— Чтобы выжить, — заметил я, — нужно быть не только отважным, но и гибким.
— Тогда им придется туго, — сказал он.
— Все зависит от них, — ответил я. — Это герку- лановцам было не договориться с Везувием… а люди с людьми всегда могут, да только редко делают.
— Да ладно тебе…
— Сам знаю, — огрызнулся я, — но все–таки за миллион лет культурки что–то да застряло, хрен выдер–нешь.
— А хотелось бы?
— Конечно, — ответил я с убеждением. — Культура всегда жить мешает!
И в самом деле чувствую угрызения совести, этот народ обречен на истребление, отстаивая свои права и свободы, культурка во мне протестует, а вот демокра–тия рационально говорит, что у них была возможность принять власть королевы Орландии и влиться в жизнь большого и богатого королевства на общих основани–ях. А то ишь чего восхотели…
И в плавильном котле племен и народов остались бы живы…
Вообще–то отважные гибнут в первую очередь. В конце концов останутся только самые трусливые, они назовут свою позицию гуманизмом и духовностью, заговорят о подъеме культуры… а может быть, все так и есть?
Кони идут споро, даже груженые, хотя какой там у них груз, одна видимость. Еще несколько раз нас пы–тались ограбить, и, думаю, одним ограблением дело бы не обошлось. Фицрой то и дело пускал в дело меч, красуясь даже передо мной приемами. Вообще–то не слишком уж виртуозными и хитрыми, я и то могу луч–ше, но понимает, насколько в рукопашной важна ско–рость, и двигается, как разъяренный кот в стае собак.
Я обычно держал пистолет наготове, но стрелять приходилось редко, Фицрой успевал, хотя потом бахва–лился, как и кого зарубил, а я ехидно указывал, сколько ударов он пропустил и где у него будут кровоподтеки.
После восьмого и десятого нападения я сказал с сердцем:
— Все, сдаюсь!.. Мяффнер прав, когда несмотря на свое мягкосердечие соглашался на зачистку этого… племени. Брандштетгер вообще желал бы истребить этот народ с женщинами и детьми.
— Дикари, — согласился он. — Им тут жрать нече–го… Это от бедности.
— Здесь хорошая земля, — возразил я. — Паши да сей, на пропитание всегда хватит. Скот надо завести, вон какая долина!.. Охотой, как они промышляют, це–лому народу не прокормиться.
— А разбоем? Я знавал такие. Правда, мелкие.
— Торговые пути не слишком, — сказал я. — Тут не поживиться. А если бы шел большой грабеж, любой король прислал бы армию и все равно бы их истребили. Но теперь король Антриас выполнит за ее величество всю грязную и неприличную работу…
Он насторожился.
— Какую работу?
Я отмахнулся.
— Не бери в голову. Вон олень побежал… Или это косуля?
— Какую работу? — повторил он.
Я вздохнул.
— Это секретные сведения, Фицрой. Но тебе, как другу, проболтаюсь. Армия Антриаса пройдет здесь, чтобы вторгнуться в Дронтарию.
— Что… ты серьезно?
— Еще как, — заверил я.
У него радостно вспыхнули глаза.
— Это же здорово! Наконец–то все завертится. А то, как муха в сметане, все застыло…
— Война, — сказал я, — беда, Фицрой. Кому–то честь и слава, а Улучшателю ухудшение условий работы. Уверяю тебя, если работа по–настоящему интересная, то она куда увлекательнее любой войны!
Он пробормотал:
— Такое не представляю, но верю на слово. Пока–жешь такую работу, вообще пойду к тебе учеником. Но пока что война — самое веселое и жизнерадостное занятие! Если Антриас пойдет на Дронтарию, он в схватке с гуцарами потеряет часть своей армии. Пусть малую, но все же…
— Это есть в калькуляции, — заверил я. — Все просчитано. Сколько тысяч человек умрет на поле боя, сколько останется раненых, покалеченных, сколько попытается уползать с распоротыми животами, волоча за собой выпавшие кишки…
Он посмотрел на меня с уважением.
— Ну ты и зверь… И так спокойно говоришь!
— Так я же не про людей, — пояснил я.
— А про кого?
— Про живую силу противника, — пояснил я. — А по завершении кровавых битв нужно говорить насчет того, кто проиграл, а кто выиграл. Понял?.. Всего лишь игра!..
Он покачал головой.
— После таких игр ручьи переполняются кровью, а убитые не поднимаются и не идут пить вино со своими убийцами.
— Об этом думать не рекомендуется, — строго ска–зал я. — Думать нужно только о положительном. Так рекомендуют самые видные специалисты по играм.
— Юджин, — сказал он с укором, — какие это игры! Это кровавые битвы, где мужчины добывают себе честь и славу, выказывая доблесть и мужество…
— Все правильно, — одобрил я. — Все природой просчитано. В битвах выживают самые сильные, они возвращаются в племя и дают потомство всем женщи–нам, чьи более слабые мужья погибли. Так совершенст–вуется человеческое племя, что когда–то придет к идее вообще запретить все войны!
Он посмотрел в недоумении.
— Ты что? Как это вдруг без войн?
— Так это только идея, — сообщил я. — Правда, красивая?
Он фыркнул пренебрежительно.
— Вон там впереди река с холодной водой, осты–нешь на переправе.
— Там будет мост, — сказал я уверенно.
— Откуда знаешь?
— Рельеф, — ответил я, — у простых крестьян са–поги, а не башмаки, развитая инфраструктура дорог… В общем, увидишь.
Кони домчали до берега реки, в самом деле на ту сторону перекинут мост, хотя можно такую и вброд, но телеги с грузом не пройдут, а здесь заселено довольно плотно…
Фицрой недовольно хмурился, привык быть первым в реальном мире, а я начал объяснять, что такое
инфраструктура и почему она позволяет предсказать, что и как даже на другом конце королевства.
Еще через две реки впереди переброшены мосты, насчет третьей указали удобный брод, что ближе моста, а четыре или пять одолели с разбега, не покидая седел.
В селах вдоль дороги узнали, что эти земли под ру–кой короля Астрингера.
— Дронтария, — сказал Фицрой с удовольствием. — Кстати, мы уже два дня едем по ней. Как только гуцаров миновали.
— Гуцары были буферной зоной, — ответил я. — После нашествия Антриаса кое–что изменится.
Он насторожился.
— Граница с Нижними Долинами будет одна… и могут быть стычки? Уже с Астрингером?
— Сплюнь, — сказал я сердито.
Фицрой, чувствуя как то ли мы приближаемся к столице Дронтарии, то ли она движется нам навстречу, то и дело пускал коня вскачь, однажды остановился далеко впереди на пригорке и широко распахнул руки.
— Мне нравится юг!
Глава 10
Мой конь взбежал к нему, я смотрел на раскинув–шийся впереди в зеленой долине город и чувствовал, что да, всего пару сот миль по прямой, а мир уже сов–сем иной, теплее, ярче и солнечнее. Здания из белого и светлого камня выглядят радостными и праздничными, расположены вдоль прямых улиц, на той стороне города широкая полноводная река…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
