а потом просила водить ее в театр и отвезти в Лоустофт – ради ее здоровья, стало быть, она очень к тебе привязана. И она по-прежнему тебя ждет. Нехорошо обижать такую старую – очень старую – приятельницу. До свидания, мистер Монтегю. Думаю, вам лучше, не теряя времени, отправиться к миссис Хартл.
При этих словах голос ее немного сорвался, но в глазах не было и слезинки, а в лице – и тени нежности.
– Гетта, ты же не хочешь сказать, что поссоришься со мной!
– Я не знаю ни про какие ссоры. Я ни с кем не хочу ссориться. Но разумеется, мы не сможем быть друзьями, когда вы женитесь… на миссис Хартл.
– Ничто не заставит меня на ней жениться.
– Это уже не мое дело. Когда мне сказали, я не поверила. Я даже Роджеру не совсем поверила, когда он… нет, не рассказал мне, для этого он слишком добр… а когда он не опроверг слова Феликса. Мне не верилось, что вы могли прийти ко мне так скоро. Три недели, мистер Монтегю, все-таки очень короткий срок. В Лоустофт вы ездили меньше чем за неделю до того, как пришли ко мне.
– Какое это имеет значение?
– О, конечно, для вас никакого. Мне лучше уйти, мистер Монтегю. Спасибо, что пришли и сказали мне все. Теперь все стало гораздо проще.
– Ты хочешь сказать, что… собираешься меня бросить?
– Я не хочу, чтобы вы бросали миссис Хартл. Прощайте.
– Гетта!
– Нет. Не прикасайтесь ко мне. Доброй ночи, мистер Монтегю.
И она вышла из комнаты.
Пол Монтегю был вне себя от отчаяния. Он и минуты не думал, что эта история разлучит его с Геттой Карбери. Если бы она только знала все, такого бы не случилось. Он был верен ей с того дня, как впервые ее увидел, и никогда не отклонялся от своей любви. Естественно, он кого-то любил раньше, но ее это никак не затрагивает. Однако Гетту возмутило, что миссис Хартл в Лондоне – а Пол сам отдал был половину состояния, чтобы та не приезжала. Но раз она приехала, мог ли он отказать ей во встрече? Неужели Гетта хотела, чтобы он поступил с такой холодной жестокостью? Да, он дурно обошелся с миссис Хартл – но все позади. А теперь Гетта порвала с ним, хотя ей-то он ничего худого не сделал.
По пути домой Монтегю почти злился на Гетту. Ради нее он сделал все, что мог. Ради нее поссорился с Роджером Карбери. Ради нее – чтобы освободиться от миссис Хартл – не устрашился когтей дикой кошки. Ради нее (так говорил себе Пол) оставался в ужасной железнодорожной компании, чтобы по возможности сберечь доход, на который сможет ее содержать. А теперь она говорит, что они должны расстаться – только оттого, что он не был жесток к несчастной женщине, поехавшей за ним из Америки. Гетта повела себя нелогично, неразумно и – на взгляд Пола – бессердечно. «Я не хочу, чтобы ты бросил миссис Хартл», – сказала она. Какое дело ей до миссис Хартл? Уж безусловно, миссис Хартл как-нибудь справится и без Гетты. Но они все против него ополчились. Роджер Карбери, леди Карбери и сэр Феликс – и в итоге Гетту заставят выйти за человека, годящегося ей в отцы! Наверняка она по-настоящему его, Пола, не любит. Да, конечно. Она не способна на такую любовь, какую он питает к ней. Истинная любовь всегда прощает. А тут и прощать-то почти нечего! Так думал Пол, укладываясь в тот вечер спать. Однако он позабыл спросить себя, простил бы Гетту, если бы узнал, что она «меньше трех недель» назад была очень близка с мужчиной, о котором он прежде не слыхал. Впрочем, как всем известно, девушки не такие, как молодые люди.
Гетта, прогнав жениха, ушла к себе в комнату. Туда скоро поднялась мать, чье чуткое ухо уловило, как хлопнула входная дверь.
– Что он сказал? – спросила леди Карбери.
Гетта была в слезах – вернее, пересиливала слезы и даже почти сумела их побороть.
– Все, что мы говорили об этой женщине, оказалось правдой, – заключила мать.
– Достаточная доля этого оказалась правдой, – ответила Гетта.
Как ни сердилась она на своего возлюбленного, это не уменьшало досады на мать, разрушившую ее счастье.
– Что ты хочешь сказать, Гетта? Не лучше ли поговорить со мной открыто?
– Я сказала, что достаточная доля оказалась правдой. Более открыто я говорить не хочу. Мне незачем подробно входить в эту гадкую историю. Наверное, он такой же, как другие мужчины. Связался с какой-то кошмарной женщиной, а когда она ему наскучила, так ей и сказал – и решил найти себе другую.
– Роджер Карбери не такой.
– Маменька, мне худо, когда ты так со мной говоришь. Мне кажется, ты совершенно ничего не понимаешь.
– Я сказала, что он не такой.
– Совершенно не такой. Разумеется, я знаю, что он совершенно не такой.
– Я сказала, что на него можно положиться.
– Конечно, на него можно положиться. Кто сомневается?
– И если бы ты вышла за него, тебе не о чем было бы тревожиться.
– Маменька, – воскликнула Гетта, вскакивая, – как можешь ты так со мной говорить? Как только один мужчина не подошел, я должна выйти за другого! Ах, маменька, как ты можешь такое предлагать? Ни за что на свете я не стану Роджеру Карбери более чем сестрой!
– Ты сказала мистеру Монтегю больше сюда не приходить?
– Не помню, что я сказала, но он прекрасно меня понял.
– Так все кончено?
Гетта не ответила.
– Гетта, у меня есть право спросить и есть право ждать ответа. Я не говорю, что ты вела себя дурно.
– Я не вела себя дурно. Я все тебе говорила. Мне нечего стыдиться.
– Но мы выяснили, что он вел себя очень дурно. Сделал тебе предложение – совершив неслыханное вероломство по отношению к Роджеру…
– Неправда.
– А сам в это время практически жил с этой женщиной, которая говорит про себя, что развелась в Америке с мужем! Ты сказала, что больше его не увидишь?
– Он все понял.
– Если ты не сказала прямо, скажу я.
– Маменька, не затрудняйся. Я сказала ему очень ясно.
Леди Карбери выразила свое удовлетворение и оставила дочь одну.
Глава LXXVII. Еще одна сцена на Брутон-стрит
Когда мистер Мельмотт в присутствии мистера Байдевайла пообещал мистеру Лонгстаффу и Долли выплатить через день пятьдесят тысяч фунтов и тем завершить приобретение Пикеринга, он намеревался сдержать слово. Читатель помнит, что он решил не
