Искусственное равнодушие насильно натянула на лицо.
— Разве это важно?
— А можно не отвечать вопросами на вопросы?
— Смотря, какой вопрос.
Нервно вздернула подбородком вверх.
— Ясно. Значит, будем по-грубому? В штыки? Язвительно?
— Беру пример с вас.
— Не стоит. Не стоит, не ровня ты мне, чтобы пытаться соревноваться.
— Посмотрим.
Но не успела я договорить, как эта девушка, женщина, в миг оказалась передо мной, пролетев, не знаю, промчав, промелькнув несколько метров за долю секунды.
Уцепилась пальцами в мои руки, до боли прижав к подлокотникам кресла.
Тяжело сглотнула.
Не сдаваться.
Спрячь страх!
Глаза в глаза. Попытка выдержать назойливый, бурящий взгляд черных, каменных глаз.
— Я сейчас, глупая, пришла к тебе, больше как друг, чем враг.
— Неужели? — черт! Черт! Чего мой голос дрожит?!!
Ехидная ухмылка.
— Пусть, пусть тебе будет больно, но в итоге скажешь мне спасибо. Спасибо за правду.
— А, может, она мне не нужна. Ваша правда.
Удивленно вздернула бровью. И снова язва-змея на губах.
— Тебе, может, и нет. А Мигелю, да и остальным бедолагам, которыми пользуется Матуа, это понадобиться.
Дернулось. Кольнуло.
Не верю, уродина!
— Им и говорите. — И хоть имя мальчика мне обожгло все внутри, я пыталась гнуть свою идиотскую линию равнодушия.
— И тебе совершенно все равно? Ты будешь и дальше кормить собой этого ублюдка? Отдашь ему свою жизнь ради глупой упертости?
— Что? — смысл… я не могла собрать пазл до кучи.
— Тебе же все равно? — язвительно переспросила и тут же выпустила меня из своей хватки. Небрежно оттолкнула, так что я с метр проехалась назад и тут же, болезненным ударом уткнулась об подоконник.
Молчу.
Едкая улыбка.
— Я делаю вам, людишки, одолжение, выкрывая такого паразита, как Матуа. И если ты, Мария, еще не совсем лишена рассудка, то сможешь спасти других, или хотя бы кого успеешь, от глупой смерти.
Не верю! Не верю!
Матуа не такой.
— Ты веришь в вампиров? — и вдруг ее улыбка исчезла. Исчезла. И тут я должна поверить в серьезность этих слов? Этого вопроса?
— Нет, конечно.
Рассмеялась.
— "Нет, конечно", — и последнее слово едко перекривила. — А вот мы, почему-то, безукоризненно верим в ваше существование, глупые людишки. — Ухмыльнулась, — ах, ну да. Наверно все из-за того, что кровь вашу сосем. Сосем и паразитируем на вас, мелкие, гадостные червячки. Вы, а не — мы, — презрительно прищурилась. — Ненавижу, таких как ты.
Тяжело сглотнула. Мария, не молчи же! Больная! И ты — больная! Чем не ровня?
— Боюсь, расстроить, дамочка. Простите, не знаю вашего имени, но…
— Морена, Морена де Голь. Можешь, своему Матуа так и передать.
— Но…, - насильно продолжила я, как бы не замечая высказанное, — стоит вам раскрыть правду. Вы такой же червяк, как и я. Все мы — люди.
— Проверим? — ехидно улыбнулась.
— Это не проверять нужно, а… лечить.
Хмыкнула. Растяжной взгляд по сторонам, надменно проведя по кромке потолка.
Резкий рывок — и тут же оказалась возле меня. Дикое, жадное шипение… сковывая колким льдом мою душу. До тошноты…
Острые, длинные, аромата смерти, клыки вдруг похотливо подались вперед, требуя мою жизнь.
Поежилась. Нервно дернулась в оковах, кандалах — … прикованная… Никуда не убежать.
Страх кошкой взобрался по позвоночнику, сдирая заживо кожу… Заледенели в миг руки. Онемели пальцы.
Глаза горели, горели… Яростью, жадностью, голодом…
Вдруг отвернулась. Короткие, ликующие взгляды в сторону. Едкая ухмылка.
— Продолжим, или и этого пока хватит?
Молчала…
— Вижу, что хватит, — неспешно отстранилась. Шаг назад. — Я обещала Матуа, что жизнь его испорчу. Исполняю. Раскрыть тайну. Перекрыть кислород. Он еще пожалеет о своем решении меня воспитывать. А вас мне, просто, жалко. Такие доверчивые, хрупкие, едва дышащие от болезни и отчаяния. А он.
Вдруг схватила меня за руку, вывернула локоть. Неспешно провела пальцем по двум красным пятнышках.
— Вот как можно вот так себя вести? Неужели мало уродов на улице? Я понимаю, что так легко. Невероятно легко. И даже, когда умрете, никто не заподозрит истинную причину. Больные… Отчаянные…
Я нервно дернулась, вырывая свою руку из ее хватки.
Ухмыльнулась.
— Не всем дано узнать истину. Тайну о нашем существовании. Ибо она несет с собой смерть. Думаю, будешь благоразумной и воспользуешься информацией правильно. Судя по моим наблюдениям, ты хорошая девочка. И хоть обижена на всех, тяга к справедливости все же будет сильнее злости.
— Он не такой… — едва слышно прошептала я, отчаянно, отчаянно пищало сердце.
Нервно вздрогнули губы. Скривился нос, словно учуяла зловоние.
— Ты права, права… Он гораздо хуже. Но всего тебе знать не стоит. Иначе не сносить головы до утра.
Тяжелый вдох. Ее. Мой.
Короткие, несмелые шаги на выход.
— Малому не стоит говорить правду. Он вряд ли поймет и не поступит правильно, — прощальный хлопок. Белое, подобно мраморной плите саркофага, дверное полотно закрыло за собой остатки моего привычного мира.
Глава Девятнадцатая
* * *
(Мария)
Нервно покачивалась в своем кресле.
Взгляды блуждали по стенам, бессмысленно ища точку опоры.
Не могла поверить. Поверить своим глазам, своим ушам, своей памяти.
Но почему я ничего не помню?
Откуда эти отметены на мне?
С внутренней стороны локтя, предплечья…
Одно чуть сильнее, другое — едва заметно.
Мигель. Мигель.
Торопливо закрутила руками колеса.
Нужно срочно проведать мальчика, проверить. Она врет! Врет! Луи не такой!!!
И, в общем, это — наверно, просто, обычное раздражение. Какие-то глупые пятна. И только. И всего-то! Всего-то!!!
* * *
Застыла. Застыла в страхе. Всматриваюсь в полумрак за маленьким окошком дверей палаты.
И как я это все представляю?
Что ему скажу?
Можно я тебя осмотрю?
Поищу укусы… вам… вамп…
Ха, чушь! Чушь какая-то! Какие вамп… мать их за ногу!!!
Я — идиотка. Что попало сочиняю. Чего я верю этой сумасшедшей?
А то, то — просто обман зрения. Какой-то трюк. Трюк одурачивания слуха и зрения. Да и только. Просто мне показалось. Показалось. А дальше — все додумалось под ее давлением, сочинила на пустом месте. Сочинила!!!
