— Видишь, как просто, — объявил Туэйт, пряча деньги в карман. Заметив хмурую мину на лице Леонарда, Туэйт весело произнес: — Да ты бы должен прыгать от радости, Ленни. За эту ничтожную сумму я делаю так, чтобы ни тебя, ни твоих девочек не трогали. В результате твои доходы растут, и мои, соответственно, тоже. Чего беспокоиться? Мы все становимся немножечко богаче, — ему вдруг показалось, что деньги жгут карман. Буквально. И он даже сунул туда руку, чтобы проверить. Нащупав деньги, он почему-то разозлился еще больше.
И в этот момент он услышал, как кто-то спускает воду в унитазе — один, два, три раза.
Он глянул на Красавчика Леонарда:
— У твоей девицы понос, а, Ленни?
Слащавая физиономия сутенера покрылась потом.
— Она подмывается.
Но Туэйт не слушал. В три прыжка он оказался у двери ванной, рявкнул: «Открывай!» и, не дождавшись, вышиб дверь плечом. Он увидел молоденькую белую девушку, стоявшую на коленях перед унитазом. Она придерживала ручку бачка, из которого непрерывным потоком бежала вода.
Гримаса страха исказила личико девушки, губы ее приоткрылись, обнажив мелкие острые зубы.
Туэйт направился к унитазу, и тут девушка вскочила на ноги и, зашипев словно кошка, попыталась ногтями вцепиться ему в лицо. Туэйт легонько стукнул ее дубинкой по голове, и девушка со стоном опустилась на кафельный пол.
Туэйт, не обращая на нее внимания, наклонился над унитазом и выудил из воды два пластиковых мешочка. Стряхнув воду, он приоткрыл один и попробовал находившийся внутри белый порошок.
— Дерьмо! — воскликнул он. Наклонился над девушкой и осмотрел ее руки и ноги — да, именно это он и ожидал увидеть. Множество следов от уколов.
— Чертово дерьмо!
Он подхватил девушку и поволок ее из туалета.
— Что ты делаешь, Туэйт? — взмолился Красавчик Леонард. — Она моя лучшая шлюха. Я тебе плачу, какие проблемы?
— Тобой займется полиция нравов! — От вида этой несчастной девчонки Туэйта даже замутило. Ей явно было не больше семнадцати. — Пока ты занимался своими делами, Ленни, меня это устраивало. Но ты начал дурить с дрянью, — Туэйт ткнул в физиономию сутенера мешочки. — И за это тебе придется платить иначе. Я же с самого начала говорил, что моя страховка ограниченная, — он кивнул головой на худенькое девичье тельце. — Ты только взгляни на нее, Ленни. Черт побери, она же совсем ребенок. У меня дома дочка такая же. Что с тобой случилось? Ты что, совсем соображение потерял?
— Но она сама пришла ко мне, — темнокожий нервно переминался с ноги на ногу. — Ты знаешь, как оно бывает. У них никого нет, им некуда податься. Они хотят есть. Вот и приходят ко мне. Слушай, не забирай ее. Она мне стоит тысячу в неделю, чистыми.
Туэйт направился к выходу, крепко обхватив девушку.
— Радуйся, что я и тебя не забираю, Ленни, — он распахнул свободной рукой дверь. — А не беру я тебя потому, что ты — дешевка, из таких, как ты, даже кучу дерьма не сложишь. — Туэйт взвалил девушку на плечо и напоследок сказал: — Ты родился под счастливой звездой, голубчик. Это мое тебе первое и последнее предупреждение.
Девушка была легкой, как перышко. Сейчас он доставит ее в участок, зарегистрирует и подождет, пока ее заберет надзирательница из отделения для несовершеннолетних.
Он вглядывался в худенькое, бледное личико. И видел в нем красоту, которая еще не погибла. То, что она пыталась наброситься на него, ничего не значило. Улица сделала ее такой, грязная, мерзкая улица. Но он знал, что этот слой грязи еще можно смыть, оттереть.
Девочка, тощенькое перепуганное существо без дома, без семьи, без корней. Она, конечно, не назовет своего настоящего имени, а Красавчик Леонард сказал, что ее зовут Нина. Что ж, пусть будет Нина.
И все же в участке он пропустил это имя и ее описание через компьютер. В «Находящихся в розыске» и"Пропавших без вести" она не значилась, но разве в этом дело?
Где-то в Огайо или Мичигане у Нины, возможно, был дом.
Может, и родные. Ну и что с того? Она оставила их ради шприца, наполненного снами и смертью. Да зверям в зоопарке живется лучше!
Пришла надзирательница. Он пересказал ей все, что знал о Нине. Девушка — к этому времени она уже пришла в, себя — упрямо смотрела в пол. Грязные светлые волосы свесились на худенькое личико. Туэйт попрощался с ней, но она либо не слышала, либо не хотела отвечать.
Теперь он почувствовал, как устал. Сначала этот слишком уж самоуверенный Трейси Ричтер, потом бедная девочка... Нет, говорить с Ричтером — все равно, что сражаться один на один с целым батальоном.
