Много смѣху, шутокъ и прибаутокъ было на пристани, когда двинулась на низы послѣ молебствія бѣляна Душкина. Многіе купцы, торговцы верховья, посмѣявшись до слезъ надъ товарищемъ, рѣшили однако тайно, что если путешествіе Душкина обойдется счастливо, т.-е. затѣя его удастся и онъ достигнетъ Астрахани, сдѣлавъ безъ бѣды торговый оборотъ, то послѣдовать на будущій годъ его примѣру.
Хитрая затѣя Душкина удалась уже на половину. По пути было одно худое мѣсто, гдѣ водился притонъ вольницы-негодницы, что былъ не плоше поселка Усти. Но бѣляна прошла это мѣсто и никто не шелохнулся. Можетъ и выглядывали разбойники на богатое судно изъ-за кустовъ и камышей прибрежныхъ, можетъ и зарились да собирались накрыть проѣзжаго купца смѣльчака, да видъ грозный бѣляны заставилъ душегубовъ призадуматься и, пожалѣвъ незадачу, пропустить безобидно мимо. Народу множество на бѣлянѣ съ ружьями да пушка огромная на тупомъ носу, блестящая ярко какъ огонь — охолодили ихъ удаль.
Такъ подошла бѣляна къ рѣчкѣ Еруслану и къ Устину Яру. Тутъ-то смутила она Орлика своимъ видомъ. Будь онъ другой человѣкъ, то не преминулъ бы доложить Устѣ, что нечего и пробовать нападеніе: четыре почти десятка народу вооруженнаго — не шутка! Но видно Орликъ и Устя были удалѣе другихъ или жизнь имъ дешевле была.
Теперь, раздѣливъ молодцевъ своихъ на двѣ равныя части и ожидая горячей битвы, оба, и атаманъ, и эсаулъ, мысленно собирались биться со словами:
— Двухъ смертей не бывать, а одной не миновать!
Оба боялись равно, что ихъ молодцы, за исключеніемъ немногихъ, оробѣютъ и только себя и ихъ погубятъ, но оба рѣшились лѣзть на бѣляну безстрашно. Давно уже не было у нихъ лихой схватки на матушкѣ Волгѣ, хотѣлось имъ «погрѣться» въ жаркой битвѣ, да и провіанту у нихъ въ запасѣ было уже мало, ни хлѣба, ни холста, ни пороху; а на большой бѣлянѣ богатаго купца, гдѣ столько народу, небось, все найдется и на цѣлыхъ полгода хватитъ добычи.
Лодки разбойниковъ достигли того мѣста рѣки, гдѣ множество топкихъ, глинистыхъ островковъ, заросшихъ сплошь камышомъ, затѣсняли путь по рѣкѣ…
Только одинъ рукавъ Волги, саженъ въ сорокъ, могъ пропустить большое судно, а въ остальныхъ руслахъ бѣляна непремѣнно сядетъ на мель. Разумѣется, купецъ безъ толковаго и знающаго лоцмана не поѣдетъ, стало быть расчитывать на то, что бѣляна сама застрянетъ, было трудно.
Лодки отряда Усти разсыпались и укрылись въ камышахъ большого острова. Орликъ же со своими сталъ на чистомъ мѣстѣ рѣки, но за мысомъ островка, который укрывалъ его отъ идущей бѣляны.
Народъ на бѣлянѣ, поровнявшись съ Устинымъ Яромъ, поглядывалъ и косился зорко на поселокъ, но тишина и безлюдье въ притонѣ кого обрадовали, а кого пуще встревожили. Кто поглупѣе думалъ: славу Богу; но бывалые поняли, что молодцы-разбойники собрались, укрылись и гдѣ-нибудь вотъ сейчасъ ахнутъ на нихъ. Лоцманъ изъ татаръ, что прихватилъ съ собою купецъ, прямо пояснилъ, подплывая къ островкамъ:
— Ну, теперь, ребята, держите ушки на макушкѣ!.. Вотъ въ этомъ самомъ плесѣ, что видать середь камышей, ахнутъ на насъ устинцы!
