В „Замечательном десятилетии“ наиболее ярко проявилось свойство Анненкова-мемуариста, подмеченное И. С. Тургеневым, его „энциклопедически-панорамическое перо“ (см. письмо к Анненкову от 15/27 февраля 1861 г.). Сложность темы, многоплановость материала обусловили и форму воспоминаний — членение их на массу небольших главок, содержащих то живые зарисовки, то критические экскурсы и раздумья автора.
Анненков долго вынашивал „Замечательное десятилетие“. Поначалу, как всегда у Анненкова, это были „разбросанные заметки“, отдельные наблюдения и мысли, которые он заносил на бумагу по мере их возникновения. По-видимому, ими то он и пользовался, рассказывая П. Г. Чернышевскому в начале пятидесятых годов о Белинском. И лишь впоследствии, уже в семидесятых годах, из этих разбросанных заметок стало складываться „нечто органическое“.
Судя по переписке, Анненков вплотную приступил к созданию „Замечательного десятилетия“ осенью 1875 г., после свидания с Пыпиным летом этого же года в Петербурге и по его настоятельному совету (см. письмо Анненкова Стасюлевичу от 25/13 марта 1876 г. — Стасюлевич стр. 321–322).
Однако в начале XXV главы „Замечательного десятилетия“, рассказывающей о жизни в Соколове в 1845 г., есть такая фраза: „Лето 1845 года оставило во мне такие живые воспоминания, что я и теперь (1870 год), по прошествии с лишком 25-ти лет…“ и т. д.
Трудно поверить, что это „опечатка“, не замеченная ни Анненковым, ни редакторами. Не правильнее ли будет предположить, что мемуарист приступил к созданию этих воспоминаний около 1870 г., в связи со смертью Герцена.
За несколько месяцев до этого (в июле-августе 1869 г.) Анненков встречался в Аахене с больным В. П. Боткиным, внимательно расспрашивал его о Белинском, желая вызвать на воспоминания, читал письма Белинского к В. Боткину. Характерен и тот факт, что накануне смерти В. П. Боткину читали биографию Станкевича, написанную Анненковым, и он пополнял ее своими замечаниями (см. об этом Анненков и его друзья, стр. 578, 580). В этом же году Анненков вел корректуру воспоминаний И. С. Тургенева о Белинском, и это тоже не могло не оживить его личных воспоминаний из дорогой для него эпохи сороковых годов.
Второй этап работы Анненкова над „Замечательным десятилетием“ связан с замыслом А. Н. Пыпина в начале семидесятых годов создать монографию о Белинском. В числе других лиц, близко знавших критика, Пыпин обратился и к Анненкову. Оживленная и содержательная переписка, завязавшаяся между ними (см. ЛН, т. 57, стр. 304-309- сообщение Т. Ухмыловой, и т. 67, стр. 539–554 — публикация К. П. Богаевской), а затем и самая монография Пыпина, которая стала печататься в 1874 г. в „Вестнике Европы“ с 3-й книжки, открыли Анненкову „многое совершенно новое“ для него „и положительно объясняющее то, о чем“ он „только догадывался“. „Все эти откровения, — писал Анненков Стасюлевичу, — приводят в порядок собственную нашу мысль“ (Стасюлевич, стр. 311).
Анненков тщательно выверял факты, используя богатейшую переписку свою и чужую, изучал журнальную полемику тех лет, делал попытку, но, очевидно, безуспешную, познакомиться с пятой частью „Былого и дум“ Герцена, тогда не опубликованной. А когда работа в основном была завершена, Анненков на различных стадиях поправок и переделок знакомил с нею Стасюлевича, Пыпина, близких друзей Белинского — Н. Н. и А. П. Тютчевых и, наконец, И. С. Тургенева (сентябрь 1879 г.).
Известно, что летом 1879 г. Стасюлевич был у Анненкова в Бадене, чтобы вместе с автором договориться об исключении из рукописи целого ряда мест „для многих страниц“ еще до представления воспоминаний в официальные инстанции. Насколько существенны были исключения, сделанные в рукописи Стасюлевичем и Анненковым, мы не знаем. Но обращает на себя внимание хотя бы такой факт: если судить по нумерации глав, то и в журнальной публикации, и в издании „Замечательного десятилетия“ в третьем томе Воспоминаний и критических очерков (1881) отсутствуют X XI и XXII главы, в которых, по логике, речь должна была идти о „натуральной“ школе. Были ли эти главы недописаны самим Анненковым или они почему-либо исключены авторам и Стасюлевичем перед публикацией — неизвестно, но вряд ли такого рода пробел объясняется авторским и редакторским промахом.
Появлению „Замечательного десятилетия“ в печати во многом способствовали широкие знакомства Анненкова и Стасюлевича в правительственных сферах, в частности ходатайство за воспоминания Анненкова М. Н. Островского (брата драматурга), тогда товарища министра, перед Л. С. Маковым, тогда министром внутренних дел, и И. В. Гурко, гогда временным петербургским генерал-губернатором (см. об этом Стасюлевич, стр. 370–371). Сыграло свою роль и общее ослабление строгостей цензурного режима в период второго демократического подъема (1879–1881).
Впервые „Замечательное десятилетие“ было напечатано в „Вестнике Европы“, 1880, No№ 1, 2, 3, 4, 5, и перепечатано с небольшими изменениями в Воспоминаниях и критических очерках, отд. III, стр. 1-224.
В большинстве случаев изменения носили стилистический характер. В ряде случаев имела место замена отдельных усложненных или неточных фраз и выражений более ясными и простыми или более точными (так, например, в журнальном тексте по поводу книги Штрауса было:
„Германия произвела в самое это время книгу…“ В книжном издании имеем более точное: „Германия произвела несколько ранее книгу…“ О Герцене за границей в журнальном тексте было: „Какая готовность попрать все связи и воспоминания, симпатии…“ и т. д. В книжном тексте имеем: „Какая готовность попрать все связи и воспоминания, все старые симпатии…“ и т. д.).
В отдельных случаях Анненков ввел в книжный текст и более существенные изменения. В гл. XXXIII в характеристике воззрения Огарева на нравственность Анненков заменил грубую и явно несправедливую фразу о „демократических умах“, искавших якобы „установить равенство даже и по отношению органических и психических отличий человека“ (журнальный текст) на более объективную: „установить общие правила и начала даже и для…“ и т. д.
В гл. XXIX. учитывая, очевидно, протесты печати и лично ф. М. Достоевского, Анненков смягчил в книжном издании категоричность своего утверждения, будто „Бедные люди“, по требованию писателя, были напечатаны в „Петербургском сборнике“ с какой-то особенной каймой. В книжном тексте он опустил фразу: „Роман и был действительно обведен почетной каймой в альманахе“, но все же оставил слова о том, будто таково было требование молодого Достоевского.
В настоящем издании „Замечательное десятилетие“ печатается по Тексту Воспоминаний и критических очерков с проверкой и уточнениями по журнальной публикаций. Явные опечатки и авторские описки устранены. Наиболее существенные поправки в тексте и разночтения оговариваются в примечаниях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
