Григ
Ольга ушла, на прощанье махнув кончиком шелкового шарфа и ободряюще подмигнув. Но причин радоваться у меня не было. Я остался наедине с этими чудовищами – Брэмом и Ричардом. И страх сковывал мое тело. Я боялся ошибиться. Я боялся – одно неосторожное слово – и меня уже ничто не спасет. И я решил говорить как можно меньше. Но Ричард и Брэм тоже не собирались начинать разговор. Они уселись напротив меня и уставились своими выпуклыми глазами, дыша мне в лицо перегаром. Я не выдержал. Наверно, молчания я боялся еще больше слов.
– Как вам ужалось найти ее тело?
Ричард хихикнул.
– Григ, вы нас определенно недооцениваете! Если убийство было совершено в доме, где вы с ней наслаждались чистой любовью, значит тело могло быть где-то поблизости, и точности изучив ваш <174>решительный<175> характер, мы предположили, что от страха вы не увезете его далеко.
Я поднял на него тяжелый взгляд.
– А фотографировал ее мертвую я тоже от страха?
Брэм развел своими маленькими ручками.
– Ну, Григ, на этот вопрос только вы можете дать точный ответ. Это тоже одна из тайн человеческой психики. Когда я в последний раз спорил на эту тему со своим двоюродным братом Брэмом, он утверждал, что звериные инстинкты,
Я не выдержал и вскочил с места И, вцепившись в ярко-полосатый пиджак Брэма, зашипел:
– Мне нет дела до вашего брата! Его не обвиняли в убийстве! Поэтому он так легко мор рассуждать о чем угодно. Но я так легко не сдамся! Я не убивал! Слышите?! Не у-би-вал! Кто угодно мог забрести в ее домишко. Кто угодно мог убить…
– Будьте же благоразумны, Григ, – Брэм легко освободился из моих цепких рук. – Экспертиза уже доказала, что тень на фотографии только ваша, и ничья иная, Григ! Плохим вы были фотографом, м-да. Нужно уметь рассчитывать свет и тень.
Я тяжело опустился на железную койку и закрыл лицо руками.
– А наша задача, – прогнусавил Ричард, – всего лишь помочь вам вспомнить.
– Вспомнить? – я непонимающе на него посмотрел.
Брэм с Ричардом прошлись по моей камере, важно выпячив грудь.
– М-да, Григ. В вашем случае существует только два варианта. Либо вы так искусно, так профессионально лжете, либо вы в состоянии аффекта забыли начисто ту страшную для вас минуту. Согласитесь, второй вариант для вас более выигрышен. Он оставляет хоть какой-то малейший шанс.
– Шанс? – Я по-прежнему не понимал, куда он клонит.
– Ну, безусловно! Если у вас не было заранее намеченного плана убивать и вы в порыве злости, ненависти, страха за свое блестящее будущее, совершили преступление. И ваша психика в тот момент была на изломе – вы вполне могли все делать машинально – и фотографировать, и избавляться от тела. И уже потом ничего не помнить. В вашем мозгу как бы закрылась потайная дверца памяти. Но ваш мозг независимо от вас понимал, что оставаться в этом городе уже нельзя. И вы тут же бежали из столицы. Согласитесь, странное решение для уже признанного фотографа, которому сам Бог велел жить и творить в большом городе. Разве не так?
Я ничего не отвечал. Моя голова набухла, и мне казалось, что мои мысли перемешались в каком-то липком грязном месиве.
– Но для такой версии вам необходимо восстановить память, Григ.
– Но я же не сумасшедший, – прошептал я побелевшими губами.
– О, в этом никто не сомневается. Вы и впрямь не смахиваете на сумасшедшего, – как-то уж чересчур ласково прохрипел Брэм. – Но вы – творческая личность. Ваши мысли, чувства – это сплошные порывы, экспрессии и они ненормированы. Как знать, возможно, вы где-то в глубине души задумали очередной шедевр. Изображение кем-то убитой девушки. И вам задумка понравилась. Вы, как фотограф-художник так красочно в своих мыслях, так детально уже описали этот трагический сюжет, так все глубоко нафантазировали – и страшного убийцу, и капли крови на черно-белом фоне, и полные страдания глаза девушки. Но опять же в глубине подсознания вы понимали, что убийцы не существует. И вы сами осуществили этот план. Ну, как бы сыграли за кого-то эту ужасную роль.
Я со всей силы надавил на пульсирующие виски. И перед моими глазами поплыли ярко-желтые, как солнечные шары, пятна. И в этих пятнах я уже смутно различал Брэма и Ричарда. Их голоса раздавались словно издалека, словно из неведомого пространства, в котором меня уже не было.
И я даже не услышал, как скрипнула дверь камеры и появился Дьер. Его голос я тоже услышал издалека.
– Ну, что ж. Все готово.
Только тогда я опомнился и встряхнул головой и уже ясно увидел Дьера. Он был, как всегда, через чур красив, через чур элегантен. И я даже поежился, глядя на свой когда-то белый костюм, когда-то белые туфли. И я ему вновь позавидовал. Я все-таки умел ценить в людях изящество и красоту.