Дѣйствительно, мертвая тишина была въ Устиномъ Ярѣ; одни ребятишки прыгали, да бабы старыя на берегу полоскали холстъ.
Для бывалаго человѣка все служило доказательствомъ, что разбойники въ походѣ… А гдѣ? Либо, на счастье купца, убрались далѣе на большую столбовую дорогу, либо, на его горе, — пронюхали про бѣляну и всѣ въ сборѣ на рѣкѣ, около островковъ.
— Авось, подумалъ купецъ, наше многолюдство да ружья, да пушка на нихъ робу нагонятъ, такъ что и не тронутся.
Многіе, однако, на бѣлянѣ крестились и тихо охали, поглядывая на камыши.
Вошла бѣляна въ плесъ, выбравъ самый широкій рукавъ, и миновала уже камыши, гдѣ попрятались, пригибаясь въ лодкахъ, молодцы Устинова отряда. Нѣкоторые изъ нихъ, завидя на бѣлянѣ сквозь чащу народъ, ружья и пушку — обомлѣли, ошалѣли отъ неожиданности.
— Ахти! подумалъ и сибирный Малина. Вотъ притча!
Многое онъ видалъ на своемъ вѣку, много видѣлъ и всякихъ бѣлянъ, и расшивъ на Волгѣ, а такого «сборища оруженнаго» никогда не видалъ. Но не струсилъ, а только пуще остервенился каторжникъ; будто обидно ему стало, что выискался эдакій выжига-купецъ, который чуть не съ командой царской по Волгѣ поплылъ.
Устя тоже видѣлъ сквозь камышъ бѣляну и тоже подивился ея грозному виду. Атаманъ ухмыльнулся странно, не то злобно, не то грустно; чудной, но красивый ротъ его такъ и застылъ будто въ улыбкѣ этой; грудь поднялась раза два высоко, будто глубоко вздохнулъ атаманъ, жалѣя о чемъ-то. О себѣ, что ли? Глаза его отуманились, а не блеснули удалью. Умирать, что ли, быть убитому — собрался Устя?
Никто изъ молодцевъ не замѣтилъ, однако, его печали и смуты на душѣ. Кто съ любопытствомъ косился сквозь чащу камышей на мимоидущую бѣляну, а кто просто притаился и уткнулся, да ждалъ команды, глядя себѣ подъ носъ, а кто уныло раздумывалъ о томъ, сноситъ ли сейчасъ свою удалую башку, или покончитъ озорно свою вольную, но горемычную жизнь, нарвавшись на топоръ или пулю.
Тишина была мертвая. Но, вдругъ, раздался и пронесся надъ сонной рѣкой изъ края въ край, какъ будто хлестнулъ по водѣ громкій удалый крикъ.
— Вали, ребята! На сломъ!
Это былъ голосъ молодца Орлика. Услыхать эту лихую команду — подумаешь, у эсаула цѣлое войско казацкое состоитъ подъ начальствомъ.
У многихъ, небось, на бѣлянѣ отъ одного этого зычнаго возгласа душа въ пятки ушла… У многихъ же устинцевъ отъ крика ихъ храбраго эсаула душа изъ пятокъ на свое мѣсто вернулась…
И загудѣли сразу десятки голосовъ, раздалось сразу нѣсколько выстрѣловъ… и съ бѣляны и съ лодокъ…
— На весла! скомандовалъ тихо Устя своимъ.
Малина вылетѣлъ первый изъ камышей, за нимъ остальные…
И отрядъ Усти молчаливо и тихо понесся въ догонку, чтобы ударить съ тыла!
XVIII
Передъ самой бѣляной вдругъ сразу появилось нѣсколько лодокъ и впереди всѣхъ эсаулова. Ахнули многіе изъ его ребятъ, увидя кучку народа на мосту бѣляны, да еще жерло огромной пушки, направленной прямо на нихъ.
