покоя. Он снял очки, засунул их в карман куртки и принялся вновь надевать туфли.
28
Фолсом-стрит
Начало Фолсом-стрит под дождем, все эти закопченные микроавтобусы, кособокие домики на колесах, рванобрюхие колымаги всех мастей, лишь бы к ним было применимо слово «древний»; машины, ездившие – если они вообще ездили – на бензине.
– Ты только глянь, – сказала Тесса, подогнав свой фургон впритык к старому «хаммеру», в прошлом армейскому: каждый квадратный дюйм облеплен микромусором на эпоксидке, миллион мельчайших обломков производства, мокро блестящих в свете фар.
– Думаю, здесь найдется свободное место, – сказала Шеветта, вглядываясь в мутные размывы «дворников».
«Дворники» Тессова фургона были в стиле Малибу – старые и успевшие отвыкнуть от влаги. Когда дождь зарядил всерьез, подругам пришлось снизить скорость и буквально ползти весь последний квартал до самого Эмбаркадеро.
Теперь капли размеренно барабанили по металлической крыше фургона, но Шеветта знала Сан-Франциско и понимала, что это ненадолго.
Черный парень с дредами честно заработал свой чип на полсотни. Когда они вернулись, он неприветливо горбился на поребрике, словно горгулья, и покуривал русские сигареты из красно-белой пачки, сунутой за подвернутый рукав поношенной армейской рубашки, которая была ему на три размера велика. Фургон, как ни странно, все еще был на колесах, и шины целы.
– Как думаешь, чего он там бубнил, – спросила Тесса, маневрируя между замшелым школьным автобусом, воистину антиквариат, и разваленным катамараном на трейлере со сгнившими шинами, – про то, что тебя, мол, искали?
– Не знаю, – сказала Шеветта; она спросила мальчишку кто, но он лишь пожал плечами и отвалил, предприняв сначала решительную попытку выклянчить у Тессы «Маленькую Игрушку Бога». – Может, он и сказал бы кто, если бы ты отдала ему камеру.
– Ага, как же, – сказала Тесса, заглушив двигатель, – это половина моей доли от дома в Малибу.
Сквозь щели-оконца крохотной кабинки катамарана струился свет, и внутри кто-то копошился. Шеветта принялась опускать свое окошко, но ручку заело через два оборота, так что ей пришлось открыть дверцу.
– Эй, это место Бадди, – сказала девочка, высунувшись из люка катамарана; она говорила громко, стараясь перекрыть шум дождя, хриплым, немного испуганным голосом. Стояла, съежившись то ли под старым пончо, то ли под куском брезента, так что Шеветта не могла разглядеть лица.
– Да ладно… – сказала Шеветта, – нам нужно встать тут всего на одну ночь или хотя бы пока дождь не стихнет.
– Здесь паркуется Бадди.
– Ты не знаешь, когда он собирался вернуться?
– А тебе-то что?
– Завтра мы уедем с утра пораньше, – сказала Шеветта, – мы просто две тетки. Не возражаешь?
Девочка чуть приподняла брезент, и Шеветта мельком увидела блеск ее глаз.
– Две тетки, и все?
– Давай мы останемся, – сказала Шеветта, – тогда не будешь дергаться, кого еще принесет вместо нас.
– Ладно, – сказала девчушка.
И пропала, нырнув обратно. Шеветта услышала, как, скрипя, закрывается люк.
– Подтекает, тварь, – сказала Тесса, изучая крышу фургона при свете черного карманного фонарика.
– Не думаю, что дождь на всю ночь, – сказала Шеветта.
– Так мы можем припарковаться?
– Пока не вернулся Бадди.
Тесса посветила фонариком в заднюю часть фургона. Там уже изрядно натекло.
– Давай перетащим вперед пленку и спальники, – сказала Шеветта, – чего им зря мокнуть.
Она пролезла между сиденьями в глубину фургона.
29
Порочный круг
Включив очки, Райделл нашел карту моста – магазинный и ресторанный путеводитель для туристов. Текст был на португальском, но можно было вызвать и английскую версию.
Справился он не сразу; стоило неверно шевельнуть трекболом, и его вновь перекидывало на клятые схемы метрополитена Рио, но в конце концов он умудрился-таки открыть искомое. Не GPS-карту, а просто чертежи обоих ярусов, бок о бок, но кто ж его знает, насколько они устарели.
Его «ночлега с завтраком» на карте не было, зато были и «Плошка мяса от шеф-повара гетто» (три с половиной звезды), и лавка «Сбойный сектор».
Подсказка, всплывшая над картой, когда он щелкнул на «Сбойный сектор», описала его как «источник винтажного железа и софта с характерным упором на двадцатый век». Насчет характерного упора он не очень понял, но, к счастью, распознал, где лавка находится: нижний ярус, неподалеку от бара, где они сидели с Кридмором и его приятелем-гитаристом.
За слоем трижды поддельных панелей имелся шкафчик для всякого скарба, туда он и спрятал свой вещмешок и «глоб-эксовскую» посылку с «термосом». Кнопарь он, чуть подумав, сунул под шмат пены. Скинуть бы клятую штуковину в бухту, но запаришься, прежде чем найдешь для этого открытое место, на мосту же все застроено. Таскать нож с собой он не хотел, ну да ладно, как-нибудь избавится от него потом.
Когда он вышел наружу, дождь поливал вовсю, он уже видел раньше дождь на мосту – когда в первый раз оказался здесь. Выглядело это так: дождь падал на беспорядочное скопление коробок-лачуг, построенных местным народом на самом верху, и вскоре просачивался вниз широкими разбегающимися ручьями – словно кто-то вынул пробку из ванны. Ничего похожего на дренажную систему здесь не было, постройки возводились случайным образом, так что верхний уровень, хоть и под крышей, был каким угодно, только не сухим.
Казалось, из-за дождя очередь к «Шеф-повару гетто» весьма поредела, и он быстро прикинул, не поесть ли, но потом вспомнил, что Лейни выдал ему аванс и теперь хочет, чтобы он незамедлительно пошел в этот «Сбойный сектор» и достал этот чертов кабель. Так что вместо того, чтобы поужинать, он, пригнув голову, стал спускаться на нижний ярус.
Здесь было относительно сухо и потому очень людно. Казалось, будто проталкиваешься через очень длинный неудобный вагон подземки в час пик, вот только добрая половина «пассажиров» занималась в точности тем же, двигаясь в обоих направлениях, а другие стояли как вкопанные, загораживая проход и отчаянно пытаясь торговать всяким барахлом. Райделл вынул свой бумажник из правого заднего кармана брюк и переложил в правый передний.
Толпа действовала Райделлу на нервы. Ну, скорее не сама толпа, а связанная с ней толкучка. Слишком тесно, люди напирают со всех сторон. Кто-то мазнул рукой по его заднему карману, пытаясь нащупать бумажник, которого там уже не было. Кто-то сунул ему прямо под нос эти длинные тонкие мексиканские штуки из обжаренного теста, выкрикивая цену по-испански. Он обнаружил, что инстинктивно втягивает голову в плечи.
Здешний запах начал его доставать: пот и парфюм, мокрые шмотки, жареная пища. Вернуться бы к «Шеф-повару гетто» да выяснить, за что заведение получило свои три с половиной звезды.
Еще немного этого безобразия, и с меня
