тысяч. Корзина была полна едва наполовину.
Чтобы размяться, я еще раз прошлась с веником по углам, выгнав оттуда несколько закатившихся жемчужин, и мы снова принялись за дело…
Гора самоцветов перед нами таяла, я оттаскивала полные корзины в сторону, чтобы не мешали.
– Неужели все? – неверяще спросила я, разровняв ладонью жалкую горстку камней. Жемчуга больше не было.
– Одной не хватает, – убито сказала Агата. – Я хорошо считала, Маргрит, правда. Но вот – девять десятков и еще девять. Всего одной недостает!
Мы обшарили все углы, все трещины, но жемчуга больше не нашли.
Время еще было, и мы методично переворошили корзины с самоцветами, подумав – вдруг упустили! Нет, не было жемчужины и там.
– Можно было бы подложить эту, – показала я последнюю бусину из ожерелья, – да только она просверленная.
– Да, фея заметит, наверно, – вздохнула Агата. – Может, пересчитаем еще раз? Вдруг я все-таки ошиблась?
Мы пересчитали еще раз, с тем же результатом. Мое волшебное зрение тоже ничем не помогло – жемчужины ведь не были живыми…
«Фея дает невыполнимые задания, – подумала я, прислонившись спиной к стене, – два раза нам повезло: я сумела разглядеть коней, а Агата поняла, как их приманить, потом опять же Агата заметила жемчужины, а у меня было при себе ожерелье… Но теперь нам не выкрутиться!»
Я вздрогнула, услышав чириканье, и на ручку корзины села уже знакомая синичка.
– Что, птица-синица? – спросила я, протягивая руку. Птичка охотно перескочила на мой указательный палец. – Прилетела навестить? Понравилось угощение? Агата, отрежь ей немножко. Нам-то уже вряд ли пригодится… если мы не найдем эту треклятую жемчужину!
– Сейчас… – вздохнула сестра и протянула синице кусочек ветчины. Та ловко схватила его и упорхнула. – Давай поищем еще…
Я взяла светильник и встала. Он давал уже совсем мало света, а размахивать волшебным пером что-то не хотелось.
Синица выпорхнула откуда-то из темноты и задорно чирикнула. По полу что-то покатилось, и я быстро нагнулась.
Это была жемчужина. Не сверленая, красивая крупная жемчужина!
– Это ты принесла? – обратилась я к синице, прихорашивавшейся на ручке корзины. – Спасибо тебе, добрая птица…
Та снова пискнула, вспорхнула и исчезла.
– Интересно, где она ее взяла? – вслух подумала Агата.
– Должно быть, там, в саду, – решила я. – Помнишь, ты нашла в клетке речной жемчуг? А эта могла укатиться в траву, и ее не заметили. А может, и нет…
– Так или иначе, синичка нас спасла, – вздохнула сестра с облегчением, и в этот миг светильник погас. Мы оказались в кромешной темноте.
К счастью, продлилось это недолго: мрак рассеялся – явилась фея, а с нею вернулся и свет.
– Ну что, Маргрит? – спросила она. – Выполнила ли ты мое задание?
– Да, – ответила я, кивнув на корзину. – Изволишь пересчитать?
Она взглянула на жемчуг долгим взглядом, потом нехотя кивнула.
– Ты выполнила третье задание. Желаешь сразу получить четвертое или хочешь отдохнуть?
– Сразу, – ответила я, хотя видела, что Агата валится с ног. Впрочем, если бы мы не искали проклятую жемчужину, то могли бы вздремнуть. Да и в том саду можно было славно поспать часок-другой…
– Идем, – улыбнулась фея и повела нас куда-то еще.
Колоннады, колоннады, статуи… и ни одной живой души. Неужто тут в самом деле никого больше нет? Странно, ведь на поляне в танце кружилось много фей! Быть может, они прячутся и наблюдают исподтишка? Но тогда почему никто не рассказал госпоже, как именно мы справлялись с заданиями? Или им просто интересно посмотреть, как смертные пытаются переломить волю сильной феи? Или у них свои игры, как у интриганов при дворе? Должно быть… Тогда отчего никто нам не подсказал, чтобы испортить игру этой фее? Или так нельзя? Впрочем, помощи от здешних обитателей лучше не ждать, а дождешься – не принимать, а то мало ли чем обернется их доброта!
Фея снова привела нас в сад, но уже другой – этот был не ухожен и давным-давно заброшен. Сухие деревья, обвитые мелким вьюнком, воздевали корявые ветви к серому рассветному небу, жесткой травой вполне можно было порезать руки, а земля была тверже камня и такой же сухой.
– К вечеру вырасти здесь дерево, – сказала мне фея и улыбнулась. Меня передернуло от этой улыбки. – Любое дерево, хоть сливу, хоть каштан, лишь бы оно плодоносило. Приступай, Маргрит!
Она растворилась в первых лучах солнца, а мы переглянулись. Нет, это уже было чересчур! Мы же не волшебницы!
Я тряхнула головой. Любое дерево, значит…
– Агата, я видела у тебя яблоко, – сказала я. – Не выбросила еще?
– Нет, – помотала она головой, порылась в кармане и вытащила пожухлый плод. – Вот оно. А ты думаешь…
Я не думала, я ковыряла ссохшуюся землю бронзовым ножом. Это было тяжело, но выдолбить ямку такого размера, чтобы поместилось ссохшееся яблоко, у меня получилось, хоть я и ободрала пальцы до крови. Ну да не впервой, заживет.
– Дай флягу, – попросила я, и щедро полила этот, с позволения сказать, саженец. Потом положила ладони на землю и негромко сказала: – Старая яблоня, ты сказала, тебя когда-то вырастил из семечка человек, и ты помнишь его и по сию пору. Помоги, прошу… Помоги своим детям вырасти и дать урожай. У нас нет больше воды, земля здесь скверная, но ты ведь дичка, а дички растут чуть не на голых камнях! Разве дети твои хуже тебя? Если не поможешь, погибнем мы все – фея приказала вырастить дерево с плодами до вечера, а как это сделать, если я не владею волшебством? Только на тебя вся надежда…
Вода у нас еще была, но об этом я промолчала.
– А что теперь? – шепотом спросила Агата.
– Ничего. Давай ляжем да поспим, – ответила я. – Утро вечера, конечно, мудренее, но мы с тобой сутки не спали. А это скверно, голова совсем уже не варит…
– И то правда, – согласилась она, зевнула и улеглась на жесткую траву, а я рядом с нею. – Маргрит, я там еще желудь и орешек рядом воткнула, вдруг тоже услышат? Я, правда, не вслух говорила, ну да мало ли?
– Отчего же нет? – ответила я, легла рядом и провалилась в сон.
Мне снова снился Черный герцог. И снова не взрослым мужчиной, но и не мальчишкой, как в прошлый раз, а юношей моложе моих лет. Тогда он еще умел улыбаться искренне, и лицо у него было открытым и веселым.
Еще мне снилось, будто какая-то старуха, с трудом разогнув ноющую спину, прислушивается к чему-то вдалеке, всплескивает руками то ли от досады, то ли от испуга, да стучится к соседу, такому же старику, крепкому, седобородому
