В погоне за материальными средствами для проведения реформы Шагин-Гирей чрезвычайно усилил налоговое бремя. Широкое распространение получила откупная система. Все это сразу же вызвало недовольство простых крымских татар, которым турки моментально воспользовались.
Используя недовольство народных масс, турецкие агенты пустили слухи, что Шагин-Гирей продался русским, что он крестился — в доказательство приводились факты, что он «на кровати спит, на стуле садится и молитв должных по закону не делает». Мусульманское духовенство Турции призывало татар выступить против «отпадшего от магометанского правоверия злодея и мятежника».
2 октября 1777 г. против Шагин-Гирея вспыхнуло восстание, о котором П.А. Румянцев 9 октября писал Г.А. Потемкину: «Восстал бунт в Крыму по поводу будто вводимого ханом регулярства, но причина сия случайная, а прямая работа турецкая». По мере выяснения дела Румянцев все больше убеждался, «что, без сумнения, турки и весьма искусно сработали татарской бунт, и к времени не упустили их (татар. — Авт.) подкрепить…».{1480} Но уже сразу по началу бунта Румянцев направил срочный ордер А.А. Прозоровскому, в котором требовал быстрого и жесткого подавления восстания: «Я ожидаю за сим вскоре или покорения, или поражения. Опыты частых измен татарских делают их недостойными всякого милосердия, и ежели бы еще сие и хан сам признавал, то нелишне было бы их поумерить — я разумею, прямо побить. А особливо в настоящее горячее время, где и турецкая помощь не скоро или вовсе подоспеть к поре не может».{1481}
Здесь, правда, нужно отметить, что П.А. Румянцев явно не учитывал, что, кроме турецкого следа, в начале восстания крымских татар был повинен и сам Шагин-Гирей, а следовательно, подавление всего народа не могло быть быстрым. Именно эту сторону причин бунта, кстати, весьма справедливо отметил А.А. Прозоровский, заодно запросивший у П.А. Румянцева и подкреплений.
Из рапорта командующего русскими войсками в Крыму генерал-поручика А.А. Прозоровского о начале бунта
Весь простой народ бунтует против хана и правительства, что приписываю я тиранскому сердцу хана, который — сколько я ни уговаривал — не соглашался послать к ним человека с увещеванием, а теперь, после драки, хотя и отправил, но сомневаюсь я, будет ли какой успех, ибо они жестоким его тиранством так все озлоблены, что, как и прежде, посланным от меня говорили, что требуют его с первыми чиновниками в свои руки. А если не получат, то лучше пропадут до последнего человека, чем покорятся хану… Судите меня, сиятельнейший граф, как человека, что такое непредвидимое зло вдруг постигло нас здесь. Конечно, если б хан послушался меня и не набирал войск, то никогда бы сего случиться не могло. Но что мне делать с его упрямым и странным нравом?
Между тем, сама Турция вначале решила воспользоваться начавшимся восстанием в Крыму исключительно в своих интересах (ведь Крымское ханство даже до 1772 г. являлось не ее собственной территорией, а лишь вассалом). В частности, пользуясь дестабилизацией обстановки на полуострове, Османская империя присоединила к своей территории земли, принадлежавшие раньше Крымскому ханству: был создан новый пашалык в Бессарабии с включением в него Каушан, Балты, Дубоссар и прочих земель до реки Буга. Ханские правители были изгнаны из этих земель.
Тревожные сведения поступали также из Дунайских княжеств. 9 октября 1777 г. пришло известие об убийстве молдавского господаря Григория Гики. Примерно в то же время был смещен господарь Валахии, вместо которого был назначен ставленник Турции Каллимахи. В направлении Дуная беспрерывным потоком двигались турецкие войска. Очевидцы сообщали, что «жители молдавские и волошские бегут во все стороны, спасая себя от грозящего им истребления».{1482}
Тем временем, А.А. Прозоровскому пока не удавалось покончить с восстанием на Крымском полуострове. Хотя татары несли чувствительные потери (в частности, при атаке Бахчисарая их потери составили 362 убитых и до 700 раненых, у деревни Бишуи — до 500 убитых и раненых, в Судаке и Чермалике — более 200 человек, наконец, у Салгирского ретрашемента — до 600 убитых), борьба продолжалась. Главным пристанищем восставших стали Крымские горы, для проведения экспедиций в которых у А.А. Прозоровского явно не хватало сил. Кроме того, наступила поздняя осень, и русским войскам на враждебной территории самим приходилось весьма несладко. Более того, максимального напряжения требовала и защита собственных позиций: стоило оставить мятежникам какое-нибудь селение, как они начинали резню всех заподозренных в близости к Шагин-Гирею, а это сокращало число сторонников России.
