— Ну, собственно, да, намекал… до того, как ваши костоломы его избили. Вы это серьезно, Григорий Алексеевич? — Василий Иванович оторвался от экрана и пристально уставился на генерала.
— Я убью его… — мстительно прошипел Олейник. — Я убью его собственными руками.
— Э, батенька… — пробормотал сенатор Баркасов. — Да вы замышляете преступление на почве ненависти.
— Надеюсь, господа, все понимают, кого от большого ума добыл нам Григорий Алексеевич? — на всякий случай осведомился губернатор.
— Думаю, да… — как-то зачарованно протянула Кира Ильинична. — И что мы с ним будем делать, Григорий Алексеевич? Усыновим? Подозреваю, что ваши опричники избили его так, что он теперь и ходить не сможет. Чем он лучше тех бомжей? И вообще… — Кира Ильинична как-то зябко повела плечами. — Говорят, он опасен.
— Вы уж определитесь, — осклабился генерал. — Он опасен или настолько измучен, что даже ходить не может. Да, господа, это некто Россохин, так называемый «мститель», заарканить которого с блеском удалось нашему управлению. Он избит, но за последние пару дней немного восстановился. Думаю, он еще способен бегать и прятаться. Но не уверен, что он может нападать и делать отбивные из наших людей, — осмелевший генерал как-то свысока глянул на губернатора. — Да, Василий Иванович, я выполнил ваше распоряжение и привез целый грузовик потенциальной дичи. Но это ничтожный мусор, я согласен. Основная дичь — вот, — он кивнул на экран. — Не будем его унижать компанией бомжей — наш Россохин выше этого. Зачем заставлять их путаться у него под ногами? Кто со мной согласен?
— А бомжей куда? — не понял губернатор.
— Да куда угодно, — фыркнул оживившийся Глобарь. Идея генерала ему, похоже, импонировала. — Посадить обратно в грузовик и увезти в лес или на дорогу — пусть валят к такой-то матери. Ну, дайте им булку хлеба и ящик водки… или наоборот. Они нам по гроб жизни будут благодарны.
— Наоборот? — сглотнула задумавшаяся Кира Ильинична. — Ящик хлеба и булку водки?
Глобарь хохотнул.
— Итак, нет сомневающихся?
Люди задумались. Отдельные из присутствующих — в частности, сенатор, батюшка, сити-менеджер, да и сама Кира Ильинична — испытывали резонные колебания. В принципе они понимали, что под сенью дружеских штыков (под рукой не менее пятидесяти вооруженных охранников!) им вряд ли что-то угрожает. Но как-то все равно не по себе…
— Минуточку, — нахмурился губернатор. — Отпускать бомжей нельзя. Мы не можем поручиться, что отдельные из них еще не разучились думать. Зачем их привезли насильно в глухомань? Почему вдруг выпустили? Предпочитаю риски, господа, не созданные своими руками. И опять же — отпустим бомжей, а через несколько минут Григорий Алексеевич пристрелит своего разлюбезного врага, и что тогда прикажете делать? Сразу в баню?
— Пролетаем, как фанера, — поддакнул сенатор. У него это получилось элегантно — «фанэ-эра».
— Ну, хорошо, пусть посидят в загоне, — согласился Глобарь. — И дайте им водки, в конце концов — они ведь тоже люди…
Двое плечистых охранников с АКМСУ за плечами, предназначенными для спецподразделений и ВДВ, вломились в загон, вытащили под локти узника. Напряглись и залаяли овчарки, стали рваться с коротких поводков, обливаться пеной. Люди в камуфляже подобрались, взяли оружие на изготовку. Зашевелилась кучка VIP-персон посреди прохода. Они с нескрываемым любопытством пожирали глазами пленника. Уже подготовились, подпоясались, разобрали рации, помповые «Моссберги-500», гладкоствольные охотничьи карабины «Сайга», двуствольные ружья со сдвигающимся назад затвором. Лично губернатор выбрал так называемый бюксфлинт германской фирмы «Кригхоф» со стволами разных калибров — один гладкий, для дроби, второй нарезной — для пули. Переоделась Кира Ильинична — она неплохо смотрелась в комбинезоне мышиного цвета, с заправленными под шапочку волосами, и элегантных сапожках.
