— Что случилось?
— Ты потеряла сознание.
Настоятельница попыталась сесть.
— Лежи спокойно. Ты больна. Скорее всего это не чума, но что-то серьезное.
Аббатиса чувствовала себя очень слабой, а потому откинулась на подушку и не протестовала.
— Я просто часок отдохну.
Керис оставалась в постели две недели.
Через три дня белки ее глаз окрасились в горчичный цвет, и сестра Онага определила желтуху. Монахиня приготовила травяной настой с медом, который Керис пила три раза вдень. Жар спал, но слабость оставалась. Она каждый день с тревогой спрашивала о Тилли. Онага отвечала на вопросы, но отказывалась обсуждать дела монастыря, чтобы не утомлять. А Керис от слабости не спорила.
Мерфин не покидал дворца аббата. Днем сидел внизу, но так, чтобы слышать возлюбленную. Работники приходили к нему за указаниями, как сносить дома. По ночам он лежал возле больной на матраце, просыпаясь всякий раз, когда менялось дыхание или она ворочалась в постели. В соседней комнате спала Лолла. В конце недели приехал Ральф.
— У меня жена пропала, — буркнул он, входя в зал.
Мерфин отвел глаза от большой шиферной доски, где что-то чертил:
_ Здравствуй, брат.
Архитектор видел: Ральф растерян, словно не может решить, что ему предпринять в связи с исчезновением Тилли. Фитцджеральд-младший ее, разумеется, не любил, но, с другой стороны, какому мужу понравится бегство жены. Испытывая чувство вины, мастер тоже заметался. Все-таки он помог спрятать Тилли. Рыцарь сел на скамью.
— У тебя не найдется вина? Умираю от жажды.
Мерфин подошел к буфету и налил из кувшина вина. Ему хотелось сказать, что он понятия не имеет, где Тилли, но совесть возмутилась при мысли о вранье собственному брату, особенно в таком важном вопросе. Кроме того, присутствие Матильды в монастыре невозможно сохранить в тайне: ее видели слишком много сестер, послушниц и служек. Всегда лучше быть честным, подумал мастер, ну, если только не крайний случай, и, передавая кружку Ральфу, сказал:
— Тилли здесь, в женском монастыре, с ребенком.
— Я так и думал. — Тенч поднял кружку левой рукой, показав обрубки трех пальцев, и сделал большой глоток. — А что это она?
— Убежала от тебя.
— Мог бы сообщить мне.
— Виноват. Но я не мог ее выдать. Она боится оставаться с тобой.
— А чего ты ее защищаешь? Я твой брат!
— Слишком хорошо тебя знаю. Если она напугана, скорее всего на это есть причина.
— Неслыханно. — Фитцджеральд-младший попытался сделать вид, что возмущен, но не очень убедительно.
Мерфину стало интересно.
— Монастырь не может прогнать ее. Она просила убежища.
— Джерри мой сын и наследник. Монахи не имеют права отнять его у меня.
— Навсегда, конечно, нет. Если ты обратишься в суд, я не сомневаюсь, что выиграешь дело. Но ты ведь не собираешься отрывать малыша от матери?
— За ним она вернется.
Вероятно, он прав. Мостник соображал, как по-другому убедить брата, когда вошел брат Томас с Аланом. Здоровой рукой Томас держал Фернхилла за шиворот.
— Он что-то вынюхивал.
— Я просто смотрел, — протестовал Алан. — Думал, монастырь пустой.
— Как видишь, это не так, — ответил Мерфин. — Здесь один монах, шесть послушников и несколько десятков сирот.
— Но я застал его даже не в мужском монастыре, а в аркаде женского, — заметил Томас.
Мастер нахмурился. Издалека доносилось пение псалмов. Алан все продумал: монахини в соборе на службе шестого часа. В это время почти все монастырские здания пустуют. Подручный Ральфа какое-то время мог беспрепятственно шастать по аббатству. Это не похоже на праздное любопытство. Однорукий добавил:
— По счастью, его увидел поваренок и пришел за мной в церковь.
Интересно, что искал Алан. Тилли? Но он ни за что не осмелился бы выкрасть ее из монастыря посреди бела дня. Мерфин повернулся к брату:
— Что вы затеваете?
Тенч возмущенно перебросил вопрос Алану:
— Ты что делаешь?
Мостнику показалось, что гнев его наигран. Фернхилл пожал плечами:
— Просто смотрел, пока ждал вас.
Звучало не очень убедительно. Воины, когда им нечего делать, ждут хозяев на конюшне, в таверне, но не в монастырской аркаде. Фитцджеральд-младший буркнул:
— Ну ладно… Гляди, больше не смей.