Оценивая обстановку, А.А. Прозоровский уже в конце октября 1777 г. написал следующее: «Я осмеливаюсь В. С. доложить, что на таком основании, как ныне, никогда татары покойны не будут и империи нашей больше вреда, нежели пользы принесут… Разве когда большая часть их истребится и другое правление здесь сделано будет…». Что же касается Шагин-Гирея, то о нем он писал так: «Каковым неосторожным со всеми поступком доказал он довольно, что недостает в нем проницания, и знания управлять людьми он не имеет, а много малодушия. Собрание войск веселило его, как малого ребенка. В случаях спокойных — неприступен для всех чинов правительства, а во время смутного положения — совсем нерешителен и отчаян… Правда, он теперь признается в своей ошибке, но поздно».{1483}
Тем не менее, в начале ноября А.А. Прозоровский получил выговор от П.А. Румянцева за то, что так долго возится с плохо вооруженными бунтовщиками. В упрек командующему Крымским корпусом было поставлено промедление с началом ответных действий, позволившее мятежным татарам вывести свои семьи в горы. Кроме того, генерал-фельдмаршал отказал и в помощи, указав, что у А.А. Прозоровского и своих сил достаточно. В конце же ордера П.А. Румянцев писал так: «Ежели по сие время не преуспели ни строгие, ни кроткие меры к приведению сих нелюдей в познание их собственного добра и покорения настоящему хану, то ополчитесь, В. С., на них, преследуйте и поражайте их… В. С. искусством своим и знанием тамошних мест положения найдет способы где-либо в горах татар запереть и голодом поморить или, отрезав их от гор, наголову разбить».{1484} Однако бунт крымских татар продолжился и в ноябре, и в декабре 1777 г., хотя А.А. Прозоровскому все же удалось к началу 1778 г. подавить наиболее сильные его очаги.
Тем временем, ввиду того что восстание все же продолжалось, Константинополь решил продолжить акции по укреплению своих позиций в Северном Причерноморье и, в частности, попытаться полностью восстановить влияние на Крымском полуострове. Поэтому Порта, во-первых, в начале декабря 1777 г., назначила на крымский престол нового хана — Селим-Гирея, брата свергнутого Девлет-Гирея. Более того, в том же месяце Селим-Гирей прибыл в Крым на турецком корабле и высадился в Кафе. Правда, Шагин-Гирею удалось взять штурмом этот город, но Селим-Гирей бежал в Балаклаву.{1485} Во-вторых, тогда же в Ахтиарскую гавань вошли турецкие корабли Гаджи Мегмет-аги с янычарами на борту. И в-третьих, в самой Турции начали готовить войска и флот для следующей кампании.
Таким образом, кризис принимал совершенно другой оборот, явно скатываясь к войне, в которой многое вновь должно было решаться на море. Как докладывал Екатерине II вице-канцлер И.А. Остерман, «прибытие к тамошним берегам турецких кораблей есть преддверие будущего десанта. Весной, вдруг или по частям, турки высадятся в помощь татарам…». Что последовало бы в результате, особых комментариев не требует.
* * *
В этой связи мы и обратимся к морским силам России на Черном море. А их вновь представляла Азовская флотилия, практически замершая в своем развитии на стадии 1775–1776 гг. Ведь все силы в это время, как мы видели, были брошены на поиск возможностей постройки линейных кораблей, хотя под руками была возможность создания линейных фрегатов. Но этого, с одной стороны, явно не видели, а с другой — Петербург и особенно Н.И. Панин катастрофически боялись чем-либо взбудоражить Турцию, которая совершенно открыто все дальше и дальше уходила от выполнения условий Кючук-Кайнарджийского мира. Хотя общеизвестно, что угроза адекватного возмездия чаще всего и является лучшим сдерживающим фактором для агрессора.
Однако это был не тот случай. Работы в Таганрогской гавани прекратились, строительство новых судов не производилось. Даже введение в строй уже построенных было отложено. Поиски места для предполагаемой новой верфи шли черепашьими темпами. В результате основные силы флотилии оставались прежними, но при отсутствии нормального базирования корабли, и без того не отличавшиеся высоким качеством постройки, быстро ветшали, однако на их поддержание в исправном состоянии средств старались тратить поменьше. В общем, как говорится в пословице, «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Вместо этого, практически забросив все остальные дела, занимались созданием линейного флота. Опыт только что закончившейся войны оказался невостребованным.
