Tenet nunc Parthenope
Где меж лугов змеится в даль ГорыньИ в струи светлые глядятся сонно ивы,Где тихо зыблются и золотятся нивыИ так прекрасна ласковая синьТвоих небес, красавица Волынь,—Живу в тиши полей, бездомный и ленивый.Ем груши, яблоки, гляжу, как зреют сливы,И с вожделением орехов жду и дынь.Затерян средь холмов и пышных нив Волыни,Забросил я давно поэзии труды,Мне голову кружит полдневный дух полыни,Мешают видеть муз высокие скирды.Увы, я здесь лишен созвучий благостыни,И геликонский вкус я позабыл воды.
Август 1911
«Прости, Волынь! Прости, тенистый сад…»
Прости, Волынь! Прости, тенистый садС аллеями заглохшими. ЛенивойПоходкою иду неторопливоВдоль древних плит твоих. Немало лет подрядВ тебе провел я. Боги да хранятТвои орехи, яблони и сливы.
Я покидаю их. Вступлю ли вновь когдаПод сень зеленую, целящую покоемИзмученную душу? Мощным строемДеревья старые воздвиглись в два ряда,Как воины-гиганты перед боем.
И слышу шепот я вершин их: «Навсегда!»
6 сентября 1911 г.
«Ты знаешь край холмистый и счастливый…»
Ты знаешь край холмистый и счастливый,Где по полям змеится в даль Горынь,И серебром блестят ее извивы,Где вдоль дорог так пахнет в зной полынь.Где тополя стройны и величавы,А на лугах так пышно зреют травы?
Где яблок, груш, орехов, вишен, сливПолны сады, евреями хранимы.Широк весной могучих вод разлив,Короткие не знают стужи зимы,И где венчают пахарей трудыИз снятых копн высокие скирды?
Там возле хаты, выбеленной чисто,Девчата зорко смотрят чрез плетень,Грызя орехи. Блещут их мониста.Обновки их пестры в воскресный день;Желтеют под платком расшитым косы,С подковкой черевики (в будни ж — босы).
Вдоль спелых нив и мак, и васильки,И царский скипетр вблизи дороги пыльной,Над розовою гречкой мотыльки…Жужжанье пчел с добычею обильной.Столетних верб корявые стволыИ медленно бредущие волы.
Там на прудах, заросших густо тиной,Чуть шелестят под ветром тростники,Там громок в поле бой перепелиный,Стада гусей белеют у реки,На дальних холмах мельниц ряд крылатыхИ аисты на кровлях сероватых.
Там из-под взрытой плугами землиБелеют кости витязей убитыхВ былых боях. Столетья унеслиСледы побед, когда-то знаменитых.Обр, половчин, татарин, русский, лях –Всем рок судил на этих лечь полях.
Пройдут года, и мирные долины,Быть может, вновь пробудит клич «война!».Полки солдат нахлынут, как лавины,Глухой пальбой сменится тишина.Взовьется дым и пламя над стогами,И лягут нивы смяты под ногами…
Покровом златотканым их скрывая,Колышатся хлеба под ветерком,Пшеница зреет, колос наливая;Желтеет рожь и шепчется с овсом,И осенил ветвями дуб кудрявыйМогилы тех, кто здесь полег со славой.
Отсюда русских весей недруг злой,Надменный враг Никитича Добрыни,Могучий змей летал на грозный бойК брегам Днепра с крутых брегов Горыни.И разом богатырская стрелаМеж ними счеты давние свела.
Мне он знаком, привольный и счастливый,Покоем дышащий благословенный край.Златою ризою его одели нивыИ тихо шепчут мне: не забывайТы наших сел, холмов, реки Горыни,Не забывай про лето на Волыни.
Не надо крови! Пусть царит здесь мир,А с ним и вы, божественные музы.Я жду. Небес покинувши сапфир,Сойдете вы в венках из кукурузы,Чтоб вдохновить, улыбкою маня,На новые Георгики меня.