Мерфин понял, что брат не собирается ничего рассказывать, и печально подумал: «Я был с ним честен, а он со мной нет». Затем вернулся к более важному вопросу:
— Почему бы тебе на некоторое время не оставить Тилли? Ей здесь хорошо. Может, скоро она поймет, что ты не хотел ничего плохого, и вернется.
— Да это позор.
— Вовсе нет. Знатные дамы иногда проводят по нескольку недель в монастыре, когда хотят на время удалиться от света.
— Обычно такое случается, когда муж умирает или отправляется на войну.
— Но не всегда.
— Когда нет явной причины, всегда говорят: жена удрала от мужа.
— Ну и что? А ты воспользуйся временной свободой.
— Может, ты и прав.
Этот ответ крайне удивил Мерфина. Он не ожидал так быстро уговорить Ральфа. Ему потребовалось какое-то время, чтобы оправиться от изумления:
— Ну вот и хорошо. Дай ей месяца три, а потом приезжай и поговори.
У Мостника было ощущение, что Тилли сбежала от мужа насовсем, но такое решение по крайней мере отсрочит скандал.
— Месяца три, — повторил Тенч. — Что ж, ладно.
Он собрался уходить. Мастер пожал ему руку.
— Как мать с отцом? Я не видел их несколько месяцев.
— Стареют. Отец уже не выходит из дома.
— Я приеду их навестить, как только Керис выздоровеет. Она поправляется после желтухи.
— Передай ей мой сердечный привет.
Зодчий проводил брата до двери и долго смотрел ему вслед. Ральф явно что-то замышлял и явился за Тилли не просто так. Мерфин вернулся к чертежу и какое-то время таращился на него, ничего не видя.
В конце второй недели стало ясно, что Керис действительно поправляется. Мостник очень устал, но был счастлив, его словно отпустило. Пораньше уложив Лоллу спать, он в первый раз за все это время вышел на улицу. Опустился теплый весенний вечер, и на мягком солнце и ласковом ветру олдермен почувствовал себя лучше. Его таверна «Колокол» перестраивалась, но в «Остролисте» царило оживление, посетители с кружками высыпали на улицу. Хорошей погоде радовалось столько народу, что Мерфин остановился и спросил, не праздник ли сегодня, решив, что потерял счет дням.
— А у нас теперь каждый день праздник. Какой смысл работать, когда всё равно все помрем от чумы? Выпей эля.
— Нет, спасибо. — Зодчий прошел дальше.
Он обратил внимание на причудливые одежды — вычурные головные уборы, расшитые накидки, которые в обычное время немногие могли себе позволить. Вероятно, получили наследство, а то и просто украли у умерших богачей. Но результат чем-то напоминал кошмарный сон: бархатные береты на грязных волосах, жирные пятна на златотканых плащах, потрепанные штаны и украшенные драгоценными камнями туфли. Двое мужчин в женской одежде — платья в пол и апостольники на голове — шли под ручку по главной улице, как купчихи, щеголяющие богатством, но с большими руками, ногами и щетиной на лице. У Мерфина закружилась голова, как будто земля уходила из-под ног.
Когда стемнело, он перешел мост. На острове Прокаженных зодчий построил улицу с лавками и тавернами. Работа закончилась, но в аренду никто ничего не брал, двери и окна были забиты досками от бродяг. Жили здесь одни кролики. Мастер предполагал, что остров будет пустовать до тех пор, пока не уйдет чума и Кингсбридж не вернется к нормальной жизни. Если же эпидемия не кончится и в домах никто не поселится, сдача внаем станет его десятой проблемой. Мостник вернулся в Старый город как раз к закрытию ворот. В таверне «Белая лошадь» тоже праздновали. Дом сверкал огнями, у входа толпился народ.
— Что здесь происходит? — спросил Мерфин у пьянчуг.
— Молодой Дэви заболел чумой, а у него нет наследников, так что он все раздает. — Мужчина улыбался от радости: — Пей сколько хочешь, все бесплатно!
Как и многие другие, он, очевидно, действовал именно по этому принципу. Десятки людей уже набрались как следует. Олдермен продирался через толпу. Кто-то бил в барабан, кто-то танцевал. Он увидел кружок мужчин и заглянул им через плечо. На столе лежала очень пьяная женщина лет двадцати, которую насиловал какой-то забулдыга; остальные явно ждали своей очереди. Мерфин с отвращением отвернулся. Сбоку за пустыми бочками олдермен заметил богатого Оззи Барышника на коленях перед молодым мужчиной. Это было богопротивно и каралось смертью, но никто не обращал внимания. Оззи, женатый человек, член приходской гильдии, перехватил взгляд зодчего, но не остановился, а продолжил свое занятие с еще большим рвением, словно его возбуждало, что за ним наблюдают. Мостник изумленно покачал головой.