Он вел «шевроле» по туннелю между Бруклином и Бэттери я перебирал в памяти детали разговора с Трейси. И удивлялся самому себе. Он нисколько не блефовал. Он действительно был готов рискнуть своей работой! Потрясающе! Чем же его так зацепило это дело? Почему бы ему действительно просто не выкинуть из головы всю историю? И продолжить жить, как жил. Трясти сутенеров, букмекеров, вылавливать наркоманов — разве не это его жизнь? Кто он такой? Всего лишь жалкий коп, один из тысяч подобных, тех, кого служба в полиции неминуемо превращает в ничто, перемалывает в котлету. Так какого черта ему совать нос, куда не следует?
Но он сунет нос, сказал он себе. Он жил в грязном мире лжи и лишь раз попытался поднять голову над океаном дерьма. А разве не стоит хоть раз в жизни попытаться очистить маленький кусочек загаженной земли?
Каждый день, каждый день он хватал за шкирку гадов, наркоманов, которые убивали людей. И что же? По большей части совершенно очевидные дела рассыпались в прах — то гадов отпускали под залог, то какой-нибудь «прогрессивный» судья, понятия не имеющий, что на самом деле творится на улицах, гневно указывал полицейским на превышение полномочий.
Будь его воля, он бы всех судей заставлял поездить в патрульных машинах месячишко-другой. Куда бы тогда вся их «прогрессивность» подевалась!
Из туннеля Туэйт свернул на дорогу Бруклин-Куинс, к югу. Огни Манхэттена мерцали в сгущавшихся сумерках.
Он держал направление на юго-запад. Блеснули воды залива — благодатная тьма уже прикрыла грязные пятна нефти, и вода казалась мягкой, чистой и приветливой. Он, отчаянно фальшивя, начал напевать «Мужчина, которого я люблю» — скоро Шестьдесят девятая улица и дом.
Дом его, обшитый беленой дранкой, стоял в середине квартала и ничем не отличался от других домов на этой улице. Перед ним доживал свой век высокий клен.
Он сидел в машине. Идти домой пока не хотелось — он вид ел свет в окнах, голубоватое свечение телеэкрана. Сейчас как раз шли новости. И, конечно же, плохие.
Туэйт заглушил мотор «шевроле», вылез, запер дверь. Жаркий влажный воздух ударил в лицо — какая душная ночь, даже здесь, за рекой.
Он пешком пошел в сторону парка Оулз Хэд, на краю помедлил — заходить в парк или нет? Сегодня была среда, день, когда он собирал дань со своих «подопечных» — он привык думать об этом дне, как об обычном, рутинном. Однако сейчас он почему-то чувствовал себя не в своей тарелке. Может, это странное ощущение объяснялось делом Холмгрена и тем, что сулило ему раскрытие дела; может, он просто сам менялся.
Он уже повернулся и собрался уходить, как заметил в глубине парка какое-то движение. Что за черт, почему бы ему не срубить дополнительные денежки? Он медленно пошел по дорожке, прекрасно сознавая, что, наверное, собирается «срубить денежки» в последний раз. Да, он действительно менялся, он сбрасывал старую, грязную кожу.
С реки слышался противный скрип уключин. Туэйт свернул с дорожки и подошел к низкой чугунной ограде. В тени большого дуба он разглядел знакомый силуэт Антонио — широкополая шляпа, пышные рукава рубашки в мексиканском стиле. Паршивый пижон, подумал Туэйт, и почувствовал острый приступ отвращения — к самому себе. Тем не менее он не остановился и не свернул.
Теперь он видел и двух девушек — латиноамериканок, пышногрудых и широкобедрых, полных той животной чувственности, которую он считал типичной для девиц этого рода.
— Эй, Туэйт, — поприветствовал его сутенер. — Что-то ты сегодня припозднился. Дела задержали?
— Как всегда, Токио. У меня есть дела поважнее, чем ты.
Антонио ухмыльнулся.
— Ну, Туэйт, я б на твоем месте был повежливее. Я же тебе плачу, — и он протянул пачку денег.
Туэйт, пересчитывая, сказал:
— Вряд ли на такие деньги проживешь.
Сутенер развел руками:
— Ну, Туэйт, дела идут не так, чтоб уж хорошо.
Туэйт взглянул на него:
— Ты же не собираешься обманывать меня, Тонио? Ты ведь не такой дурак, правда?
В этот момент раздался окрик:
— Стой! Ни с места!
Туэйт обернулся: одна из девиц, широко расставив ноги в туфлях на высоких каблуках, наставила ему в живот пистолет 32 калибра.
Антонио широко улыбался, цокал языком от восторга:
— Эй, Туэйт, теперь ты видишь, кто здесь босс? — Он враскачку двигался на Туэйта, загребая землю острыми носами сапог. — Теперь твоя очередь платить. Слишком долго ты вертел мною, и мне от этого было так грустно! — Он протянул руку. — Будь хорошим мальчиком, давай-ка все, что у тебя есть.