Холодные глаза Дьера стрельнули в меня кусочками льда.
– Все готово, Григ. Встаньте.
– Что готово? – не понимая, пробормотал я.
– Вас разве не ввели в курс дела?
– Еще не успели, – прохрипели одновременно Брэм и Ричард, дыхнув на Дьера перегаром.
Он поморщился.
– Вы как всегда… Как сапожники. А еще смеете хвастаться родством с гениальным Брэмом.
Брэм виновато откашлялся:
– Мы всей сути вопроса изложить не успели еще. Но подготовительная работа проведена, – доложил он.
Я недоуменно разглядывал эту шайку.
– Какая подготовительная работа? К чему?
– К эксперименту, Григ, – отчеканил Дьер. – Сейчас мы его приведем в исполнение, чтобы восстановить вашу намять.
– Или вскрыть твою ложь, – хихикнул Ричард.
– Я не хочу… Я не хочу никаких экспериментов. Я не готов. – В моих глазах сверкнул нескрываемый страх и я отступил назад. – Я не подопытное животное, чтобы со мной экспериментировать.
– От этого зависит ваше будущее, Григ, – слова Дьера отскакивали от стен и разбивались. – Будьте же благоразумны. В конце концов, ни вам, ни нам другого не остается. Скоро уже суд.
– Суд?! – выкрикнул я. – О, Боже! Но скажите…
Объясните хотя бы в чем суть этого опыта?
– Все карты мы не имеем права раскрывать, – ответил Дьер. – Эксперимент рассчитан на внезапный эффект.
Мы можем сказать, что с помощью его мы постараемся восстановить события того дня, когда произошло убийство.
– Но… Но, невозможно, у меня есть алиби на тот день? – зацепился я за последнюю надежду. – Когда это случилось?
– Точный день определить невозможно. Ведь прошло уже почти два года. Но приблизительно это случилось в середине мая.
– В середине мая… Приблизительно в середине мая. Это не утешает.
– Именно, – холодно усмехнулся Дьер. – Каждый миг того периода мы воссоздать не в состоянии. Впрочем, как и вы. Слишком много воды утекло. Слишком много…
– Слишком много, – машинально повторил я.
– Вы готовы, Григ?
Я устало на них посмотрел. И еле заметно кивнул. И Дьер широко распахнул дверь моей камеры.
Мы шли по длинному темному коридору. Впереди шагал Дьер, надвинув на лоб свою широкополую шляпу. За ним, с опущенной головой, я, и за мной, переговариваясь и хихикая семенили Ричард и Брэм. Наши шаги гулко раздавались в темноте. И мне казалось, что я иду в никуда, в бесконечную ночь, в безысходность И все-таки я пытался привести мысли в порядок. Я чувствовал, что от этого эксперимента во многом зависит моя судьба Я готовил себя к самому страшному и все-таки к такому я не был готов. Это оказалось за пределами моего стража.
Дьер остановился возле какой-то двери с огромным железным замком. И медленно стал поворачивать ключ. И я уловил, как изредка холодный безжизненный взгляд он бросает на меня.
Наконец, он распахнул дверь и жестом руки пригласил войти. Я переступил порог, мои глаза наполнились ужасом. Я даже был не в силах кричать. Я очутился в домике Мышки. Все было точь-в-точь как два года назад. Тот же буфетик с толстым слоем пыли. Тот же скрипучий диван. И тот же белый-белый жасмин на подоконнике. А на полу, поджав под себя ноги сидела огненно-рыжая Мышка. Живая, в белых сандалиях на босую ногу, в цветном сарафане. Перед ней лежал пустой кожаный футляр от скрипки. Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза. И в ее глазах, наполненных слезами, я читал просьбу о помощи. О, Господи, этого ни может быть.
– Этого не может быть, – прошептал я побелевшими губами и закрыл лицо руками.
Я не знаю, как долго я неподвижно стоял. Уже ни о чем не думая и не пытаясь думать. И единственным желанием было, открыв глаза, ничего не увидеть. Я резко оторвал от лица руки. Все оставалось по-прежнему. Только еще слаще пахнул жасмин и в глазах Мышки появилось еще больше страдания и слез.
Но мне уже не было ее жалко. Я вдруг забыл, где я и что со мной происходит. Я видел перед собой девушку, которую когда-то так сильно любил. Невозможно, люблю до сих пор. Я еще понимал, что никто иной, как она, эта рыжеволосая ведьма загнала мою жизнь в тупик и загубила ее. И но ее вине я шел по темному длинному коридору, конца которому нет. И единственно возможный конец этого тунеля – это мой конец. Это я ей простить уже не мог. Мне страшно захотелось наброситься на нее и зацеловать до смерти и до смерти задушить, и я понял, что желаю ее смерти. Я вдруг понял – это единственный выход из ночного бесконечного тупика.
