— Пока, я знаю только одно — это не должно иметь для тебя значения, — сказал он, а затем наклонил голову и поцеловал меня.
А потом…. я снова обрела совершенное забытье.
Глава 26
Обед с Эммой и папой в субботу в полдень прошел спокойно. Никто из нас не сказал больше нескольких слов, и когда мы добрались до главного блюда, я поняла, что это из-за меня. Опять кое-что из того, что я сделала им не понравилось.
Будучи "послушной" дочерью, которой я была, я сложила руки на груди и посмотрела на отца.
— Выкладывай.
Он бросил на меня предостерегающий взгляд, который я проигнорировала.
— Не понимаю о чем ты?!
— Ты злишься на меня. Почему? — На самом деле мне было все равно. Мне просто было любопытно.
Эмма недоверчиво посмотрела на меня, как будто это я была невеждой.
— Анна(учитель танцев) хотела быть поближе к Дмитрию(Уэйн), — вдруг сказала она, — а ты украла его у нее.
Теперь я все поняла.
— А с чего ты взяла, что я его украла? — Спросила я, хотя формально я его не крала. Не моя вина, что она не сделала первый шаг. И я не виновата, что Уэйн захотел заняться со мной сек!сом.
— Не прикидывайся дурочкой, Настя, — сказал отец, снова привлекая к себе мой взгляд. — У тебя была "химия" с этим парнем. И мы все видели, как он смотрел на тебя.
— Вам нужны пикантные подробности, вот в чем дело, — подытожила я, свирепо глядя на них обоих. — Мы возобновили связь двухлетней давности и теперь постоянно… Хм… Химичим. Довольны?
Эмма заметно позеленела, а папа покраснел от гнева.
— Ты не должна была подпускать его еще ближе! — Эмма посмотрела на меня так, будто мы с ней не знакомы.
— Мне плевать на Анну, — сказала я ей с предельной искренностью, — она твоя подруга, а не моя. Если она хотела его, то должна была заставить его заметить ее. — Ну или что там делают в таких ситуациях… Я действительно, была последним человеком, который давал такие советы.
— Дмитрий не для тебя, — сказал отец, сжимая кулаки и сверкая глазами от едва сдерживаемого гнева. — Он слишком хорош, чтобы опускаться так низко, встречаясь с тобой. Ты должна расстаться с ним.
Я посмотрела на него, приподняв бровь.
— Мы не встречаемся. Мы просто спим вместе. Тут есть разница. И ты не можешь указывать мне, что делать. — Я одарила его многозначительной злобной улыбкой, от которой его тело затряслось от ярости. — Я буду спать с кем захочу, встречаться с кем захочу, и ни ты, Эмма, ни весь остальной мир не будет иметь никакого права голоса в этом. Потому что, когда я тебя послушала в прошлый раз, ты знаешь, чем все закончилось. — Я поднялся со своего места. — Я думаю, что на этом обед завершен. Иначе мне трудно будет вести себя так цивилизованно, как ты предпочитаешь. Спасибо за угощение.
Выйдя из ресторана, я вернулась домой, ни разу не оглянувшись. Короткие всплески гнева пульсировали в моей голове, заставляя меня хотеть сломать что-нибудь.
Иногда я просто не могла поверить своим глазам. Они были такой кучей придурков, что было удивительно, что у них все еще были друзья и отношения. Если бы я была на месте Светланы, собираясь выйти замуж за человека, который бросил свою дочь всеми возможными способами, я бы сбежала оттуда так быстро, как только могла. Но никто не был так благоразумен, как я.
Дети, брак не были для меня решающим фактором.
Вернувшись домой, я порылась в своей нотной библиотеке и нашла пьесу, которую хотела сыграть. Поставив подставку для нот, я скользнула в кресло и начал играть. Это была соната Бетховена "Лунный свет", простое произведение, за которым скрывалось много эмоций.
Может быть, я и была по-человечески сломлена, но когда я играла на пианино, я преображалась. Я не чувствовала холода и отчужденности, я не чувствовала пустоты внутри. Конечно, я не достигала забвения, когда играла, но мне удавалось извлечь из этого некоторое умиротворение. Может быть, даже удовлетворенность. Когда я играла такие произведения, как Лунная соната, я обнаруживала, что вливаю эмоции в клавиши, в то, как я нажимала и поднимала ногу на педаль и с нее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Уэйн был отчасти прав; я была совершенно другой. Но когда дело доходило до музыки, когда я играла на пианино вот так, для меня это была еще одна форма приходящей жизни. Не так страстно и горячо, как прелюдия и секс, но нежно, тяжело и не менее интенсивно.
