одних-то отпускают?» — думалось Ире, необъятное болото внушало ей ужас. Остававшиеся в селении старухи и свободные женщины разбирали принесённую детьми добычу. Пожилые, не способные добывать порух мужчины мастерили дополнительные сушильные рамки, но сам процесс заготовки это ускорить не могло. На вымачивание травы в растворе и сушку требовалось определённое количество времени. В итоге запасы начали иссякать. И настал тот момент, когда количество листьев стало можно пересчитать по пальцам, а новая партия ещё не была готова.
В тот вечер после работ охрана из двух «кнутоносцев» собрала всех больных в кучку на Утёсе. Их было уже не такое дикое количество, как в середине эпидемии, да и только что заразившихся она не видела уже дня три, но всё равно зрелище было печальным. Пришли врач и Маяти, последняя держала поднос с заваренным напитком. Врач ходил от одного больного к другому, слушая и проверяя температуру. Большую часть рабочих, чья болезнь достигла стадии пигментных пятен или пика сыпи, он отправлял по домам. Когда больных осталось всего шестеро, он махнул рукой охранникам, которые коротко поклонились и ушли помогать своим коллегам.
Ира не сводила взгляда с больных. Это были те, кто заболел совсем недавно, на лицах горел нездоровый румянец, сыпь у кого-то только начиналась, у кого-то отсутствовала вообще. Они стояли чуть на отшибе, и доктор жестом пригласил их присесть для более тщательного осмотра. Шесть. Две немолодых женщины и пара пожилых мужчин дроу, одна рабыня, ребёнок (не разберёшь с такого расстояния, девочка или мальчик). Поодаль стоял Минэ, задумчиво пожевывая травинку и не спуская глаз с врача. Доктор действовал медленно и методично, осматривая очаги сыпи очень внимательно. Глаза стоявшей рядом Маяти были опущены в землю, она словно не дышала. Это показалось Ире странным, и она решила подойти поддержать хоть жестом, хоть словом эту отзывчивую и заботливую девушку. В тот момент она совсем не думала, что её поступок могут как-то не так понять, ведь приказ здоровым держаться от больных подальше — касался всех. Но она так привыкла к мысли о собственной неуязвимости против кори, что приблизилась к ним без всякой задней мысли и боязни.
Она не дошла каких-то трёх десятков шагов, когда доктор отдал приказ Маяти раздать напитки. Девушка дрожащей рукой начала протягивать кружки. И вот тут Ира заметила… стаканов было пять. Четыре она протянула взрослым дроу, которые тут же выпили их большими глотками, и уже собралась передать последний ребёнку, когда Минэ угрожающе прошипел что-то на своём языке и начал приближаться к ним. Ира замерла. Она впервые видела этого раба в таком виде: глаза горят ненавистью, мышцы, нажитые долгими днями рабства, перекатываются буграми и собираются в узлы, кулаки сжаты. Это была опасность во плоти, и она приближалась. Минэ повторил свою фразу, и Маяти, подняв на него бесстрашное лицо, ответила ему. Каторжник озверел. Он в два прыжка преодолел расстояние от него до девушки и молниеносным движением выбил у неё из рук стакан, второй рукой влепив ей такую мощную пощёчину, что у той слёзы брызнули из глаз. Маяти упала, не сумев удержаться на ногах от такого удара. Первым её порывом после падения было дёрнуться за упавшим стаканом, но… Драгоценная жидкость безвозвратно впитывалась в землю.
— Ты что творишь, ублюдок недорезанный! — закричала Ира, и её голос смешался с возмущением доктора, криками попятившихся женщин и негодованием подскочивших мужчин. Но Минэ, казалось, даже не заметил этого, он надвигался на Маяти, словно собираясь продолжить начатое избиение.
И уже второй раз в Ире что-то проснулось. Когда она сцепилась с Каррой, она была на взводе из-за пленения, отстаивала свою личность и потому почти не думала, защищаясь от свалившейся на неё окружающей действительности. Сегодня же она полностью осознавала, что добровольно лезет в драку с противником, который не по зубам. У неё не было ни единого шанса выстоять против Минэ, но было внутреннее ощущение правильности. Маяти ей никто, её не назвать приятельницей, но она единственное доброе существо в этом чужом мире. Она стоит того, чтобы попытаться её защитить. Драться? Ни навыков, ни силы. Потому она просто побежала. Преодолела оставшееся расстояние и прыгнула Минэ на спину, обхватывая его за шею и впиваясь зубами в ухо. Мужчина взвыл, одним движением перехватив её за шиворот и скинув со спины, словно котёнка. Лететь было страшно, сгруппироваться не получилось, и она больно ударилась позвоночником о каменистую землю. Неловко подтянула к себе руки и ноги и, собравшись с силой, вскочила, запоздало подумав: «Слава богу, что ничего не сломала!» Поднимаясь, машинально нащупала рукой небольшую палку и попыталась ударить ею Минэ, но из этого ничего не вышло. Даже подручным оружием надо уметь пользоваться. Мужчина перехватил палку в движении и, буквально секунду потянув её по траектории полёта, резким рывком забрал из Ириных рук. Она не только осталась без оружия, но ещё и потеряла равновесие и почти свалилась ему под ноги, руки запутались в собственной цепи. Минэ не остался в долгу, больно пнув её в живот. Перехватило дыхание, она почувствовала холодные дорожки слёз, перед глазами побелело от боли. И кончилось бы это весьма печально, если бы в этот момент Минэ не схватили сзади две пары рук «кнутоносцев».
Он, словно озверев, вырывался, но сделать ничего не мог. Его повалили, спутали его собственной цепью и до кучи связали руки за спиной. Минэ смотрел на всех ненавидяще, но постепенно стихал. Не ей судить, но было в его взгляде что-то похожее на осознание собственных поступков. Был страх. Она не успела даже подумать о причинах подобной реакции, когда заметила медленно и спокойно приближающегося к ним начальника в компании двух охранников. От его взгляда к животу спустился ледяной ком.
Он молча осмотрел сцену произошедшего. Взгляд ножом прошёлся по доктору, больным, рабыне, Маяти, Ире, Минэ. Тишина стояла звенящая. Каждый нерв, как натянутая проволока, которую оборвёт первый раздавшийся звук. Сейчас Ира понимала Минэ, осознав собственные поступки. Она. Устроила. Драку. За это не будут гладить по голове. Наказание последует неминуемо, и у неё не просто не будет адвоката, даже сама не в состоянии будет свидетельствовать в свою пользу. Ира почувствовала, как рубаха прилипла к спине. Не отрываясь, следила за глазами существа, которое должно вынести приговор. Внезапно ощутила прикосновение к своему плечу и обернулась. Маяти вышла вперёд и, утерев с лица грязь и оставшуюся от слёз влагу, тихо заговорила,