— Охъ, Господи!.. раздались тамъ и сямъ вздохи… И тотчасъ же одинъ оробѣвшій калмыкъ выпрыгнулъ изъ задней лодки и, шлепнувшись въ воду, поплылъ, спасаясь отъ битвы, на островокъ.
Орликъ мгновенно и мѣтко выпалилъ по немъ… Калмыкъ не пикнулъ и съ окровавленной головой забулдыхался и исчезъ въ волнахъ…
— Видѣли! крикнулъ эсаулъ ребятамъ… Вали на сломъ! а за бѣгунами я глядѣть учну…
На бѣлянѣ народъ, дико взвизгивая, съ гиками и ревомъ столпился къ носу… Раздалось еще нѣсколько выстрѣловъ, но всѣ мимо…
— Валяй изъ пушки! Изъ пушки хлестни! оралъ на суднѣ одинъ голосъ, но не молоцовато, а будто съ перепугу… Это былъ самъ купецъ.
Около пушки появился солдатъ.
Четверо молодцовъ Орлика выпалили по народу, и на мосту раздался крикъ и вой… Чуденъ показался молодцамъ этотъ вой. — Ни дать, ни взять бабы заголосили.
— Ну-т-ка еще! командовалъ Орликъ уже въ саженяхъ четырехъ отъ наплывшей на нихъ бѣляны, нутка, по моему…
Орликъ выпалилъ по солдату, который хлопоталъ около пушки.
Солдатъ схватился за грудь и присѣлъ…
— Зацѣпило пушкаря! крикнулъ Орликъ весело.
Опять нѣсколько выстрѣловъ прогремѣло съ бѣляны и съ лодокъ.
Ванька Лысый вскрикнулъ и, какъ шалый, шарахнувшись въ лодкѣ, опрокинулъ ее… Тотчасъ же три человѣка бултыхнулись въ воду и цѣплялись за другіе лодки.
Лысый, очевидно раненый, взмолился о помощи, барахтался, захлебываясь, но кой-какъ уплывалъ однако отъ бѣляны.
Молодцы-разбойники оробѣли, тотчасъ сказалось смятеніе. Орликъ не замѣтилъ опрокинувшихся и общаго перепуга. Въ это мгновенье онъ зорко и удивленно глядѣлъ на большую пушку, такъ какъ, послѣ залпа изъ ружей, у ней отхватило кусокъ жерла, и онъ, упавъ въ рѣку, плавалъ на зодѣ…
— Ребята! Пушка деревянная! крикнулъ внѣ себя Орликъ. — Вали! Небось! Скоморохи! На сломъ! На сломъ!
Лодки Орлика были уже близко къ самой бѣлянѣ и приходилось сейчасъ цѣпляться за судно и лѣзть на мостъ; но весь народъ навалилъ на передокъ судна, а его было вдвое болѣе, чѣмъ у Орлика.
Въ это же мгновеніе залпъ изъ ружей раздался сзади за бѣляной. Крики ужаса и перепуга отчаянно огласили бѣляну. Оборонявшіеся, очевидно отъ страха, всѣ глаза просмотрѣли на однихъ ребятъ Орлика; никто не слыхалъ и не замѣтилъ какъ сзади нагналъ бѣляну другой отрядъ лодокъ, гдѣ были самые лихіе молодцы и хорошіе стрѣлки… Народъ заметался на бѣлянѣ, будто не зная, что оборонять: корму или носъ съ расщепленной пушкой.
Бабьи гололоса уже явственно заголосили на мосту.
— Ряженые! бабы ряженыя молодцами! крикнулъ съ хохотомъ Орликъ. — Цѣпляйся! Вали на скомороховъ!.. Полѣзай, ребята, за невѣстами…
Чрезъ полминуты судно было окружено лодками со всѣхъ сторонъ. Нападавшіе и оборонявшіеся сцѣпились въ рукопашную. Застучали и замелькали топоры, ножи и дубье… Двѣ лодки опрокинулись опять, но молодцы не уплывали, а держались на водѣ, цѣпляясь за что попало…
