У Валентины от железного приветствия заскребли кошки на душе. Муторно как-то стало, тоскливо. Ей показалось, будто внутри Кудрявого железные гайки скребутся, разные шестеренки и винтики, их было много, целая стая.
– Здрасьте, – буркнула она, присаживаясь возле овального стола.
Кудрявый встал, собрал бумаги на столе, сложил в стопку, он словно готовил место для предстоящей хирургической операции. Валентину даже зазнобило от такой подготовки.
– Дрожишь? – оживленно сказал Кудрявый, его как будто обрадовало внутреннее состояние Валентины.
– Дрожу, – созналась она, – зачем связали меня?
– Так надежнее, – сухо бросил Кудрявый, – и нам спокойнее.
Полковник потерял интерес к жене капитана. Его призывали другие дела, более важные, чем блошиная возня с безмозглой Валентиной. Нужно было срочно докладывать в Москву. Необходимо немедленно оформить приказ, затем пронумеровать его. Надо сделать все честь по чести. Из-за этой глупой женщины звездные погоны никогда не заблестят на каменных плечах Кудрявого.
– Ты, Валентина, посиди маленько у нас, а то ведь сбежишь да глупостей разных натворишь. Временно сажаю тебя под арест, ну, пока боевая операция не закончится, понимаешь? – Кудрявый не спрашивал, полковник распоряжался.
Все уже решено. Валентина будет сидеть в управлении, пока операция по освобождению заложников не придет к логическому завершению. Упрямая капитанская жена не сможет помешать правомерным действиям сотрудников милиции. Слишком она проста и непосредственна. Кудрявый уже распорядился: Валентину нужно нейтрализовать. Временно пусть посидит в комнате для разбора. Там она не соскучится. Комната для разбора – это ведь не камера. Вполне культурное помещение, чистое, после ремонта. Там даже чайник электрический имеется.
– Уведите, – приказал полковник.
Валентину подхватили под руки и увели. Она не успела рта раскрыть, за что отругала себя мысленно, вслух ругаться Валентина побоялась. Все же надо было отстоять честь семьи. Не сумела верная жена защитить капитана. Ох. Не сумела. Ох. Не смогла. Ума не хватило у бабы.
– Будешь сидеть здесь, Валь, – сказал сотрудник управления, прервав мысленные охи и вздохи капитановой жены, – только не волнуйся, и, главное, не волнуй окружающих. А то хуже будет. И тебе хуже, и Леве плохо станет.
– А что тогда будет? – угрюмо поинтересовалась Валентина.
– Тогда? Тогда мы тебя в камеру определим, – весело заржал сотрудник и уткнулся лицом в компьютер.
Кругом одни компьютеры – зачем так много механических мозгов? А у Левы нет компьютера. На службе капитан Бронштейн обходится без современной техники. Она ему без надобности. Зато он ловко и умело орудует пистолетом! Он – герой! А компьютер капитану ни к чему. Валентина поймала себя на мысли, что думает не о том, а нужно придумать какое-нибудь дееспособное средство и найти в себе силы для спасения мужа. Он еще жив и здоров. И умирать не собирается. Героем Леву назначат после смерти. Пересчитают подвиги капитана и назначат. Именно так представляют к награде. Всем скопом долго подсчитывают заслуги, собирают компрометирующие материалы и после нудных и длительных обсуждений и решений возносят избранника на пьедестал почета. Обычно это производится вслед за умершим. После смерти уже никто не осквернит святого звания. Герой не напьется. Где ему там напиться! На том свете не наливают. Опять-таки взяткой мертвый себя не унизит. Но капитан никогда не брал взяток. Жил, как все сотрудники. От двадцатого до двадцатого, от получки до получки. Никому не жаловался, ни у кого не одалживался. И сам никому взаймы не давал, обходился малым. Валентина сердито прикрикнула на себя: думает о Леве, как о покойнике. Устало прикрыла глаза. Жесткий стул казался сплошь утыканным острыми гвоздями. Они вонзались в Валентину, продевая тело насквозь. Душа кровоточила, саднила, изнывая в щемящей тоске. Мысли крутились вокруг Левиного заточения. И вдруг Валентину осенило. Надо сбежать из проклятой комнаты, спрятаться за компьютерами и ползком, ползком, ползком, куда глаза глядят, чтобы сотрудники не поймали. Они уткнулись в мониторы, всей душой погрузились в созерцание. Что они там увидели – тайну мироздания? Валентина переместилась с неудобного стула на низенькую табуретку. Никто не шелохнулся. Мониторы целиком вобрали в себя сознание людей, полностью поглотив все живое. В комнате находились лишь пустые оболочки тел, слышалось глухое урчание в кишечниках, видимо, питаются чем попало. Валентина зло усмехнулась. Так им и надо, испортят себе желудки, потом будут всю жизнь маяться. И, вспомнив о голодающем поневоле Леве, едва слышно простонала. Один из сотрудников чуть приподнял голову, услышав непонятный звук, и вновь уставился невидящими глазами в светящийся экран. Валентина немного посидела на табуретке, поерзала, поелозила, ища выгодную позицию, и неожиданно ловко, с птичьей грацией, переместила грузное тело на скамейку, стоявшую у самой двери. Она села на край, делая вид, что поправляет юбку, выдергивая из подола отставшую нитку, и медленно, сантиметр за сантиметром, поползла по сиденью всем телом. Глаза Валентины таращились в потолок, руки теребили оторванную нитку, а туловище медленно исчезало из комнаты для разбора с задержанными правонарушителями. Оно стремилось избавить окружающих от собственного присутствия. Нужно заметить, окружающим постороннее туловище отнюдь не являлось помехой к отчуждению. В отчужденном от реальности мире жилось гораздо благополучнее, в нем наблюдалась стабильность, присутствовала надежда и не было одиночества. Разумеется, виртуальный мир вплотную замыкался на электрические передачи, но атомная станция работала на полную мощность, в ближайшее время ей не угрожали экологические катастрофы. Человеку всегда кажется, что грохнет где-нибудь на другом краю земли, случится что-нибудь окаянное непременно с кем-то другим, не со мной лично. И в заложники возьмут не меня, не мою благоверную супругу, а кого-то из опостылевших конкурентов. Сотрудники надеялись на случай, на авось, надеялись, что ветер пронесет тучи, и вновь в мире станет ясно и сухо. Главное – сухо. И на Валентину они не обращали никакого внимания. Посадили чью-то жену, временно, так пускай сидит, лишь бы не мешала, а не то вырвет своими вопросами из уютного плена. Собственное освобождение из вымышленного заточения сотрудники не планировали. Им было хорошо в виртуальном мире. Там не было задержанных, преступников, опасности, выстрелов, нагоняев, выговоров, скромной зарплаты, склочных жен и всевидящего ока прокурорского надзора. И еще там не было смертной скуки. Валентина прижалась боком к гладкой, выбеленной, как яичная скорлупа, стене, и вновь поползла по направлению к выходу. Пустые коридоры управления пугающе зияли своей продолговатостью, вдали они окончательно утрачивали тягучую продольность, плавясь в темноте и пропадая в мрачной безысходности. И вскоре Валентина исчезла во мраке, растаяв, как туман на солнце, больше ее никто не видел.
