Глава 12
Он нажал ногой на педаль. Колесо закрутилось, завертелось, наполняя камеру тихим ровным гудением. В точности, как делала раньше Серильда, он намотал несколько соломенных стебельков на катушку. Вот только у него они не рассыпались, а остались на месте. Затем он начал продевать солому сквозь ушко, потихоньку, полегоньку. Колесо повернулось.
И Серильда ахнула.
Солома больше не была тусклой и грубой, не топорщилась во все стороны. Выходя из ушка и наматываясь на катушку, в мгновение, которое невозможно уловить глазом, солома превращалась в податливую и блестящую золотую нить.
Руки юноши двигались уверенно и проворно. Вскоре в ход пошла вторая пригоршня соломы. Его нога двигалась ритмично. Глаза не отрывались от нити, но взгляд был спокойным, как будто он тысячу раз такое делал. Серильда, открыв рот, смотрела, как катушка наполняется нежной, переливающейся пряжей.
Золото.
Возможно ли это?
Внезапно юноша остановился.
Серильда разочарованно взглянула на него:
– Почему ты остановился?
– Просто подумал: ты так и будешь стоять тут всю ночь и глазеть на меня?
– Если ты предлагаешь мне вместо этого вздремнуть, так я с радостью.
– А может, ты не отказалась бы… помочь?
– Как?
Он потер висок, как будто от ее присутствия у него разболелась голова. Затем, плавно взмахнув рукой в ее сторону, не сказал, а продекламировал, явно издеваясь:
– Молю, о прекрасная дама, не будете ли вы столь любезны, пожалуйста, помочь мне с самым утомительным и кропотливым делом, собирая солому и размещая ее в пределах моей досягаемости, чтобы приблизить успешное завершение дела… И чтобы тебе на рассвете не отрубили голову.
Серильда поджала губы. Он смеется над ней, но… на этот раз он сказал «пожалуйста».
– С удовольствием, – буркнула она.
Он что-то пробормотал в ответ, но она не разобрала.
Серильда наклонилась и принялась обеими руками придвигать солому из груды поближе к нему. Вскоре у них выработался общий ритм. Серильда собирала солому и протягивала ему большими пучками, которые он, горсть за горстью, плавно пропускал сквозь ушко. Когда катушка заполнялась, он приостанавливал прялку ровно настолько, чтобы зарядить следующую. Эрлкинг, или, что более вероятно, кто-то из служившей у него нежити, приготовили много катушек, чтобы испытать таланты Серильды.
Странно, подумала она, ведь король явно не верил, что у нее получится.
Но, может, он все-таки верит в людей?
При этой мысли она захихикала, и юноша с подозрением взглянул на нее.
– Кстати, как тебя зовут? – спросила она. Ей это было неважно – простое проявление вежливости, – но нога ее спасителя немедленно перестала жать на педаль.
– Зачем тебе мое имя?
Набрав очередную охапку, она подняла глаза. Юноша недоверчиво смотрел на нее, зажав в руке солому. Колесо вращалось все медленнее.
Она недоуменно нахмурилась.
– Что странного в том, чтобы спросить у человека его имя? – И совершенно искренне добавила: – Должна же я знать, как называть тебя, когда буду рассказывать дома о своем опасном путешествии в замок Эрлкинга и о благородном незнакомце, пришедшем мне на помощь.
Подозрительность исчезла из его глаз, на лице расцвела горделивая усмешка.
– Благородном?
– Если не считать того, что ты отказался помочь даром, и пришлось мне расстаться с медальоном.
Он дернул плечом.
– Я тут ни при чем. Видишь ли, магия без оплаты не работает. К слову, – он снял с рогульки полную катушку и заменил ее пустой, – Адальхейд не его замок.
– Я знаю, – отозвалась Серильда. Хотя она не знала этого точно. И было очевидно, что Эрлкинг и Адальхейд считал своим замком.
Юноша – он был напряжен, как будто одеревенел весь, – снова нажал на педаль.
– А меня зовут Серильда, – сказала она, недовольная тем, что он не ответил на ее вопрос. – Приятно познакомиться.
Подозрительно скосив на нее глаза, он неохотно отозвался.
– Можешь называть меня Златом.
– Злат? Никогда не слышала такого имени. Это сокращение от чего-то?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В ответ раздалось тихое ворчание.
Ей хотелось расспросить его, узнать о девочке на портрете, которая показалась ему знакомой – и о том, почему он сказал, что ей этого не понять. Но что-то подсказывало, что она только сильнее его разозлит. А ведь она даже не знала, отчего у него вдруг так испортилось настроение.