Как только я нажала на последнюю ноту пьесы, раздался стук в дверь. Соскользнув со стула, я подошла к двери и открыл ее. Уэйн стоял там с мрачным выражением лица, его глаза были насыщенно серебряными. Когда эти серебряные глаза встретились с моими, мое сердце пропустило удар по непостижимой причине.
А потом до меня дошло.
— Ты стоял здесь и ждал, когда я закончу эту пьесу?
Уэйн не ответил, проходя мимо меня в квартиру. Вздохнув, я закрыла дверь и повернулась, чтобы посмотреть, как он проводит рукой по своим спутанным волосам. Сегодня на нем была повседневная одежда, простые джинсы и черный свитер. В таком виде он выглядел потрясающе, его бицепсы были выставлены напоказ, а широкие плечи казались еще шире. Он достал пачку сигарет и вытащил одну. Повернулся ко мне и спросил:
— Присоединишься ко мне?
Я вывела его на маленький балкон рядом с гостиной и взял сигарету, когда он предложил мне одну. Он прикурил мою, потом свою, и мы вместе затянулись. Я не курила с тех пор, как окончила среднюю школу, но не забыла этот механизм.
— А Почему "Мальборо Лайт"?
Он безразлично пожал плечами.
Мы молча курили, пока оба не выбросили окурки на тихую улицу. Затем, прежде чем я успела спросить, что он здесь делает, он обнял меня за талию и поцеловал. Это был короткий, яростный поцелуй, и когда он закончился, я немного запыхалась.
— Хочешь сыграем вместе? — спросил он и я удивленно заморгала.
И тут я все понял.
— Играть вместе на пианино? Я и понятия не имела, что ты играешь.
Его рука, казалось бы, подсознательно, летела к моему лицу, обхватив его, а его большой палец ласкал мою щеку.
— Пойдем, — тихо сказал он, — я хочу импровизировать вместе с тобой.
Я внимательно посмотрела ему в глаза. Они были более интенсивными, чем прежде, казалось, что они проникают прямо в мою душу. Он был в не очень хорошем настроении, это уж точно, и я понятия не имела, почему он думает, что я могу облегчить это настроение для него.
Что бы там с ним ни происходило, я не стала вмешиваться и отвела его в комнату с пианино. Он схватил дополнительный стул, так что он сидел с левой стороны клавиш, а я заняла правую. Когда он положил руки на клавиши, я увидела, что его пальцы были длинными и завидными. Мои были короткими, и мне удалось сделать их проворными и гибкими только потому, что я тренировалась как сумасшедшая, когда была юной. Он, вероятно, мог бы с легкостью превзойти октавы. И это заставило меня слегка нахмуриться.
Не зная, чего он от меня ждет, я решила просто импровизировать, как он и хотел. Я начала играть какую-то минорную мелодию, и к моему удивлению, он присоединился ко мне. Я поняла, что он хочет, чтобы я сделала, когда он начал играть то, что больше походило на аккомпанемент, чем на главную партию, и я начала сосредотачиваться. Пока я играла мелодию, а он гармонировал с ней гораздо искуснее, чем я думала, я решила немного повысить уровень жесткости.
Усмехнувшись про себя, я сделала неожиданную перестановку, переводя импровизацию из минора во внезапный, бессвязный ре-диез минор. Я хотела, чтобы он пропустил удар или был застигнут врасплох моей внезапной переменой, но к моему удивлению он не отставал от меня, меняя аккомпанемент, чтобы соответствовать мне почти как перчатка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Теперь, нахмурившись, я снова попыталась поймать его в ловушку, ускорив темп импровизации и превратив ее внезапно в счастливую и танцевальную, из медленной, удовлетворенной вибрации, которую я дала ей в начале. Но Уэйна это не обмануло, и он держался со мной так гладко, как будто он уже слышал эту импровизацию раньше и точно знал, как вписаться.
