Алексей скоро выдохся и сказал устало:
– Я пытался тебе помочь. Ты не захотел. Теперь уж разбирайся сам. Против тебя я ничего не имею, но и вмешиваться не буду. Если они пойдут войной против клиники, мне это слишком дорого встанет. Ты по-прежнему мой друг и коллега. Не держи на меня зла…
– О чем речь? – с чуть заметной иронией проговорил Донской. – Конечно! Друг, товарищ и брат!
Гордеева прибыла в клинику через несколько дней. Пашка ждал ее появления: несколько раз выбегал в холл, выглядывал в окно, в конце концов даже вышел на крыльцо. Здесь его и застал Донской, когда возвращался с обеда.
Андрей хмыкнул и собирался уже пройти мимо, как Пашка вдруг напрягся, вытянулся во весь рост и уставился куда-то. Донской обернулся и увидел, что во двор клиники въезжает серебристая иномарка. Андрей перевел взгляд на Пашку – щеки друга залились краской.
«Значит, все еще не выбросил из головы эту идиотскую затею. Ладно, по крайней мере над собой я издеваться не позволю».
Пашка, не обращая ни на кого внимания, поспешил навстречу Гордеевой. Нина улыбнулась, и он, окрыленный, тут же попытался подхватить ее под локоть.
– Добрый день, – увидев Донского, тепло поздоровалась актриса.
Андрей окинул ее оценивающим взглядом и с усмешкой кивнул. Гордеева вспыхнула – в глазах обида и недоумение.
– Проходите. – Донской открыл перед Ниной входную дверь. – Сейчас сестра проводит вас в палату, расскажет, что нужно сделать. Впрочем, вы ведь уже все знаете…
Она прошла в холл. Андрей двинулся следом. Сзади спешил Пашка. Он всеми силами старался привлечь внимание Гордеевой: забегал вперед и заглядывал ей в глаза.
Нина вошла в операционную, чуть зажмурилась от яркого света и остановилась в дверях, ожидая указаний. К ней тут же подскочил Пашка. Гордеева слегка поморщилась.
«Кажется, наш Ромео достал ее своими ужимками, – злорадно подумал Донской. – Ничего, пусть пожинает плоды своих интрижек».
Пашка помог Гордеевой взобраться на операционный стол и что-то забубнил ей в ухо. Андрея раздражала Пашкина суетливость. Он услышал, как Нина сказала мягко:
– Не беспокойтесь, пожалуйста, все в порядке.
Пашка закатал рукав ее темно-зеленой больничной рубахи и осторожно ввел иглу. Женщина погрузилась в глубокий сон. Донской подошел и начал маркером наносить на ее умиротворенном лице специальные отметки.
«Черт возьми, до чего же она красива, – неожиданно подумал он. – Черты лица тонкие, и кожа такая гладкая… И действительно, есть в ней что-то необычное, Пашка сразу это заметил».
Он взглянул на Пашку, стоявшего с другой стороны стола. Смешной щенячий задор исчез, лицо анестезиолога, наполовину скрытое маской, было серьезно и сосредоточенно.
«Он, конечно, профессионал, – не смог не отметить Донской. – Как будто отключает все лишнее на входе в операционную».
Андрей глубоко вдохнул:
– Скальпель!
Операция прошла быстро и без осложнений. Нину переложили на каталку и увезли.
Пашка ворвался в палату, где Нина Гордеева постепенно отходила от наркоза. В комнате было прохладно. Темные волосы Нины рассыпались по подушке, лицо бледное, черты чуть заострились, под глазами специальные склейки. Пашка придвинул стул к кровати, сел.
– Нина, – негромко произнес он, – Нина, вы хорошо себя чувствуете? Это я, Паша…
– Какой Паша? – слабым голосом произнесла женщина и попыталась приоткрыть глаза. – А, это вы…
– Нина, я хотел поговорить с вами утром, но Андрей Александрович помешал. И вот я теперь, пока здесь никого нет… Вы знаете, Нина… – Он помедлил, пытаясь унять взбесившееся сердце, и выдохнул: – Я ушел от жены!
Будто нарисованные брови Гордеевой сдвинулись к переносице.
– Мне очень жаль. Я могу вам чем-то помочь?
Пашка задохнулся от неожиданности. Несколько секунд он кашлял и неуклюже пытался ударить самого себя по спине.
– Выпейте воды, – посоветовала Нина. – Графин на тумбочке. Я очень вам сочувствую, не переживайте так, все уладится…
Пашка наконец выговорил сипло:
– То есть как? Как это – уладится?
– Я не совсем хорошо себя чувствую, наверное, наркоз еще действует… Я, может быть, что-то не так поняла? Вы объясните…
– Но как же, – забормотал Пашка, – ведь мы… ведь вы… вы же сами сказали: «Это мой будущий муж». А теперь…
– Я что-то ничего не понимаю. – Нина приложила тонкие пальцы к вискам и болезненно поморщилась. – Кто муж? Чей муж? У меня нет мужа…
– А у меня больше нет жены! – радостно объявил Пашка.
Ситуация казалась ему такой простой и понятной, что было удивительно, почему Нина не может вникнуть в его слова.
«Впрочем, это, наверное, послеоперационный шок», – успокоил он себя.
– Постойте, – нахмурилась Гордеева, – вы мне предложение делаете, что ли?
– Ну конечно, – закивал Пашка.
– О! – Нина села и попыталась нашарить ногами тапочки. – Благодарю. Это, конечно, очень лестно. И неожиданно… Но, думаю, вы погорячились. Вы меня совсем не знаете…
– Это неважно. Я люблю вас. Сразу выложил все жене и ждал только, когда вы приедете. У меня ведь нет вашего телефона.
– Паша, Паша, постойте… – Нина подняла руку. – Постойте! Все это не то, не нужно… Вы не так меня поняли. Прошу вас, помиритесь с женой. Господи, какой-то безумный сон…
– Но как же… – Пашка ошеломленно уставился на Нину. – Вы, может быть, не поняли?.. Я не шучу, я все это серьезно…
Нина закрыла лицо ладонями и проговорила глухо:
– Паша, я нехорошо себя чувствую. Прошу вас, уйдите, дайте мне отдохнуть. И простите меня…
Она легла и натянула на себя одеяло. Пашка несколько секунд смотрел на нее, бледную, измученную.
«Может, это еще не конец, – лихорадочно соображал он. – Может, я напугал ее? Она отдохнет, обдумает все и поймет… Не нужно на нее давить, пускай пройдет время».
Но в глубине души он понимал, что это именно конец, конец всем его надеждам. Ссутулившись, Пашка вышел из палаты.
«Где, где ты был, свет моей жизни, радость пробуждения и сладость полуденной дремы? – писала Нина. – Где ты был, когда я звала тебя, когда так остро нуждалась в твоей светлой всепоглощающей любви? Почему тебя не было со мной, когда больше всех желаний и просьб, больше исцеляющей молитвы ты был нужен мне, уже уставшей от жизненного пути? Почему не отзывался, когда губы, обездвиженные холодом, могли произнести только твое имя? Как мне найти тебя, моя боль, мои сон и явь, мои бесчисленные грезы и бесконечные сомнения? Не можешь ведь ты просто взять и уйти, исчезнуть, как будто тебя вовсе не было в моей жизни, оставить ледяной диск луны за окном и заставить меня последовать за тобой туда, где ты, по выверенному Млечному Пути? Где ты, где место рядом с тобой, я не могу понять, не могу отыскать это место в бесконечном и богоутвержденном мироздании…»
