Это ее огорчило, хотя она могла понять его логику: с какой стати американцы должны сражаться за Польшу или даже за Европу?
– А как же я? – спросила она. Ей хотелось сказать что-нибудь легкомысленное и этим снять напряжение. – Тебе же не понравится, если меня изнасилует белокурый нацист в надраенных сапогах? – Вышло совсем не смешно, и она сразу же пожалела о сказанном.
Именно в этот момент он достал из саквояжа конверт и протянул ей.
Она извлекла из него билет.
– Ты уезжаешь! – Из глаз ее хлынули слезы. Это был конец.
– Ты не посмотрела как следует. Там два билета, – сказал он тихим, серьезным голосом.
Ей казалось, что ее сердце сейчас остановится.
– Два билета, – повторила она бессмысленно. Диана плохо понимала, о чем он толкует.
Марк сел рядом с ней и взял ее за руку. Она уже почувствовала, что он сейчас скажет, и была одновременно в возбуждении и в ужасе.
– Поедем вместе, Диана, – сказал он. – Ты полетишь со мной в Нью-Йорк. Оттуда мы отправимся в Рино, и ты получишь развод. Затем – в Калифорнию и там поженимся. Я люблю тебя.
Полететь на самолете. Неужели она полетит над Атлантическим океаном? Такое могло только присниться.
В Нью-Йорк. Это сон про небоскребы и ночные клубы, про гангстеров и миллионеров, про модных и богатых женщинах и большие автомобили.
Развестись. Стать свободной от Мервина!
Потом поедем в Калифорнию. Туда, где снимается кино, где на деревьях растут апельсины и каждый день светит солнце.
Поженимся. И Марк все время будет рядом, каждый день, каждую ночь.
Она потеряла дар речи.
– Мы могли бы завести детей, – сказал Марк.
Она готова была разрыдаться.
– Попроси меня еще раз, – прошептала она.
– Я люблю тебя, ты выйдешь за меня замуж и родишь мне детей?
– О Боже, да, – произнесла Диана, и ей казалось, что она уже летит над Атлантикой. – Да, да, да!
Сегодня вечером ей придется все сказать Мервину.
Сегодня понедельник. Во вторник она поедет с Марком в Саутхемптон. «Клипер» вылетает в среду в два часа дня.
Она точно по воздуху прилетела вечером в понедельник домой, но, войдя в дом, почувствовала, что вся ее решимость куда-то испарилась.
Каким образом она это ему скажет?
Дом был прекрасный, большая новая вилла под красной черепичной крышей. Четыре спальни, тремя из них почти не пользовались. Замечательная ванная и кухня с самым современным оборудованием. Теперь, решившись уехать, она смотрела на все ностальгически: в течение пяти лет это был ее дом.
Она сама готовила Мервину еду. Миссис Роллинс убирала в доме и стирала, и если бы Диана не готовила, то ей уж совсем нечего было бы делать. Кроме всего прочего, Мервин в душе оставался простым рабочим парнем и любил, чтобы жена подавала на стол, когда он возвращался домой. Вечернюю еду он называл «чаем» и, конечно, пил чай, хотя она всегда готовила что-нибудь существенное – сосиски, бифштекс или мясной пирог. «Обед» в понимании Мервина подают в отелях. Дома пьют чай.
Как она ему все скажет?
Сегодня у них холодное мясо – ростбиф, оставшийся с воскресенья. Диана нацепила фартук и начала чистить картофель. Когда она представила себе взбешенного Мервина, у нее затряслись руки и она порезала палец картофелечисткой.
Держа палец под струей холодной воды, она попыталась взять себя в руки, вытерла ранку насухо и завязала ее бинтом. «Чего я боюсь? – спросила Диана себя. – Он меня не убьет. Он не сможет меня остановить: я взрослый человек, и мы живем в свободной стране».
Но от этой мысли легче не стало.
Она накрыла на стол и вымыла салат. Хотя Мервин работал очень много, домой он почти всегда приходил в одно и то же время. Он говорил: «Какой толк быть боссом, если я должен прекращать работу, когда все расходятся по домам?» Он инженер, у него фабрика по производству вращающихся лопастей – от мелких вентиляторов для систем охлаждения до громадных винтов океанских лайнеров. Мервин отлично преуспевал – он был хорошим бизнесменом, – но выиграл главный приз, начав производство пропеллеров для самолетов. Полеты – его хобби, у него есть маленький самолет «Тайгермот», который стоит на аэродроме неподалеку от города. Когда правительство два-три года назад приступило к строительству военно-воздушных сил, было очень мало людей, способных производить искривленные пропеллеры с математической точностью, и Мервин оказался одним из этих немногих. С тех пор его бизнес растет как на дрожжах.
