— Тут другое дело, дорогой. Участие в блокаде протеста — для них не пожизненный выбор. Кроме того, им наверняка понравится, ты и сам это знаешь.
— Да-а. — Он попытался сдержать усмешку, но не сумел. — Знаю.
На пятачке утрамбованного известняка, рядом с маленьким внедорожником «тойота», принадлежащим Лиз, стоял пикап «эйблс». Хотя старого дома уже давно не было, Марк никак не мог собраться и направить роботов на расчистку участка, где он раньше стоял.
Дети уже залезли на заднее сиденье и о чем-то спорили. Панда, стараясь забраться к ним, звонко лаяла.
— Пристегнитесь, — строго приказала Лиз с переднего сиденья.
Марк завел собаку в багажник и загнал ее в специальную будку, затем уселся за руль.
— Все готовы?
— Да! — хором ответили дети.
— Поехали.
Они выбрались из долины Улон и на шоссе свернули на север, в противоположную сторону от Рэндтауна. Через несколько миль долина начала сужаться, и четырехрядное шоссе стало подниматься вверх по широкому выступу, вырубленному в скале. В двадцати милях от города они проехали через первый тоннель. Встречного движения не было. На прямом участке дороги Марк смог увидеть какую-то машину впереди.
Лето только начиналось, и стекающие с гор ручьи еще не пересохли, хотя и стали заметно мельче. С обеих сторон от идущей на север дороги поднимались вершины хребта Даусинг. Их склоны зачастую вертикально поднимались на несколько сотен метров над дорогой, защищенной только тонкой каменной стенкой. На нижних склонах начиналось недолгое цветение гром-травы, приобретавшей на этот период насыщенный медовый оттенок.
В тридцати милях от города они миновали один из огромных дорожных комбайнов, при помощи которого Саймон Рэнд когда-то пробивал дорогу через горы. Автомобиль стоял на небольшом холмике породы, сдвинутой с пути одним из ее собратьев. Десятилетия суровых зим южного континента превратили металлические детали в округлые сгустки ржавчины, а пластиковые части сильно выгорели и потрескались. Массивные гусеницы сильно провисли, и днище прочно осело на землю. Мелкие части исчезли в рюкзаках охотников за сувенирами, а переднее стекло кабины, напоминающей глаз насекомого, было разбито.
Дети с восторгом уставились на грандиозный механизм, и Марку пришлось пообещать как-нибудь привезти их сюда для подробного осмотра.
Еще через пять миль, на широком уступе горы Зулейя, шоссе перегораживали стоявшие поперек его машины. Напо Лангсаль помахал им рукой, призывая остановиться. Напо принадлежал один из прогулочных катеров в Рэндтауне, и до сих пор Марк встречал его либо в городе, либо на катере. Он даже не знал, что у Напо имеется автомобиль.
— Привет, ребята, — сказал Напо. — Коллин уже возвращается в город, так что пристраивайтесь на место ее грузовичка.
— Без проблем, — ответил Марк. — Мы кое-что взяли с собой на обед, но к вечеру детей надо отвезти домой.
— Думаю, к семи сюда подойдут еще машины, так что ночная смена будет обеспечена.
— Ну и хорошо.
Марк подвинул пикап вперед и стал пробираться по узкому извилистому проходу между машинами, перегородившими дорогу. В основном это были пикапы и внедорожники — наиболее часто встречающиеся в Рэндтауне транспортные средства. Люди, прогуливающиеся вдоль дороги, приветствовали Вернонов поднятыми большими пальцами. Несколько секций разделительного барьера уже были сдвинуты, и он остановился на встречной полосе. Грузовик Коллин отчетливо выделялся в общей массе яркими розовыми и изумрудными светящимися логотипами: Коллин занималась установкой полуорганических систем, конденсировавших воду из воздуха. Марк несколько раз вступал с ней в спор по поводу ее оборудования, но сейчас они приветливо улыбнулись друг другу.
— Сегодня особенно силен дух Сообщества, — тихонько, чтобы не слышали дети, произнесла Лиз и подмигнула Марку.
Коллин отъехала, и Марк занял ее место. Затем они вышли и направились к началу колонны, где почти вплотную стояли большие грузовики, бульдозеры, трактора, снегоуборщики и двухэтажные автобусы. Поздороваться с ними вышел сам Саймон Рэнд. Его светло-оранжевая тога в стиле Ганди была сшита из полуорганической ткани и прилегала к коже при любых его движениях, отлично сохраняя тепло, несмотря на свежий горный ветерок. На вид ему было около шестидесяти лет, и этот почтенный возраст украсил его темное лицо длинными благородными морщинами. Благодаря врожденному обаянию и непреклонности, вселявшей уверенность в души многочисленных последователей, он прекрасно соответствовал своей роли духовного лидера.