— На выход его, — скомандовал Олейник, и здоровяки поволокли пленника к ближайшему выходу из «конюшни». Психику бомжей, запертых в другом конце строения, решили не травмировать. Люди недоуменно переглядывались — все это смотрелось абсурдно. Двое волокли под локти мужчину с нарушенной координацией движений, а за ним тащилась целая толпа, бряцая оружием. Только генералу все происходящее не казалось странным — он мстительно ухмылялся и злорадно постукивал зубами. Помимо приглашенных персон, дьякона Никодима и доктора Таманцева, в лесничестве на данный момент находилось порядка пятидесяти неразговорчивых, но отлично знающих свои обязанности мужчин. Такое количество слагалось из персонала объекта и личной охраны каждого из приглашенных. Непосредственно участвовать в охоте этим людям запрещалось категорически — только загонять, контролировать и защищать хозяев. После лаконичных приказов VIP-персон часть людей осталась в лесничестве. Овчарок тоже решили не нервировать, отвели в огороженную псарню. На пустыре в пятидесяти метрах от леса осталось не так уж много людей. Охранники рассыпались, позевывали. Пленника отпустили. Он не упал, стоял с повисшими руками, исподлобья, угрюмо, пристально разглядывал «великолепную» семерку. А те с не меньшим интересом разглядывали его.
— Держу пари, он будет уничтожен в первые пять минут, — вкрадчиво проговорил Глобарь. — Скучно, господа. Могли бы, кстати, усложнить задачу, Григорий Алексеевич. Почему вы вырядили его столь ярко? Вам так хочется поскорее его убить?
— Хочется, — признался Олейник.
— Давно бы убили, — пожал плечами сити-менеджер Коровин. — Так нет, вы втягиваете нас в свои реваншистские игрища.
— Прикончим, и все дела, — фыркнул сенатор.
— На все воля Его, — патетично возвестил отец Лаврентий и жалобно уставился в небо.
Лицо узника перекосила издевательская гримаса. Он внимательно визировал взглядом каждого из присутствующих, словно хотел их запомнить раз и навсегда. Россохину трудно было смотреть, он щурился, напрягал глаза. Глубоко вздохнул, поморщился, машинально взялся за бок, когда перехватило дыхание.
— Он мой, — процедил сквозь зубы генерал Олейник. — Все уяснили? Гоните его, сколько влезет, но он мой. А после делайте, что хотите, господа. Бомжей выпускайте, или по баночкам можете пострелять… Никита Владимирович, — он справился с собой, приложил усилие, чтобы ненависть не изливалась, точно рвота, — погожий сегодня денек, согласитесь? Хочу вас обрадовать, Никита Владимирович, вы снова в игре. Вы понимаете, что происходит? Это не «голодные игры», победителей не будет. Но пусть минимальный, но шанс у вас сохраняется. Обратите внимание, повсюду лес — сзади, спереди, сбоку. За лесом скалы, но через них вам не перебраться. Вам нужно бегать, прятаться, изображать чудеса проворности, поскольку едва мы вас засечем, вы сразу попадете под огонь, и второй попытки не будет. Вы, наверное, думаете, как несолидно — несколько десятков вооруженных мужиков собираются преследовать беззащитного доходягу, к тому же столь заметного на фоне осеннего леса? Нас тоже это немного расстраивает, но что поделать? Вы продержитесь какое-то время, не разочаруете нас? У вас ведь остались в глубине организма какие-то резервы? У вас по-прежнему варит голова? Вы не столь просты и убоги, как пытаетесь выглядеть? Вам нужно лишь уничтожить всех, кого вы тут видите, открыть шлагбаум и уехать на машине — задачка архисложная, прямо-таки невыполнимая, но ведь должно вас что-то греть напоследок? Правил нет, Никита Владимирович, делайте, что хотите.
Пленник молчал, на губах застыла язвительная усмешка. Дул порывами охлаждающий ветерок, Никита покачивался под его напором, словно плохо закрепленный столбик. Взгляд, которым он одаривал людей, был крайне неприятен, присутствующие чувствовали себя как не в своей тарелке, хотя старались не подавать вида.
— А чтобы вам не было совсем уж тоскливо, — торжественно объявил Олейник и как-то каверзно покосился на партнеров по престижной работе, — мне хочется презентовать вам вот это, — он отделился от толпы, приблизился к одиноко стоящему пленнику, сунул руку в брючный карман и что-то вынул. Люди испуганно зароптали. Никита равнодушно разглядывал лежащий на ладони генерала компактный, сплавными очертаниями револьвер «Bodyguard» системы «Смит и Вессон» с коротким стволом и обшарпанной накладной рукояткой.
— Берите, берите, не удивляйтесь. Это самый настоящий револьвер с единственным патроном в барабане. Надеюсь, вы правильно им распорядитесь. Согласитесь, придает заряд бодрости и какое-то время позволяет продержаться. Считайте, что я дарю вам его совершенно бесплатно, то есть даром. Не надо благодарностей, Никита Владимирович.
Поколебавшись, Никита взял револьвер. Тихо посмеиваясь, генерал зашагал обратно и присоединился к компании. Охранники подняли автоматы.
