Рэмфорд. — Сейчас вам принесут лимонад.
— Послушайте, коммодор, — поинтересовался я, — а где же ваш мальчуган? Ну, тот, который выступал у нас в Нью-Гемпшире.
— У меня другого и нет.
— Замечательно он тогда говорил!
— А как же, — усмехнулся коммодор. — Весь в отца!
Кларисса опять тихо, печально вздохнула.
— Он ушел купаться, — сообщил Рэмфорд, — скоро придет. Если, конечно, его не утопит какой-нибудь псих на водных лыжах. У нас тут соседи, понимаете ли, водными лыжами увлекаются.
Мы перешли на другую часть веранды и стали смотреть на залив, но Роберта Тафта Рэмфорда нигде не было видно. Неподалеку от берега стоял катер охраны, отгонявший назойливых туристов, а чуть дальше качался на волнах прогулочный теплоход. На его палубах толпился народ; все смотрели в нашу сторону. Мощный громкоговоритель отчетливо доносил до нас слова экскурсовода.
— Вот тот белый корабль — личная яхта президента. А рядом — яхта его отца, Джозефа Кеннеди; она называется «Марлин».
— Вон вонючка президента, а вон вонючка его папаши, — прокомментировал Рэмфорд. (Все моторные суда он именовал вонючками.) — В нашем прекрасном заливе нужно плавать только под парусом!
На стене веранды висела большая, очень подробная карта залива. Я внимательно ее изучил и обнаружил мыс Рэмфорда, утес Рэмфорда, а также косу Рэмфорда.
— Ничего удивительного, — сказал коммодор, — мы ведь живем в Хайаннис-Порте с 1884 года.
— А почему здесь нет ни единого упоминания о Кеннеди?
— Откуда же ему взяться — они ж тут только позавчера поселились.
— Позавчера? — удивился я.
— Конечно. Всего-то в 1921-м!
Тем временем экскурсовод продолжал:
— Нет, сэр, это не дом президента. Сие огромное причудливое строение зовется «коттеджем Рэмфорда». Да, слово «коттедж» действительно не больно-то к нему подходит, но богатые вообще живут немного по-другому.
— Подыхая под бременем непосильных налогов… — едко заметил коммодор. — А знаете, до Кеннеди в нашем городе бывали и другие президенты — Тафт, Гардинг, Кулидж, Гувер. Они нередко заходили в гости к моему отцу. И поверьте, при них не было и доли тех безобразий, которые творятся сейчас.
— Нет, мадам, — доносилось из залива, — я не знаю, откуда у Рэмфордов деньги. Зато мне точно известно, что они нигде не работают, а лишь сидят на веранде, попивая мартини, и в ус себе не дуют.
Эти слова окончательно взбесили коммодора. Кларисса попыталась было что-то возразить, но Рэмфорд уже закусил удила. Буркнув на ходу: «Вы свидетель. Меньше чем миллионом они от меня не отделаются!» — он ринулся звонить своему адвокату.
Однако телефон зазвонил прежде, чем коммодор успел протянуть к нему руку: с Рэмфордом-старшим желал поговорить один из охранников президента. Звали его Рэймонд Бойл. (Позже я узнал, что в семье Кеннеди Рэймонда именовали не иначе как «специалист по Рэмфордам» или «посол в Рэмфордиании», — он улаживал все дела, связанные с коммодором и его сыном.)
— Поднимитесь наверх и возьмите трубку на другом аппарате, — прошептал мне Рэмфорд. — Послушаете, до чего дерзкой стала нынче прислуга.
— Общение с вашей секретной службой навевает ужасную тоску! — зарокотал в мембране голос коммодора. — От горнистов с барабанщиками и то больше толку. Кстати, я рассказывал вам, как Калвин Кулидж — он, между прочим, тоже был президентом — ходил с моим отцом на рыбную ловлю? Ему еще очень нравилось, как я управляю яхтой.
— Да, сэр, — ответил Бойл. — Вы мне об этом рассказывали, причем неоднократно. История очень интересная, и я охотно послушал бы ее еще раз, но сейчас я звоню по поводу вашего сына.
Тем не менее остановить Рэмфорда было невозможно.
— Президент Кулидж, — продолжал он, — всегда сам наживлял крючок. И военно-морской флот не болтался в то время по всему миру, а бороздил границы родины. И самолеты не коптили небо понапрасну. И тайные агенты соседских газонов не вытаптывали!
— Сэр, — невозмутимо сообщил ему Бойл, — ваш сын пытался незаконно проникнуть на борт президентской яхты и был задержан.
— Во времена Кулиджа по морю не носились армады разных вонючек, губящих все живое!
— Сэр! — повторил Бойл. — Коммодор Рэмфорд, вы слышали, что я вам сказал?
— Конечно, слышал! Вы сказали, что Роберт Рэмфорд, член местного яхт-клуба, был арестован за то, что прикоснулся к кораблю, принадлежащему другому члену клуба. А знаете ли вы, сухопутная крыса, что на море существует такой закон: если пловец устал, он может подплыть к любому судну, в том числе и чужому, дабы немного передохнуть? При этом береговой охране нельзя в него стрелять, а тайным агентам, или, как я их называю, «придворным стражам Кеннеди», запрещено даже пальцем к нему прикасаться?!
— Сэр, в вашего сына никто не стрелял. И уставшим его тоже не назовешь — по якорной цепи молодой человек вскарабкался, словно обезьяна. Я хочу напомнить вам, сэр, что целенаправленные действия посторонних лиц, совершаемые в непосредственной близости от места нахождения президента, должны незамедлительно пресекаться. Пресекаться любой ценой — включая насилие.
— И что, Кеннеди лично приказал арестовать злоумышленника? — поинтересовался коммодор.
— Нет, сэр. Президента на борту яхты не было.
— Выходит, вонючка стояла пустой?
— Нет, сэр. На ней находились Эдли Стивенсон, Уолтер Рейтер и один из моих людей. Они сидели в каюте, поэтому заметили Роберта, только когда тот спрыгнул на палубу.
— Стивенсон и Рейтер, говорите? Никогда больше не выпущу сына из дому без кинжала! Полагаю, он собирался открыть кингстоны, но был схвачен вашей доблестной охраной?
— Очень смешно, сэр. — В голосе Бойла начали прорезаться металлические нотки.
— А вы уверены, что это мой Роберт?
— Кто же еще носит на плавках значок с изображением Голдуотера?
— Вот как! — гневно воскликнул коммодор. — Вы не разделяете его политических взглядов?
— Значок, — ответил ему Бойл, — я упомянул только как особую примету. Политические же взгляды вашего сына службу безопасности не интересуют. И чтоб вы знали: семь лет я охранял жизнь республиканца и три года — жизнь демократа.
— И чтоб вы знали, мистер Бойл: Дуайт Дэвид Эйзенхауэр не был республиканцем.
— Даже если бы он был анархистом, я все равно бы честно ему служил. Точно так же я буду охранять следующего президента. Кроме того, я занимаюсь тем, что оберегаю людей вроде вашего сына от пагубных последствий чересчур фамильярного