Следом за ним подтянулись и сопровождающие — точь-в-точь свита помощников какого-нибудь крупного политика, хотя в данном случае эти люди больше напоминали церковных служителей: кое-кто сосредоточенно хмурился, а остальные были поглощены своими грезами. По большей части это были женщины, либо недавно прошедшие омоложение, либо живущие первой жизнью. Преданность Саймона его идеалам привлекала множество почитателей среди жителей города, и, как он сам нередко говорил, он был всего лишь человеком.
— Марк, как хорошо, что ты приехал, — приветливо произнес Саймон, сопровождая свои слова крепким рукопожатием.
«Настоящее рукопожатие политика перед выборами», — подумал Марк.
— Лиз, я рад тебя видеть. Очень любезно с вашей стороны. Понимаю, как трудно людям, зарабатывающим себе на жизнь, да еще вынужденным оплачивать кредит, выкроить время для акции протеста. Я очень рад, что сегодня вы с нами.
— Мы можем освободить несколько дней, — с лукавой улыбкой сказала Лиз.
Она была одной из немногих, на кого не действовало его личное обаяние, но уважала решимость Саймона.
— Будем надеяться, что этого окажется достаточно, — ответил Саймон. — Я уже слышал — неофициально, разумеется, — что они начали обсуждение альтернативных источников мощности взамен этого плутониевого ужаса.
— Хорошие новости, — кивнул Марк. — Куда вы нас определите?
— Между нами и ними большой участок ничейной земли, и многие семьи отправились туда. Дети могут поиграть там со своими сверстниками.
— Могу я взять Панду? — спросил Барри.
— Твоего пса? — Саймон подмигнул обоим детям. — Конечно, можешь, мы рады каждому участнику протеста. Я думаю, Панде будет весело. Только постарайся, чтобы он не перекусал полицейских офицеров. Они всего лишь выполняют свою работу.
— Она, — возмущенно поправила его Сэнди, поглаживая собаку. — Это собака-девочка.
— Я прошу прощения. Она прекрасная собака-девочка.
— Спасибо, вы ей тоже понравились.
— Ну, тогда мы пойдем вперед, — сказал Марк и застегнул куртку.
Он уже пожалел, что не взял с собой перчатки.
— Оставайтесь столько, сколько вам удобно, — сказал Саймон. — Важно уже то, что вы приехали. Не стоит измерять преданность делу проведенными на дороге часами.
— Как я понимаю, вы сами ночуете в одном из автобусов, — заметила Лиз.
— Да. Мы не хотим оставлять Флоту ни единого шанса прорвать блокаду, поэтому мои ближайшие сподвижники и я несем вахту всю ночь. Я не могу уехать отсюда, Лиз, это место стало моим домом и останется им навсегда. Здесь мои корни. Здесь моя душа познала покой. Ты должна понять, почему я не собираюсь отступать.
— Я понимаю.
Он глубоко вздохнул, и на лице возникло выражение безмятежности.
— Я уже и забыл вкус горного воздуха. Его резкость, и чистоту, и свежесть. Здесь, наверху, мы все можем переосмыслить свое отношение к жизни. Эта дорога означает для меня не только физический труд. С этой высоты можно выбрать любой путь.
— А я только хотела сказать, что к концу дня мы должны уехать, — сказала Лиз.
Саймон склонил голову и снисходительно улыбнулся, как всякий мистик, столкнувшийся с реальностью.
— Ты была груба с ним, — сказал Марк по пути к передовому участку блокады, когда Саймон и его приближенные последователи отправились куда-то по своим загадочным делам.
— Помпезным старикам время от времени полезно позлиться. — Она сложила перед собой ладони, как это делают буддисты, и закатила глаза. — Это сближает их с собственной исключительностью.
Он обнял ее за плечи и привлек к себе.
— Попробуй сказать это вечером, когда здесь соберется толпа.
Перед стоящими грузовиками оставалось около двухсот метров пустой дороги, по гладкому ферментированному бетону бродило несколько сотен жителей Рэндтауна. Взрослые разговаривали, собравшись небольшими группами, и притопывали ногами, стараясь прогнать холод, приносимый ветром с вечно заснеженных вершин. Дети разбились на группы и затеяли шумные игры. Над ними по воздуху проносились недавно вошедшие в моду зум-боты — маленькие жужжащие летательные аппараты в форме блюдца с двумя винтами, вращающимися в противоположные стороны. Управлялись они при помощи вектор-перчаток. Забавно было видеть, как стоявший неподвижно ребенок шевелил пальцами, словно играя на пианино, а крошечный аппарат немыслимыми зигзагами и петлями метался над дорогой. Время от времени чья-то машинка устремлялась к цепочке скучающих полицейских на другой стороне, но резкий окрик родителей быстро возвращал ее обратно.