Осень 1912 г.
«Зноен воздух, солнцем раскаленный…»
Зноен воздух, солнцем раскаленный.Тишина у каменной ограды.Лишь в листве маслин черно-зеленойСкрежетанье слышится цикады.
Тень смоковниц манит за стеною;Перед ней один лишь кактус пыльный.Здесь прикован властью неземною,Отойти я не могу, бессильный.
Все вокруг безмолвно и пустынно…Нет, не все! Я слышу сверху шорох.То она, прекрасная Битинна,С огоньком смеющимся во взорах!
Между лоз зеленых винограда,И сама лозе подобна гибкой,Свесилась ко мне она из садаИ глядит с веселою улыбкой.
Две гранаты в пальцах нежно-белыхДержит темноглазая плутовка,Две гранаты золотисто-спелыхТо подбросит, то поймает ловко.
О, Битинна, роза Ионнеи…Уст твоих цветок так пышно ярок!..Урони мне яблоки скорее!На лету поймаю твой подарок.
Кинь мне их, о дева дорогая!Дар приняв, тебя я не обижу.Я усну, плоды твои сжимая,И в блаженном сне тебя увижу.
Зима 1911-1912 гг.
«Я сложил у Кипридиных ног…»
Я сложил у Кипридиных ногАполлоном врученную лиру.Много песен он спеть мне помогРавнодушно внимавшему миру.
Ныне скорбна душа и пуста,В ней умолкли слова Музагета,И напрасно взывают устаПозабытого богом поэта.
Аполлон! Аполлон! Аполлон!Низойди на призывные клики!Ореолом лучей озарен,Низойди ко мне, бог светлоликий!
Сын Латоны, развей мне, развейРокового безмолвия чары!Тронь рукою искусной своейЗапыленные струны кифары.
Пусть веселый играющий громПробежит по ним с силой могучейИ пробудит в поэте ТвоемОтголоски забытых созвучий.
Декабрь 1909 г.
«В апельсинных рощах Ионнеи…»
В апельсинных рощах ИоннеиЯ бродил под солнцем утомленный.Были пусты в полдень раскаленныйКипарисов стройные аллеи.
Померанцы, фиги и гранатыЗамерли, не двигая листвою.Бил фонтан холодною струею,И бродил я, скукою объятый.
«Позабудь, безумец, о печали!Все кругом теплу и солнцу рады.Пой про жизнь!» — согласно стрекоталиМне с деревьев звучные цикады.
«Посмотри, как небо ярко сине,Как манит созревший померанец.Позабудь о призрачной богине,Веселись, тоскливый иностранец!»
Но в душе неясные упрекиШевелились медленно, как змеи.В апельсинных рощах ИоннеиЯ бродил под солнцем одинокий.
1906-1908
«После долгой и трудной дороги…»
После долгой и трудной дорогиДай под кров твой уютный войти,Дай отмыть запыленные ногиИ дозволь отдохнуть от пути.
Велика от бессмертных наградаТем, кто странникам дарит приют.Ты ведешь меня в сень винограда,Где немолчно стрекочет цикадаИ заботливо пчелы снуют.
Перемешан с водой снеговою,Так приятен иссохшим устамЭтот мед золотистый тобоюВместе с хлебом поставленный там.
На дворе твоем тень и прохлада,Тихо, тихо журчит водомет,И укрывшись в листве виноградной,В синем небе следить так отрадноГолубей твоих белых полет.
14. Дек. 1910 г.
«Заходящее солнце июльского дня…»
Заходящее солнце июльского дня.Синеватого моря безбрежная гладь.Резво пляшут дельфины, маня и дразняНо не могут тоски разогнать.
Тихий вечер, но в небе не видит мой взорАфродиты. Она далеко от меня.В шуме волн я читаю себе приговор:«Заходящее солнце июльского дня».
25 июля 1906. (Черное море)
«Захромал мой усталый Пегас…»