Диана была его второй женой. Первая сбежала от него с другим мужчиной семь лет назад, прихватив с собой двоих детей. Мервин постарался побыстрее оформить с ней развод и сразу же сделал предложение Диане. Ей было тогда двадцать восемь, а ему тридцать восемь. Он был привлекателен, мужественен и состоятелен и просто боготворил ее. На свадьбу он преподнес ей бриллиантовое ожерелье.
Несколько недель назад, на пятилетие свадьбы, Мервин подарил ей швейную машинку.
Оглядываясь назад, она поняла, что швейная машина была последней соломинкой. Она хотела получить собственный автомобиль: водить она умела, и Мервин вполне мог себе такое позволить. Увидев швейную машину, она поняла, что их брачным узам наступает конец. Они прожили вместе пять лет, а он так и не заметил, что шить Диана не умеет.
Она знала, что Мервин ее любит, но как бы в упор не видит. Просто в его представлении есть человек, именуемый «женой». Она хорошенькая, славно выполняет светские обязанности, подает ему еду на стол, всегда готова к ласкам в постели: чего еще можно требовать от жены? Он никогда ни о чем с ней не советовался. Поскольку она не инженер и не бизнесмен, ему даже в голову не приходило, что у нее могут быть мозги. С мужчинами на фабрике он вел интеллектуальные разговоры, но не с женой. В его мире мужчины хотели иметь автомобили, а женщины – швейные машины.
Но при всем том это был умный человек. Сын токаря, он окончил среднюю школу и физический факультет Манчестерского университета. У него имелась возможность продолжить образование в Кембридже и получить там степень, но академические занятия были ему не по душе, и он предпочел место в отделе проектирования крупной инженерной фирмы. Мервин следил за новейшими достижениями физики и без конца говорил с отцом – и никогда, разумеется, с Дианой – об атомах, радиации и ядерной реакции.
Но, так или иначе, в физике Диана все равно ничего не понимала. Зато хорошо знала музыку и литературу и немножко историю, но Мервина культура мало интересовала, хотя он любил кино и танцевальную музыку.
Все могло бы сложиться по-иному, будь у них дети. Но Мервин уже имел двоих детей от первой жены и больше заводить не хотел. Диана была готова постараться их полюбить, но ей даже не дали возможности попробовать: мать настроила их против Дианы, выдумав, будто именно Диана явилась причиной ее развода с Мервином. Дианина сестра в Ливерпуле растила двойняшек с острым умишком и косичками, и Диана изливала на них все свои нерастраченные материнские чувства.
Вот по двойняшкам она будет скучать.
Мервин любил активную светскую жизнь в обществе ведущих местных промышленников и политиков, и какое-то время Диане доставляло удовольствие принимать гостей. Она любила и умела хорошо одеваться. Но ведь в жизни должно быть что-то еще.
Одно время она была этаким нонконформистом манчестерского общества – покуривала сигары, экстравагантно одевалась, рассуждала о свободной любви и даже коммунизме. Ей нравилось шокировать светских матрон, но Манчестер не отличался особой консервативностью, Мервин и его друзья являлись либералами, и ее поведение если и осуждали, то не слишком сильно.
Диана чувствовала неудовлетворенность жизнью, но не была уверена, имеет ли она на это право. Большинство женщин думали, что она счастлива: непьющий, надежный, щедрый муж, приятный дом, куча друзей. Она и сама убеждала себя, что счастлива. Но была несчастна – и тут появился Марк.
Она услышала, как к дому подъехала машина Мервина. Это был такой знакомый звук, но сегодня он показался зловещим, как вой опасного хищника.
Дрожащей рукой она поставила на плиту сковородку.
Мервин вошел в кухню.
Он был на редкость красив. В темных волосах появилась проседь, но она придавала ему какую-то изысканность. Он был высок ростом и строен – в отличие от большинства его коллег. Тщеславие не было свойством его натуры, но Диана приучила его к хорошо сшитым костюмам, дорогим белым рубашкам, потому что хотела, чтобы его внешность говорила о том, что ему во всем сопутствует успех.
Она пришла в ужас при мысли, что он увидит виноватое выражение на ее лице и потребует объяснений.
Он поцеловал ее в губы. Стыдясь, она ответила ему поцелуем. Иногда при встрече он прижимал ее к себе, крепко ухватив за ягодицы, и бывало так, что они, почувствовав прилив страсти, спешили в спальню, оставляя еду подгорать на сковородке, но в последнее время такое случалось все реже, и сегодня, слава Богу, тоже не произошло. Он еще раз рассеянно поцеловал ее и отвернулся.
