«И если ты станешь моей женой…»
Перевод В. Левика
И если ты станешь моей женой,Все кумушки лопнут от злости.То будет не жизнь, а праздник сплошной —Подарки, театры и гости.
Ругай меня, бей — на все я готов,Мы брань прекратим поцелуем.Но если моих не похвалишь стихов,Запомни: развод неминуем!
«К твоей груди белоснежной…»
Перевод В. Левика
К твоей груди белоснежнойЯ головою приник,И тайно могу я подслушать,Что в сердце твоем в этот миг.
Трубят голубые гусары,В ворота въезжают толпой,И завтра мою дорогуюГусар уведет голубой.
Но это случится лишь завтра,А нынче придешь ты ко мне,И я в твоих объятьяхБлаженствовать буду вдвойне.
«Трубят голубые гусары…»
Перевод В. Левика
Трубят голубые гусары,Прощаются с нами, трубя,И вот я пришел, дорогая,И розы принес для тебя.
Беда с военным народом, —Устроили нам кутерьму!Ты даже свое сердечкоСдала на постой кой-кому.
«Я и сам в былые годы…»
Перевод Л. Мея
Я и сам в былые годыПеренес любви невзгоды,Я и сам сгорал не раз;Но дрова все дорожают —Искры страсти угасают…Ма foi![2] — и в добрый час.
Поняла?.. Отри же слезы;Прогони смешные грезыВместе с глупою тоской;Будь похожа на живуюИ забудь любовь былую —Ма foi! — хоть бы со мной.
«Понимал я вас превратно…»
Перевод П. Карпа
Понимал я вас превратно,Был для вас непостижим,А теперь уж все понятно, —Оба в мусоре лежим.
«Кричат, негодуя, кастраты…»
Перевод С. Маршака
Кричат, негодуя, кастраты,Что я не так пою.Находят они грубоватойИ низменной песню мою.
Но вот они сами запелиНа свой высокий лад,Рассыпали чистые трелиТончайших стеклянных рулад.
И, слушая вздохи печали,Стенанья любовной тоски,Девицы и дамы рыдали,К щекам прижимая платки.
«На бульварах Саламанки…»
Перевод В. Левика
На бульварах Саламанки{16}Воздух свежий, благовонный.Там весной во мгле вечернейЯ гуляю с милой донной.
Стройный стан обвив рукоюИ впивая нежный лепет,Пальцем чувствую блаженнымГордой груди томный трепет.
Но шумят в испуге липы,И ручей внизу бормочет,Словно чем-то злым и грустнымОтравить мне сердце хочет.
«Ах, синьора, чует сердце,Исключен я буду скоро.{17}По бульварам СаламанкиНе гулять уж нам, синьора».
«Вот сосед мой, дон Энрикес…»
Перевод В. Левика
Вот сосед мой дон Энрикес{18},Саламанских дам губитель.Только стенка отделяетОт меня его обитель.
Днем гуляет он, красотокОбжигая гордым взглядом.Вьется ус, бряцают шпоры,И бегут собаки рядом.
Но в прохладный час вечернийОн сидит, мечтая, дома,И в руках его — гитара,И в груди его — истома.
И как хватит он по струнам,Как задаст им, бедным, жару!Чтоб тебе холеру в брюхоЗа твой голос и гитару!
«Смерть — это ночь, прохладный сон…»
Перевод В. Левика
Смерть — это ночь, прохладный сон,А жизнь — тяжелый, душный день.Но смерилось, дрема клонит,Я долгим днем утомлен.
Я сплю — и липа шумит в вышине,На липе соловей поет,И песня исходит любовью, —Я слушаю даже во сне.
Донна Клара
Перевод В. Левика
{19}
В сад, ночной прохлады полный,Дочь алькальда молча сходит.В замке шум веселый пира,Слышен трубный гул из окон.
«Как наскучили мне танцы,Лести приторной восторги,Эти рыцари, что КларуПышно сравнивают с солнцем!
Все померкло, чуть предстал онВ лунном свете предо мною —Тот, чьей лютне я внималаВ полночь темную с балкона.
Как стоял он, горд и строен.Как смотрел блестящим взором,Благородно бледен ликом,Светел, как святой Георгий!»
Так мечтала донна Клара,Опустив глаза безмолвно.Вдруг очнулась — перед неюТот прекрасный незнакомец.
Сладко ей бродить с любимым,Сладко слушать пылкий шепот!Ласков ветер шаловливый,Точно в сказке, рдеют розы.
Точно в сказке, рдеют розы,Дышат пламенем любовным.«Что с тобой, моя подруга?Как твои пылают щеки!»
«Комары кусают, милый!Ночью нет от них покоя,Комаров я ненавижу,Как евреев длинноносых».
«Что нам комары, евреи!» —Улыбаясь, рыцарь молвит.Опадает цвет миндальный,Будто льется дождь цветочный,
Будто льется дождь цветочный,Ароматом полон воздух.«Но скажи, моя подруга,Хочешь быть моей до гроба?»
«Я твоя навеки, милый,В том клянусь я сыном божьим,Претерпевшим от коварстваКровопийц — евреев злобных».
«Что нам божий сын, евреи!» —Улыбаясь, рыцарь молвит.Дремлют лилии, белеяВ волнах света золотого.
В волнах света золотогоГрезят, глядя вверх, на звезды.«Но скажи, моя подруга,Твой правдив обет пред богом?»
«Милый, нет во мне обмана,Как в моем роду высокомНет ни крови низких мавров,Ни еврейской грязной крови».
«Брось ты мавров и евреев!» —Улыбаясь, рыцарь молвитИ уводит дочь алькальдаВ сумрак лиственного грота.
Так опутал он подругуСетью сладостной, любовной,Кратки речи, долги ласки,И сердцам от счастья больно.
Неумолчным страстным гимномСоловей их клятвам вторит.Пляшут факельную пляскуСветляки в траве высокой.
Но стихают в гроте звуки,Дремлет сад, и лишь пороюСлышен мудрых миртов шепотИли вздох смущенной розы.
Вдруг из замка загремелиБарабаны и валторны,И в смятенье донна Клара,Пробудясь, вскочила с ложа.
«Я должна идти, любимый,Но теперь открой мне, кто ты?Назови свое мне имя,Ты скрывал его так долго!»
И встает с улыбкой рыцарь,И целует пальцы донны,И целует лоб и губы,И такое молвит слово:
«Я, сеньора, ваш любовник,А отец мой — муж ученый,Знаменитый мудрый раббиИзраэль из Сарагосы».
СЕВЕРНОЕ МОРЕ
(1825–1826)
Цикл первый
Коронование
Перевод В. Левика
Вы, песни, вы, мои добрые песни!Проснитесь, проснитесь! Наденьте доспехи!Велите трубам греметьИ высоко на щите боевомМою красавицу поднимите —Ту, кто отныне в моей душеБудет единовластной царицей!
Слава тебе, молодая царица!
С державного солнцаСорву я блестящий покров золотой,Сплету из него диадемуДля освященной твоей головы.От зыбких лазурных небесных завесОтрежу кусок драгоценного шелка, —Подобно мантии царской,Накину его на плечи твои.Я дам тебе свиту из строгих,В тугой корсет облеченных сонетов,Из гордых терцин и восторженных стансов.Гонцами будут мои остроты,Мой юмор — твоим герольдом с невольнойСлезою горького смеха в гербе.А сам я, моя царица,Я преклоню пред тобой колениИ на подушке из красной парчиТебе поднесуОстаток рассудка,Который у бедного певцаТолько из жалости не был отнятТвоей предшественницей на троне.
Сумерки
