Лилия удивлённо посмотрела на него.
– Если не брать в расчёт твой бред насчёт наличия личности у Червей, идея очень интересная. Но что из этого следует?
– Надо искать другой терминал, сотворённый другим Червем. Тогда наши возможности намного увеличатся.
– Не знаю, не уверена, надо думать. Да и как ты собираешься искать другие терминалы Червей?
– Вернёмся обратно на Луну… впрочем, это ничего не даст. Должен существовать узел пересадки, общий для всех линий.
– Почему должен?
– По любому Черви должны были контактировать друг с другом, а для этого они должны были соорудить станции для встреч или общие для всех стыковочные модули.
– Они сами себе модули.
– Не придирайся к словам. Вообще мне всё интересней становится «доразумная» жизнь. К примеру, как Черви, да и те, кто был до них, общались меж собой?
– Мысленно.
– А они мыслили? Может, тогда в чести была не мысль, а чистая рефлексная магия, объединяющая в себе все процессы, которые мы делим на части? – Игнат заметил тень скуки, мелькнувшую в глазах спутницы, и заторопился: – Ты мне прочитаешь лекцию, когда вернёмся. Пойду в ксенологию, хватит горбатиться на Службу безопасности. Предлагаю перед прыжком настроиться на общий стыковочный узел линий «червивого» метро. Не получится – вернёмся на Луну.
– Как ты себе представляешь этот узел?
Игнат почесал затылок.
– Как центр паутины.
– Очень наглядно, – скептически сложила губы Лилия.
– У тебя другой подход?
Она поправила волосы, не спеша отвечать.
– В конце концов, почему бы и нет? Вряд ли задатчик пути поймёт нас, поскольку не жил на Земле и не знает, что такое паутина, однако образ хороший, паутинки ведут к центру.
– Ты тоже так думаешь? – обрадовался Игнат. – Тогда запаковываемся и стартуем.
Они зарастили шлемы «кокосов», Игнат дал команду киб-пилоту куттера занять стартовую «камеру», и неизвестного облика и структуры компьютер «червивого» метро принял мысленную «конструкцию» пассажиров как программу лететь неизвестно куда и искать непонятно что.
Встряска организма от очередного броска через триллионы километров пространства оказалась сродни прыжку с вышки без парашюта и антигравов. Сравнение само пришло в голову – после «удара о землю», но Игнат тут же забыл об этом, так как впервые после выхода из канала «струны» всей кожей почувствовал дыхание иной физики.
Зашевелилась рядом Лилия.
– Где мы?
– Не знаю, – честно признался Игнат.
– Тяжело…
– Мы на какой-то планете, сила тяжести примерно земная.
– Может, это Земля?
– Ничего необычного не чувствуешь?
Лилия прислушалась к себе.
В кабине куттера было темно, лишь синими угольками тлели индикаторы контроля жизнеобеспечения слева и справа от сидений. Впечатление складывалось такое, будто за стенками кабины царила глубокая ночь.
– Воздух вибрирует…
– Ты чуешь интерференцию излучений. Ещё?
– Запахи… снаружи… чужие. И стены мерцают.
– Так.
– Мы… в пещере!
– Молодец! – Игнат нашёл в темноте руку девушки, погладил. – Свет!
Киб-пилот куттера включил внешний прожектор.
Аппарат и в самом деле находился в пещере, купол которой возносился вверх метров на двадцать. В полу пещеры имелось круглое углубление диаметром около десяти метров, в котором куттер умещался, как сливовая косточка в половинке сливы. А окружало углубление необычное, двухметровой высоты кольцо из тускло поблёскивающего, покрытого муаровым рисунком металла. Не приходилось сомневаться, что кольцо представляло собой «скелет» Червя Угаага.
– Не знаю, попали мы с тобой туда, куда хотели, – сказал Игнат, – или нет, я имею в виду узел пересечения линий метро, но чувствую, что мир этот весьма экзотичен.
Лилия шире распахнула глаза.
– Думаешь, мы попали на экзот?
– Сейчас увидим. Фил, выбирайся отсюда.
Куттер всплыл над углублением, окаймлённым телом давно умершего Червя.
Пещера стала видна во всех неземных деталях.
Эта «иноземность» проявлялась во всём: в асимметричности формы самой пещеры, в кристаллической упорядоченности сходящихся веерами канавок-трещин в стенах, в цвете стен – перламутр с фиолетовым отливом, в острых как кинжалы зарослях сталагмитов, форма которых вызывала в памяти странные ассоциации хищных акульих зубов.
Прожектор повернулся, высветил чёрный зев тоннеля, уходящего в неведомую даль.
– Черви верны себе, – указала на тоннель Лилия.
– На то они и Черви, – хмыкнул Игнат, – чтобы ковыряться в какой-нибудь тверди и рыть везде ходы.
Катер устремился в тоннель, в самом деле напоминавший червоточину в яблоке, только не в пример большую. Диаметр этого хода вдвое превышал размеры катера.
Извилистый ход длиной почти с километр, загибаясь вверх, вывел машину из-под земли на божий свет.
Божий свет оказался очень ярким, белым с голубизной. Казалось, им был наполнен гигантский воздушный пузырь, на дне которого оказался земной аппарат, вынырнув из «червоточины».
Светила в вышине раскалённого неба видно не было, но света хватало, будто там висели по меньшей мере три-четыре таких Солнца, как земное.
Ландшафт на дне чаши, напоминавшей кратер колоссального вулкана, был прост: почти фарфоровой белизны песчаные дюны, редкие камни преимущественно округлой формы и какие-то чёрные «паучки», усеивающие полого поднимавшиеся к небу стены чаши на самом её краю. Глазу не за что было зацепиться.
Свет же, заполнявший чашу кратера, как текучая субстанция, вибрировал, мерцал, плыл, шатался, размывая и искажая детали ландшафта, и привыкнуть к этой необычной текучести было непросто. Если бы не фильтры, которыми была снабжена видеосистема катера, снижающая яркость здешнего неба, разглядывать пейзажи земляне не смогли бы.
– Это мир Угаага, – решила Лилия.
Игнат поначалу тоже подумал об этом, зная описание «планет-пузырей» в «твёрдом» вакууме, на поверхности которых жили Черви. Точнее, жили они под поверхностью, создавая там своеобразные «пещерно-туннельные» города; вакуумом для них являлся воздух, как для людей – космическая пустота.
Но кратер, в котором они оказались теперь, имел другую природу.
– Рефракция.
– Что?
– Здесь чудовищная рефракция, отчего кажется, будто мы стоим на дне огромной чаши. Ты была на Венере?
– Не довелось.
– Там видишь примерно то же самое, разве что освещённость ландшафтов Венеры намного меньше из-за сплошной облачности.
– Что это за мир?
– Планета массой, почти равной Земле, судя по силе притяжения, с очень плотной атмосферой, температура воздуха – больше трёхсот градусов. Однако на наш экзот не похоже. Во всяком случае, это явно не Великий Океан и даже не Великая Стена.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
