В уголке манежа две девчушки ухахатывались, глядя на семинар. «Отэколенные!!!» — злобно шипели про них две антисанитарные дамы в больших шпорах и при бедрах немыслимого обхвата. Не знаю, были ли девчушки «отэколенными», но были прехорошенькие и хохотали в «правильных» местах. Особенно когда хромой конек под кудлатой, положив что-то на семинар, пошел побираться по трибунам, выклянчивая у зрителей чипсы. Были еще рассуждения о балансе лошади, до такой степени маразматические и дилетантские, что даже и подтрунивать над ними как-то неловко.
Короче, конники России заражали друг друга полным отсутствием любых знаний и пониманий, в то время как за стенкой от неизвестной ветеринарам болезни скончались две лошади.
В соседнем павильоне трудились над разрушением пояснично-крестцового отдела рыжей лошади несколько ковбоев вологодского происхождения. Или вятского. Сказать трудно. Потешно смотрелись в шляпах, имитировали «вестерн», говорили цитатами из журналов для толстых бизнесменов, решившихся провести «ковбойскую недельку». Дело, впрочем, сделали. Рыжая кобыла ушла из манежа уже совершенно хромой. Чего, разумеется, по русской привычке никто не заметил. И не только потому, что и ковбои, и слушатели семинара зримо наслаждались собой в шляпах, но и потому, что просто не видят они этого! Даже как-то и неловко повторяться про хромоту…
Но НХ-шный семинар побил все рекорды. Выглядел семинар странно. Рослая, гренадероподобная «деушка» долго орала на прелестную серую кобылу такими хабальскими интонациями, что половина зрителей погрузилась в ностальгию. Вспоминались вокзальные пирожки на Ленинградском и зычное требование торговки: «Давать без сдачи! Ногти „отвалются“ тут вашу медь считать!».
Серая кобыла задвигалась, показав рекордную «завязанность» всего, чего можно, и осторожно, как на ходульках, пошла по манежу. Опять вокзально-пирожковый окрик, после чего, зримо страдая от болей в скакательных, кобыла принялась коряво осаживать. «Осаживали» еще раз пять. Такое вот русское НХ… Только буквы в серединке не хватает…
Публикуется по: Nevzorov Haute Ecole. № 1, 2007
«Маленькие веры»
Забавно и умилительно наблюдать, как уверенно пополняется каталог тщательно исповедуемых обществом так называемых «малых вер».
Попам всех видов надо было бы призадуматься, так как конкуренция «вер больших» и «вер малых» — вопрос гораздо серьезнее и острее, чем они предполагают и чем это вообще видится на первый взгляд.
А идеологи и менеджеры «малых вер» давно уже представляют для традиционалов опасность куда большую, чем разрозненные интеллектуалы-атеисты, ныне празднующие издание в России «Иллюзии бога» Докинза и «Голой обезьяны» Морриса.
Уже окончательно и крепко стал «маленькой верой» спорт, который можно было бы классифицировать как разновидность «катарсиально-экстатической религии», т. е. той религии, смысл и эффект которой заключается в обеспечении пролонгированного острого экстаза у участников религиозного действа (в основном зрителей).
До поры до времени поиск и нахождение этого острого состояния был уделом шаманизма, нескольких африканских культов, ряда христианских сект, вроде «хлыстов» или «трясунов».
Теперь то же самое, только в одноразовой удобной упаковке, предлагает спорт. По сути, та же возможность соучастия в публичном и коллективном экстазе, но без изменения образа жизни, без сложных обязательств, этнографических довесков и антисанитарии.
Не надо цеплять к ноздрям раковины, трясти вязанкой гнилых козьих копытцев, вспарывать себе бока и плечи или обрекать себя на череду утомительных и унылых совокуплений с крайне негигиеничными пожилыми единоверицами, как это принято у «хлыстов» и «трясунов» в ходе камланий.
Стадионный экстаз, предоставляющий возможность выть, орать, извиваться, потеть и трястись, предлагает потребителю примерно ту же степень исступления и истерии, как и во время камлания, но в чистеньком варианте и под очень благовидным предлогом переживания за спортивную команду (город, страну, клуб).
Конечно, и во время стадионного камлания для «экстатанта» остается опасность неконтролируемой дефекации под себя, случайного удара бутылкой в лицо или орошения рвотными массами соседа по трибуне, но спорт, как известно, предполагает некоторую долю красивого риска.
