Примерно такой же какофонический эффект наблюдался в России в октябре 1993 года. Тогда демократы переорали и переплясали патриотов. Вроде бы по причине неизбежности так называемого «исторического прогресса» или потому, что пол-литру танкистам, добежав, первыми сунули в люк все-таки демократы, показали мишень и попросили разок жахнуть. Настоящий артиллерийский раж, как известно, приходит во время стрельбы, особенно когда удается полупить не по фанерным танкам, а по зданию с настоящими стеклами. Ну он и пришел. Хотя не все так просто, как кажется. На самом деле защитников Белого дома подвело отсутствие в их рядах стилистов и визажистов. Макашов, нацепивший этакий путчистский берет «а-ля латинос-переворотос», сильно смахивал на безработного пейзажиста и был чертовски неубедителен. Ему хотелось подарить мольберт. Хасбулатов, сладкогласный и вкрадчивый, в аккурат наложился образом на всех сразу злодействующих дядюшек из южных сериалов и посему народом был принят холодно. За портьерами его кабинета в Белом доме чудились свежеизнасилованные племянницы, давящие сериальное рыдание. Анпилов, что бы ни говорил и как бы ни пафосничал, все равно наводил народ только на мысли о побоях в вытрезвителе. В общем, все было очень плохо. Ведь хороший переворот требует еще более тщательного кастинга, нежели самая дорогая и самая масштабная киноэпопея. Хороший переворот в наше время, когда его герои сразу засвечиваются на ТВ, обязан быть тщательно откастингирован, если, конечно, хочет быть успешным. Ведь дрессированное сознание зрителя ищет привычные ориентиры в образах и либо отдает переворотчикам симпатии, либо нет. Если отдает — исход один, если нет — совершенно другой. Либо выламывается рояльная ножка и клиент ТВ бежит плющить ею танки, либо… не бежит. Об этом следует помнить. Кастинг, кастинг и еще раз кастинг!
Еще хорошо, что не все видели «подробности» обороны БД. Помню кабинет Ачалова. Местные стратеги в ожидании штурма со всего здания стащили старую мебель и при входе (изнутри) нагородили шкафнодиванный лабиринт. Спецназовцы, ворвавшиеся при штурме, должны были с размаха больно биться о хитро расставленные шкафы, а потом, введенные в заблуждение иезуитской конфигурацией этой баррикады-лабиринта, выбегать обратно из кабинета. Шкафы были расположены так коварно, что непременно обязаны были придать вбегающему «выбегающую» траекторию. Предполагалось, что спецназ должен был бегать так до полного изнеможения, а потом, поняв бесплодность борьбы с патриотизмом, перейти на нашу сторону. Вы зря смеетесь, я серьезно. Сотни свидетелей этого «ачаловского лабиринта» живы по сей день.
Прошло время. Ельцин вроде умер. Пожар вроде погасили. Трупы вроде пересчитали, но как-то очень коряво. Одни считали слишком стыдливо, другие — слишком пафосно. Там, где с выпущенными кишками ползли по коврам раненые, где лежал хрустящий сплошной ковер из гильз, прошмыгивают, прикрывая папочкой с «госорлом» нерангово дорогие часики, какие-то серокостюмцы из бесконечных «аппаратов». Это называется — «все наладилось». Но вообще-то это называется — просто «плохой кастинг».
Устроителям будущих госпереворотов ознакомление с данной статьей считаю обязательным.
Публикуется по: Профиль. № 37 (545) от 08.10.2007
Большая мина
«Вот возьму большую мину и в… ее задвину».
Прошу отметить, что там, где я так изящно проставил многоточие, в поэтическом подлиннике очень уютно размещается основной термин русской народной гинекологии, который для краткости предлагаю аббревиировать: ОТРНГ.
Как известно, в продолжении этого произведения высказана твердая уверенность, что жестокая и антисанитарная мера, на которую решилась героиня, задвигая «себе туда мину», непременно приведет к серьезному военному успеху.
«А когда война начнется — враг на мине — подорвется!» Обратим внимание на то, что героиней, от лица которой декларируются эти строфы, заранее намечено ее грехопадение, то есть некая концентрация усилий врага или противника в районе ее ОТРНГ, и эта концентрация усилий вызовет подрыв и, соответственно, гибель противника.
