Радуйся, от мученик древних ничимже умаленный,
Радуйся, святче Божий, возсиявый силою и духом древних отцев;
Радуйся, в сонм новомучеников российских вчиненный,
Радуйся, мощи твоя святыя нам, недостойным, явивый;
Радуйся, яко честныя мощи твоя всем исцеления источают,
Радуйся, яко мощи твоя граду Твери и всей Российстей земли крепкое заступление;
Радуйся, присно радование всем возглашати призывающий,
Радуйся, яко по имени твоему и житие твое бысть.
Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!
Кондак 13
О заступниче наш у престола Царя Небеснаго, священномучениче славный Фаддее, веры православныя твердый поборниче и за Отечество наше присный молитвенниче! Нынешнее наше приими приношение, да молитвами твоими вечныя муки избавимся, и Небесныя радости сподобимся, воспевая Богу: Аллилуиа!
Молитва
О великий и преславный угодниче Христов, священномучениче Фаддее! Светильниче пресветлый, на свещнице Церкви Православныя возжженный, сосуде чистоты и избранное селение Духа Святаго! Молим убо тя: сохрани под кровом молитвенных крил твоих Православное Отечество наше и паству, юже собрал еси, да не закоснеем в окаменении сердец и нерадении о спасении нашем.
О пастырю добрый и ближний друже Христов! Сподоби и нас, путем покаяния шествуя, возлюбити Бога всем сердцем и помышлением нашим и ближняго яко себе, и тако по неложному слову апостола: приближитесь Господу, и приближится вам, — сподобитися вожделенных селений райских, идеже ты с лики святых пребываеши, прославляя в Троице славимаго Бога, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Тропарь священномученику Фаддею, глас 1-й
Хвала Богу и жертва живая житие твое, священномучениче Фаддее, явися. Постом, бдением и молитвою Небесная дарования приим, многим добрый помощник и утешитель бысть. Пастырскою мудростию и тихостию нрава украшен, лукавства врагов Христовых препобедил еси. Слава Давшему тебе во страданиях крепость, слава, яко мученика, Венчавшему тя, слава Действующему тобою всем исцеления.
Кондак священномученику Фаддею, глас 4-й
Духа небоязни, силы, любве и упования даде Пастыреначальник ти, святителю Фаддее, во страдании бо твоем благодарение Богу воздавал еси и в гонениях страждущия утешал еси, глаголя: не унывайте, Христос бо с нами есть.
Приложение I
О смысле жизни
Придет же день Господень, как тать ночью, и тогда… стихии… разгоревшись, разрушатся… Если так все это разрушится, то какими должно быть в святой жизни и благочестии вам
(2 Пет. 3: 10–11).
Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Слышите, возлюбленные, о чем нас спрашивает святой апостол в своем Соборном Послании, прочтенном сегодня?
В самом деле, что мы можем сказать о смысле нашей жизни?
Большинство из людей, раз и навсегда решив для себя, что сокровенный смысл и высшая цель жизни недоступны для них, отказываются даже от попытки сколько-нибудь прояснить себе мрак жизни светом мысли или веры, а чтобы лучше освободиться от тяжелого впечатления мрака, закрывают глаза, стараются заглушить в себе высшие вопросы и стремления духа, удовлетворяя низшие потребности своей натуры.
Но человеку нужно не только жить, но и давать отчет в смысле жизни. Между прочим, сколько бы человек ни старался заглушить в себе сознание и все высшие стремления духа, огрубеть, опошлеть — это ему не удается: человеческая натура сказывается по временам, беспокойные вопросы о цели жизни возмущают самодовольство, и тогда человек должен думать об этом. Эти вопросы особенно возникают в старости, то есть когда их поздно задавать.
Говорят, что жизнь — наслаждение и пир, нечего искать каких-то других целей. Пользуйся жизнью, спеши захватить все, что она дает.
Но откуда в человеке такая сильная любовь к жизни, если в ней нет величайшего блага? Отчего люди стремятся к счастью, если счастье не есть цель жизни? Тогда где эта цель?
Есть ли, был ли за тысячи лет хоть один человек, который узнал сам и передал другим, что такое счастье?
Правда, сначала человек идет на жизнь с бодростью и надеждами, но сама жизнь разбивает и разрушает светлое представление о ней. Кто испытывал в жизни одни радости без горя?
