«Как трудно быть богом, – с тоской подумал он. – Да что вы, Андрей Александрович, – тут же возразил он себе, – возомнили себя богом? Это же мракобесие чистой воды!»
Донской посмотрел на часы – без четверти восемь. Обрывки сна застряли в голове, мешали сосредоточиться, и встал он тяжело.
В клинику он приехал позже обычного. Стоянка была уже заставлена. Безуспешно потыкавшись в разные углы, Донской вышел из машины. Свежий воздух ударил в нос, и голова закружилась. Андрей на секунду прикрыл глаза, стараясь справиться с приступом тошноты от вчерашнего коньяка, и услышал вдруг:
– Андрей Александрович!
Он невольно дернулся, обернулся и увидел Нину Гордееву.
– Доброе утро! – весело поздоровалась она.
Нина стояла, прислонившись к капоту своего автомобиля. Легкий ветер трепал полы ее белого плаща, поигрывал завитками темных волос. Гордеева щурилась от солнца.
– Кого-то потеряли?
Он недовольно поморщился:
– Хочу позвать кого-нибудь, чтобы припарковали машину…
– Давайте я, – неожиданно предложила Нина.
– Вы?
Но она уже залезла на водительское место.
– Нина, бросьте!
– Андрей Александрович, отойдите от машины. – Она захлопнула дверь, лихо развернулась и, почти не маневрируя, припарковалась между двумя автомобилями. – Ап!
– Браво! – похвалил Донской.
Нина, усмехнувшись, отдала ему ключи и пошла рядом к зданию клиники.
– Нина, ну что мы как дети. Может быть, пора уже объясниться?
– Вы о чем? – Темные глаза смотрели на него тревожно и в то же время со скрытой надеждой.
И в ту же минуту откуда-то вынырнул Пашка и гаркнул:
– Здравствуйте! А вы снова к нам?
Нина растерянно взглянула на него, не узнавая, потом улыбнулась:
– Добрый день! Да, вернулась. У вас хорошо.
Пашка подхватил ее под руку, а Донской, раздосадованный сорвавшимся разговором, опередил их и быстро прошел к себе в кабинет.
Пашка же тараторил без умолку:
– Вы – моя любимая актриса. Я просто не поверил, когда увидел вас здесь. Ваш последний фильм – это просто что-то удивительное. Я чуть не плакал, вот честное слово! Когда вы в конце падаете на камни… И у вас такие глаза… И море шумит…
– Большое спасибо, – тепло сказала Нина. – Мне и в самом деле очень приятно!
– Но ведь это правда! А вы могли бы дать мне автограф? Я тогда всем буду хвастаться, что познакомился с вами.
Он расхохотался, довольный. Нина нахмурилась:
– Разве это не врачебная тайна, что я была здесь?
– О, конечно, я не стану говорить… Что вы! Разумеется, мы никогда про наших пациентов… Я скажу, что видел вас, видел… – Он замялся.
– Скажите, что я пригласила вас на съемочную площадку, – предложила Гордеева. – Хотите, приходите на самом деле, чтобы не пришлось врать.
– А что, можно? – Пашка не верил своему счастью.
– Ну конечно. Вот, скажем, послезавтра. Вы не дежурите? Вот и приходите, я закажу для вас пропуск. А теперь извините, мне пора на прием.
Она быстро пошла по коридору клиники. Пашка же так и остался стоять посреди приемного покоя.
В семь часов секретарша проводила в кабинет к Донскому Валерию.
– Зачем ты пришла? – спросил он.
– Фу, Андрюша, чего ты грубишь? Пришла, потому что соскучилась… – Валерия уселась на подлокотник кресла и принялась ерошить волосы Андрея. Донской неприязненно повел плечом. Теперь, когда все его мысли занимала Нина Гордеева, присутствие Леры раздражало.
– Послушай, здесь все-таки не дом свиданий, а клиника. У меня и так были неприятности после твоего последнего перформанса. Прошу тебя, прекрати являться сюда без предупреждения.
Валерия обиженно отстранилась:
– Ты злой! Ты очень злой сегодня, Андрей! Мне даже кажется, что ты больше меня не любишь.
Не отвечая, Донской принялся собирать бумаги в портфель.
– Так это правда? Ты разлюбил меня, да? Да?
– Мне казалось, о любви речь вообще не шла, – Андрей не мог больше сдерживаться. – Я давно хотел сказать тебе, что наши отношения пора прекратить. Ты сама жаловалась, что муж что-то подозревает, да и у меня… с женой неприятности.
– Это все отговорки. Ты подлая, жестокая сволочь!
Валерия хлопнулась в кресло и разразилась истерическими рыданиями. Пришлось вызывать медсестру, делать укол успокоительного, уговаривать, увещевать. Через час Донскому удалось-таки выдворить ее из своего кабинета. Валерия повисла у него на руке, он же, матерясь про себя, тащил ее через стоянку к припаркованной у ограды машине.
Неожиданно из стоявшего поодаль «Фиата» вышла Галина. За ее спиной маячила мрачная Катька.
– Я полагаю, это и есть твой симпозиум? – надменно осведомилась жена.
– Что ты здесь делаешь? – опешил Андрей.
– Мы сегодня договаривались все вместе поехать в театр. Впервые за последние пять лет. Но ты, разумеется, запамятовал. Конечно, ты ведь так занят. Тебе не до семьи.
Галина изо всех сил сдерживалась, чтобы не сорваться на крик. Катерина констатировала:
– Да, папец, ты попал. Так тупо спалиться…
– Замолчи! – резко оборвал ее Андрей.
– Не затыкай ей рот! – взвилась Галя. – Ты хоть помнишь, когда в последний раз с ней разговаривал? Откуда девочке взять уважение к отцу, если ты не уважаешь ни себя, ни нас?
– Андрюша, это твоя жена? – очнулась вдруг от своего фенозепамового забытья Валерия. – Так вот она какая. Ты, – она неожиданно ткнула пальцем в Галину, – подлая циничная тварь! Ты вцепилась в него и давишь своей любовью и преданностью! Ты не даешь ему жить. Дышать! Оставь его в покое, он тебя не любит. Он любит меня!
– Что ты несешь?! – выдохнул Донской.
Скандал бушевал долго. Валерия рыдала и обличала. Галина напирала, гордая в своей поруганной супружеской добродетели. Хмурая Катька отпускала резонерские замечания. Наконец Донскому удалось вызвать для Валерии такси. Жена и дочь уехали сами. Андрей же, вернувшись в кабинет, растянулся на диване. О том, чтобы вернуться сейчас в семейное гнездо, и подумать было страшно.
В своем дневнике Nizа (или Нина, теперь у него почти не было сомнений) писала:
«Он стоял в бледных лучах сентябрьского солнца и улыбался. В обыкновенной одежде – совершенно мужском модном свитере, куртке, ботинках – он казался моложе, чем в своей профессиональной, в которой я привыкла его видеть».
На этом месте сердце Донского вдруг подпрыгнуло, стукнулось о грудную клетку и забилось где-то в горле. Он протянул руку к чашке с остывшим кофе, сделал большой глоток и перевел дыхание. Спину где-то между лопаток будто обожгло, как много лет назад в походе, когда они, студенты, веселясь, кидали друг другу за шиворот горячие картофелины. Он продолжил чтение.