Строфы, к сожалению, умалчивают о судьбе самой героини, о том, что произойдет именно с ней в результате этого «подрыва». Конечно, есть основания для осторожного оптимизма. Можно предположить, что особа, которая легко «задвигает» себе туда «большую мину», имеет ту конфигурацию и прочность означенного органа, которые позволят ей пережить взрыв «там» мины без особых последствий для здоровья и настроения.
Что примечательно, именно этот, приведенный мною поэтизм, эти строфы неизвестного поэта являются лучшей характеристикой как мирового банковского кризиса, так и детонировавшего этот кризис «ипотечного движения».
Именно ипотека стала той «большой миной», которую с такой легкостью «задвинули себе туда» мировые национальные экономики. Задвинули и расположились в ожидании «финансового врага», приняв экономически соблазнительные позы. Враг в лице так называемого «потребителя» (банковского клиента) не заставил себя ждать, как и предполагалось, набежал, взгромоздился, хрюкнув, «сконцентрировал усилия» и, соответственно, подорвался, практически погиб.
Но разные экономики пережили это по-разному.
Иные в результате ипотечного эксперимента бездыханно лежат с вывернутыми внутренностями, агонизируя в лужах нефти, пепси и слез, и уже, бедняжки, холодеют. Иные жалеют, что «слабо бабахнуло», так как потребителю, конечно, оторвало орган воздействия на ОТРНГ, но сам потребитель еще жив.
Дело в том, что существует устойчивый, но глупейший и ложный стереотип, декларирующий дружественность так называемых «банков» по отношению к человечеству. Понятно, что стереотип хорошо проработанный и эффективный. Он действует, так как слабоумных очень много, и они успешно поддерживают моду на слабоумие. Слабоумие подпитывается гениально режиссируемой рекламой всех типов. Приглядитесь, как искусно и актерски блистательно симулирует козью кротость во взгляде милейший Петр Авен, к примеру.
Хотя предполагать, что группировками профессиональных ростовщиков (так называемыми «банками») может двигать беспокойство о чьем-либо, кроме собственного, благополучии, — это, если вдуматься, есть самое обыкновенное слабоумие. Ни у одного банка ничего, кроме самого откровенного и циничного кровососательства, на уме нет, быть не может, да и быть не должно — это было бы непрофессионально.
Плюс — банки гениально создали иллюзию абсолютной зависимости всей мировой экономики от банковского благополучия и умело проплачивают существование этого мифа. Вся затея с «ипотекой», или «большая мина», — это лишь проявление крайнего банковского цинизма в отношении так называемого «клиента», вызвавшее резкое обострение отношений меж старыми смертельными врагами — банком и человеком.
Это и называется для пущей важности «мировым кризисом», а особенно занятно это выглядит в России.
Возможно, американский или швейцарский заемщик при взятии ипотечного кредита и руководствуется унылой перспективой пахать остаток жизни на проклятый банк. Но русский заемщик, беря ипотечный кредит, руководствуется светлой мечтой, что владелец банка рано или поздно поедет на свое очередное сафари. А там заблудится, переломает себе ноги в барсучьих норах, и его наконец-то сожрут термиты, расклюют грифы. Что гиена будет бегать по саванне с его мерзким носом в зубах, что бегемот перекусит желтыми клыками его тушу и визжащую верхнюю половинку навсегда утащит на дно озера Чад. Замов погибшего, соответственно, пересажают или убьют (второе — предпочтительно), банк прикроют, а в процессе «прикрытия» вся долговая документация будет потеряна или похищена.
Это нормальные, типовые тайные мечты русского ипотечного заемщика.
А чем руководствуется выдающий кредит банк? О! Это отдельная песня. Помышления банка, как правило, еще отвратительнее, чем помышления клиента банка. Они не так живописны, но столь же конструктивны.
Банк, естественно, тайно мечтает о туберкулезе клиента, о том, что тому оторвет ноги, что он оглохнет, спятит, короче, потеряет трудоспособность. Но — уже после приобретения недвижимости. Выплаты по кабальному ипотечному займу станут невозможны, и банк быстро и неизбежно станет владельцем самой соблазнительной части собственности бедолаги.
Мечты и той, и другой стороны осуществляются очень редко. Банкиры стараются не ездить на сафари и не приближаться к бегемотам. А заемщик, назло банку, пытается сохранить трудоспособность и конечности. Вот и копится легкое взаимное раздражение, которое для красного словца и именуют «мировым кризисом».
Публикуется по: Профиль. № 38 (593) от 13.10.2008
«Иппотерапия»: крушение мифа
