ельцинизм проводит эксперимент переиздания национал-большевизма, который ныне называется иначе : РОССИЙСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ, но на самом деле таковой не является.
Этот современный национал-демократизм на деле вырос на началах, сформированных основателем национал-большевизма, бывшим колчаковским пропагандистом Николаем Устряловым. Его ключевые понятия: государство, собственность, национализм, то есть класс зажиточных сельских и городских частных собственников, который служит основой для сильной цезаристской власти. Устрялов считал носителем этой идеи Сталина, а сегодняшние устряловы и столыпины считают им Ельцина. Сталин основательно “просеял” эту программу, Ельцин принимает ее, но на основании не советской представительной власти, а думской бюрократической власти. А ведь думская власть — это не власть, это всего лишь фасад, прикрывающий безвластие законодателя. Известный социолог, Питирим Сорокин, изгнанный из России Лениным, в 1921 г. предвидел, что подобная “национальная демократия”, основанная на неприятии парламентской демократии, открывает путь к новому этатизму, ведущему к диктатуре сил “порядка”, государственной клиентуры и новых собственнических слоев. [168]
Ельцин после “победы” полностью действует в духе Устрялова, утверждая свой “термидорианский” режим, который может увенчаться формированием новой цезаристской власти, хотя и не ненадолго. Известно, что любой бонапартистский режим мечтает пустить корни в провинции. Все говорит о том, что Ельцин, хотя и не отдает отчета в реальных процессах, но все же понимает заинтересованность орды изголодавшихся по власти молодых бюрократов, потенциальной буржуазии, тысячью нитей связанной с мафией, и определенных групп старой номенклатуры в установлении его личной власти. Именно поэтому представители этих слоев готовы так страстно и непримиримо бороться со всем, что напоминает социализм, отвергая любые коллективные и социальные ценности и с рвением неофитов отрицая их как собственное ”проклятое прошлое”. В то время как десятки миллионов отчаявшихся людей сожалеют о своей пассивности в дни расстрела демократического Парламента Хасбулатова, который сдерживал необузданность Ельцина и его камарильи. [169]
Самое любопытное здесь в том, что пример им подает сам Ельцин — по всей видимости, ему особенно важно морально и психологически уничтожить своих коммунистических противников, которые постоянно напоминают ему его собственное “позорное коммунистическое прошлое”.