Примерно такая же, только еще хуже, история с туризмом. На данный момент туризм тоже стал «малой верой». Жрецы этой веры, так называемые туроператоры, успешно торгуют, по сути, обещанием «царствия небесного». Прекрасно развита и распространяется иконография этой «малой веры»: изображения курортов, смуглозадых девок, пальм, дружественных мартышек и покорных туземцев.
Что любопытно, в проповедях «курортианства» четко прослеживается цикл «трудовое годичное умирание — курортное воскресение».
Правда, от представителей любого другого культа, любого другого священства, жрецов этой «малой веры» отличает то, что некое «царствие небесное» они действительно способны предоставить. Конечно, временное, недельное или двухнедельное, но зато наверняка.
И главное — без глупейшей необходимости физически умирать.
Ликвидность духовного «товара» «большой веры» и здесь проигрывает в конкурентоспособности, так как путевочка, которую выписывают традиционалисты, — то, что называется «не совсем понятно куда», и не подтверждена никакой фотографической, полиграфической или свидетельской базой. Более того, «туроператор» с кадилом и сам толком не знает ни уровня сервиса, ни звездности отеля, ни настроения мартышек в том милом местечке, куда он отправляет клиента.
К тому же на эту «непонятно куда» путевочку полагается копить всю жизнь, в отличие от ежегодного цикла, предлагаемого курортианцами.
Хромает и продуманность атрибутики, так как в данном случае «мыльница» все же предпочтительнее свечки.
Большим плюсиком «малой веры» является и то, что ее идеалы более созвучны основным тенденциям общественного идиотизма и еще более губительны для мировой культуры, чем даже усилия «большой веры».
Конечно, это очень перспективно. Ведь что такое «турист»? Чисто внешне — это существо, которое направляется туда, куда ему не надо, направляется для набора бессмысленных впечатлений, которые ему никогда не пригодятся и в силу его профессии никак не могут быть востребованы или реализованы. Но у него, туриста, огромные возможности по осквернению и обессмысливанию мировой человеческой культуры. Простой пример: превращение тайн, архитектуры и духа Древнего Египта в омерзительный ширпотреб. Турист, несмотря на присущую этой категории существ тупость, чувствует, что совершает глобальное надругательство над святынями культуры и наращивает курортианско-туристический фанатизм.
Этот фанатизм, кстати, на много порядков опережает все примеры подобного рода в мировом религиоведении, что тоже должно было бы стать тревожным звоночком для «большой веры».
Во имя «большой веры» никто никого уже давно на органы ножовкой не пилит, как это произошло недавно ради путевки на Сицилию в Петербурге.
Так что «большой вере» пора задумываться, осознать опасность и начинать принимать меры.
Публикуется по: Профиль. № 37 (592) от 06.10.2008
«Октябрь»
Если бы русские современные композиторы не били баклуши, а занялись бы прямым своим делом, то репертуар многих оперных театров давно обогатился и украсился бы чудесной оперой под названием, к примеру, «93-й год».
Оперу можно было бы «давать» к юбилеям. И просто к юбилеям, и к годовщине октябрьских событий. Либретто могло бы быть незатейливым, но страстным. Сценическое решение — лаконичным, но очень убедительным. Самое милое во всей этой истории, что сама текстовка оперы могла бы состоять из одной, но очень емкой фразы: «Продали Родину, продали Родину, продали Родину-мать». Хор демократов и хор патриотов. Одни и те же слова. В принципе, годится один и тот же мотив, просто необходимы вариации ритма. Хор демократов эти слова выпевал бы со счастием, звонко, умиленно, восторженно до экстаза: «Продали Родину! Продали Родину! Продали Родину-мать!» Хор демократов выводил бы экстатические «коленца», исполнял бы эту речевку с притопами и завоечками, со свистом, присядкой, вращением юлой и финальным шпагатом того артиста, который пел бы, к примеру, «Чубайса». Причем по мере приближения к финальной части радостный экстаз нарастал бы и переходил в стилистику «Весны священной», когда ликование переходит в хоровой коллективный оргазм, в падучую блаженства, разрастается в безумие счастья.
Хор патриотов исполнял бы эти же слова: «Продали Родину! Продали Родину… продали Родину-мать», но со все возрастающей скорбью. Поначалу просто мрачно, отрешенно и убито, но по мере развития оперного действия — все мрачнее и мрачнее, до рыданий, грохов на колени, раздирания одежд и все сильнее звенящей в голосах боли. Эти два хора имело бы смысл поставить на сцене друг против друга и «включать» одномоментно, достигая некоего какофонического рекорда. Это, доложу я вам, была бы опера!
