сказала Грейс.
Она ненадолго замерла перед входной дверью.
— У вас тут очень красивые строгие линии, — заметила она. — А вся эта пряничная мишура легко отлетит — один удар долотом, и все. Еще можно затереть ее белой краской — два раза подряд, не дожидаясь, пока высохнет первый слой. Тогда атмосфера в доме станет более уютной, более вашей.
— Огромное спасибо за полезные советы, — сказала Анна.
— У вас и без этого шикарный дом, — вставил Джордж.
— Я не понимаю, откуда берется столько художников-мужчин? — сказала Грейс. — Ни у одного из моих знакомых мужчин нет ничего похожего на художественный вкус.
— Ерунда, — тихо сказал Джордж и вдруг удивил меня, посмотрев на Грейс с искренней любовью и даже ревностью.
— Мы живем в дыре, — мрачно сказала Анна после ухода Маклелланов.
— Да брось, у нас отличный дом!
— Может быть, но нам столько всего еще нужно сделать. Я и не думала раньше. Господи, представляю, какие у них хоромы! Они живут здесь уже пять лет. Представляешь, во что она превратила дом за эти годы? Там, наверное, каждый гвоздик сияет!
— А снаружи выглядит так себе. И вообще, Анна, ты же не такая.
Она потрясла головой, словно приходя в себя.
— Вот именно! Никогда в жизни я не пыталась угнаться за соседями. Но в этой женщине что-то такое есть…
— К черту ее! Давай лучше будем водиться с Дженкинсами.
Анна рассмеялась. Чары Грейс понемногу рассеивались.
— Ты спятил? Хочешь подружиться с обладателями двух жалких стульев? С этими неудачниками?
— Ну, мы им скажем, что согласны дружить, только если они купят к тем стульям диван.
— И не какой-нибудь, а правильный диван. Красный-красный.
— Если они хотят стать нашими друзьями, они не должны бояться ярких цветов. И плясать должны от ковра.
— Это само собой, — решительно кивнула Анна.
С Дженкинсами мы познакомились не скоро и только вежливо кивали им при встрече. Грейс Маклеллан большую часть суток проводила у нас. Почти каждое утро, когда я уходил на работу, она вваливалась в гостиную с охапкой журналов по домоводству и заставляла Анну листать их в поисках идеальных решений для нашего «проблемного» дома.
— Наверно, они жутко богатые, — сказала как-то Анна за ужином.
— Вряд ли, — ответил я. — У Джорджа крошечная кожгалантерея, в которой почти не бывает покупателей.
— Значит, они все заработанное вкладывают в дом — до последнего цента.
— Вот в это я готов поверить. Но с чего ты взяла, что они богаты?
— Послушать эту женщину, так деньги для нее — пустяк! Она не моргнув глазом говорит о шторах по десять долларов за ярд и что ремонт нашей кухни не обойдется дороже чем в полторы тысячи долларов — если, конечно, не выкладывать камин булыжником.
— Я так скажу: кухня без камина, выложенного булыжником, — деньги на ветер.
— И без мягкого уголка.
— А ты не можешь как-нибудь ее отвадить, Анна? Она тебя утомляет, я вижу. Скажи ей, что у тебя много дел.
— Язык не поворачивается. Она такая милая, добрая и одинокая… — Анна беспомощно развела руками. — Вдобавок ей ничего не объяснишь. Она вообще не слушает, что ей говорят. У нее голова забита чертежами, тканями, мебелью, обоями и краской.
— Так смени тему.
— Легко сказать! Это все равно что направить Миссисипи в другую сторону. Заговоришь о политике — она переключается на ремонт в Белом доме, упомянешь породу собак — она заведет шарманку о собачьих будках.
Тут зазвонил телефон, и я поднял трубку. То была Грейс Маклеллан.
— Да, Грейс?
— Вы, кажется, занимаетесь офисной мебелью?
— Верно.
— У вас бывают в продаже старые картотечные шкафчики?
— Да. Сам я их не люблю, но иногда приходится брать.
— А можете отдать мне такой?
Я задумался. У нас как раз валялась в офисе деревянная развалина, которую я собирался отнести на помойку. Я рассказал о ней Грейс.
— О, чудненько! В прошлом номере «Дома и сада» была статья о том, что можно сделать из старых картотечных шкафчиков. Если оклеить их обоями и покрыть прозрачным шеллаком, получается очень мило!
— Не сомневаюсь. Хорошо, дорогая, я завтра вечером его привезу.
— Ужасно любезно с вашей стороны! Может, зайдете к нам пропустить по рюмочке?
Я принял приглашение и повесил трубку.
— Ну, время пришло. Мария-Антуанетта наконец пригласила нас взглянуть на Версаль.
— Я боюсь, — сказала Анна. — Вдруг после этого я не смогу смотреть на собственный дом?
— Брось, в жизни есть вещи поважнее, чем декор интерьеров.
— Знаю, знаю. Вот бы ты днем сидел дома и твердил мне это, пока она здесь!
На следующий вечер я приехал домой на пикапе, а не на своей машине — привез Грейс старый картотечный шкаф. Анна уже была у Маклелланов, и Джордж вышел мне помочь.
Шкаф был дубовый, старомодный и ужасно тяжелый: пыхтя и сопя, мы кое-как втащили его в дом, и я не больно-то смотрел по сторонам, пока не избавился от ноши в передней.
В глаза бросились еще два таких же разбитых картотечных шкафа — без всяких следов обоев или шеллака. На диване в гостиной сидела моя жена, на лице у нее застыла какая-то странная улыбка. Пружины пробили дно дивана и почти упирались в пол. Основным источником света в комнате была единственная лампочка, вкрученная в оплетенную паутиной люстру с шестью рожками. Из розетки в стене торчал перемотанный изолентой шнур — он вел к утюгу, стоявшему на гладильной доске посреди гостиной.
На полу лежал малюсенький коврик — такие обычно стелют в ванных; поцарапанные половые доски давным-давно нуждались в покраске. Всюду были пыль и паутина, окна помутнели от грязи. Единственное подобие порядка и изобилия наблюдалось на кофейном столике — то были разложенные веером журналы по домоводству.
Джордж был угрюмей и беспокойней обычного: ему явно не хотелось принимать гостей. Налив всем выпить, он сел и принялся молча буравить взглядом стенку.
Совсем иначе вела себя Грейс. Она была воплощение радушия, веселья и, как мне показалось, неукротимой гордости. Она то вставала, то садилась, то вскакивала вновь — по десять раз за минуту — и буквально танцевала по гостиной, расписывая, где и что будет. Она щупала пальцами воображаемые ткани, лениво разваливалась на плетеном стуле,