Много препятствий к достижению счастья извне, в противодействующих силах природы, во враждебных обстоятельствах среды, в недостатке собственных сил, но еще больше препятствий к достижению счастья состоит в том, что человек не находит счастья даже в удовлетворении своих желаний и источник такого недовольства кроется внутри самого человека. Если бы жизнь со всех сторон улыбалась человеку и у него не было бы предлогов к жалобам, человек стал бы их выдумывать.
Ведь жалуются все люди: большие и малые, бедные и богатые, здоровые и больные, трудящиеся и тунеядцы, невежды и мудрецы. Вечное недоразумение, по-видимому, в том, что у человека нет определенного предмета для счастья, а силы ограничены. Тысячи людей борются за счастье, но, достигнув его, понимают, что казавшееся венцом счастья — только дальнейшая ступень к новому идеалу.
И если бы жизнь была только сменой удовольствий, то разве одно уже представление о том, что через 30–40 лет все это кончится, разве это не внесет горечь в жизнь и не наполнит чашу веселья отравой?
Если вспомнить, что такая жизнь иногда строится на обидах и лишениях другого человека, то разве жизнь может быть пиром, а не ареной, где собрались животные, чтобы растерзать друг друга?
Другие утверждают, что жизнь является осуществлением идеалов добра, истины и красоты. Очень хороший и правильный взгляд. Но это стремление. В действительности же люди не могут найти средств к осуществлению этих идеалов. Покажите хоть одного человека (гения, мудреца), который был бы выражением этих идеалов, без упрека и пятна, чтобы ему можно было поклониться? Покажите хоть одно общество, где бы безмятежно царствовали истина, любовь, справедливость и мир и чтобы оно было образцом для других?
Напротив, жизнь представляет поругание и искажение этих идеалов — в этом противоречие человеческой природы.
Истина? Но что это такое — никто не знает, а крупицы ее, добываемые трудом поколений, теряются во тьме невежества и предрассудков.
Добродетель? Но в чистую добродетель люди не верят, потому что рядом с нею мы видим зло. Против зла общество устроило тюрьмы — печальные свидетели против добродетели.
Красота? Но это чувство в нас огрубело, и в жизни человеческой, при ее пороках, она не занимает больше места.
Справедливость? Но кругом жалобы на несправедливость, разъедающую человеческое общество. Иногда несправедливость искореняют новыми несправедливостями.
Любовь? Но вместо нее — господство эгоизма, отравляющего и помрачающего самые высокие человеческие чувства, источник зависти, ненависти и злобы. И едва ли проходит в истории человечества хоть год, хоть месяц или день, чтобы не проливалась кровь человеческая.
Кто-то сказал, что истина, ложь, добро и зло, правда и неправда — понятия относительные, что это так кажется ограниченному уму, в природе заблуждение необходимо для развития истины, зло способствует добру, ложь — правде и что эти элементы не противоположны, а только отрицательны. Нет, это не так. Добро не может быть источником зла, как и зло — источником добра. Нельзя свет назвать тьмою, белое — черным, горькое — сладким. Красота сияет лучше, если ее не безобразят.
До истины не надо доходить кривым путем. Логический путь есть путь от истины к истине. Говорят, что все-таки добродетель торжествует, и что отрицательных явлений меньше, чем положительных, и что истина и добро имеют преимущество перед грубой силой. Однако в жизни мы наблюдаем обратные явления. Грубая сила повелевает и ругается над нравственной силой, ум преклоняется перед невежеством, тьма предрассудков гонит истину со света, унижает и преследует провозвестников истины. Всякий счастливый невежда и деспот готов уязвить мудреца, угнетенного поборника добродетели, с тем чтобы отнять у него веру в истину и добродетель. Честный мудрец должен утешать себя тем, что ему при жизни не видеть своей истины и что после смерти к нему придет слава. Правда, в истории это иногда бывает, но вообще-то благодарность и слава в потомстве — высокие и жалкие слова. Как будто мученику много пользы в том, что потомки его мучителей воздвигнут ему памятник на том месте, где его мучили, — свидетельство преступления и бесславия прежних поколений. Да и верно ли, что каждого мученика ждет слава? Суд потомства и суд истории такие же, как и суд современников. Да и откуда черпает история сведения — разве не от случайных пристрастных летописцев?