– Извини, что я пытаюсь поддержать разговор. Вижу, это не самое твое любимое занятие.
Серильда хотела подбросить новую охапку к его ногам, но Злат удивил ее, взяв солому прямо у нее из рук. Коснулся ее пальцев своими. Легчайшее касание, почти незаметное, словно дуновение ветерка – и вот он уже снова занят работой.
Почти незаметное.
Если бы не казалось преднамеренным.
И если бы от него у Серильды в душе все не вспыхнуло.
И если бы Злат не смотрел на веретено с таким сосредоточенным видом, старательно избегая смотреть в ее сторону.
– Я не против разговоров, – сквозь жужжание колеса его голос был еле слышен. – Но, видно, успел от них отвыкнуть.
Отвернувшись, Серильда посмотрела, далеко ли они продвинулись. Время, казалось, едва тянулось, но она была приятно удивлена, обнаружив, что треть работы уже сделана и рядом с соломой появляется все больше катушек с золотой пряжей. Что ни говори, Злат хорошо знал свое дело. Матушка Вебер полюбила бы его за одно это.
Подняв одну катушку, Серильда стала разглядывать золотую пряжу. Она была толстой, как настоящая нить, и при этом твердой и гибкой, словно цепочка. Интересно, подумала Серильда, сколько может стоить одна такая катушка. Наверное, больше, чем ее отец зарабатывает на мельнице за целое лето.
– Обязательно было говорить про солому? – нарушил молчание Злат. Качая головой, он подхватил следующую пригоршню ломких стеблей. – Не могла сказать, что можешь прясть золото из шелка или хотя бы из шерсти?
И он показал Серильде ладони, все в царапинах от неподатливых соломин.
Она виновато улыбнулась.
– Я тогда не предвидела все последствия.
Он хмуро хмыкнул.
– Хочешь сказать, что смог бы превратить в золото что угодно? – спросила она.
– Что угодно, если это вообще можно прясть. Мой любимый материал для такой работы – мех дагута.
– Дагут? А кто такие дагуты?
– Похожи на горных коз, – сказал он. – Только ноги у них с одной стороны короче, чем с другой. Удобно карабкаться по отвесным скалам. Но плохо, что с такими ногами они могут ходить вокруг горы только в одну сторону.
Серильда уставилась на него. Говорит вроде бы серьезно, но…
Это было ужасно похоже на то, что так часто выдумывала она сама. Нет, скорее уж она поверит в татцельвурма. Конечно, если вспомнить, каких только существ она не видела на стенах у Эрлкинга, трудно быть в чем-нибудь уверенной…
И все-таки.
Дагут?
У нее вырвался смешок.
– Я поняла, ты меня дразнишь.
Его глаза блеснули, но он ничего не ответил.
И вдруг Серильда выпрямилась, охваченная внезапным порывом вдохновения.
– А хочешь послушать историю?
Предложение застало его врасплох.
– Вроде сказки?
– Точно. Я очень люблю слушать истории, когда работаю. Ну… вообще-то, я чаще их рассказываю. Время бежит незаметно, не успеешь глазом моргнуть – а уже все сделано. А ты в это время как будто переносишься куда-то, в чудесные, прекрасные, восхитительные места.
Злат не сказал нет, однако по его лицу было видно, что предложение кажется ему странным. Однако Серильде не требовалось особого приглашения, чтобы начать. Не отрываясь от работы, она помолчала, чтобы обдумать сюжет и позволить первым нитям будущего рассказа закрутиться в ее воображении.
А затем она начала рассказ.
* * *
Всем давно известно, что когда в полнолуние проносится Дикая Охота, она часто увлекает заблудившихся путников в свой разрушительный вихрь. Обычно этих несчастных больше никто не видит живыми. Пьяницы теряются, возвращаясь из таверны домой. Моряки, чьи корабли стоят в порту, исчезают незаметно для остальной команды. Говорят, тот, кто осмелится в колдовской час выйти на лунный свет, на следующее утро может оказаться в чистом поле – одинокий, дрожащий, весь в крови пойманной добычи. Но самое главное, такие люди ничего не помнят. Так действует манящий зов Охоты. Правда, некоторых людей, и мужчин, и женщин самих так и тянет стать дикими, злобными и жестокими. Их привлекают подобные забавы, в их жилах слышится хриплый голос жажды крови. Бывали времена, когда считалось удачей на одну ночь попасть на Дикую Охоту – если, конечно, удавалось дожить до восхода солнца, не потеряться в ночи, не стать одним из призраков, обреченных на вечное рабство при дворе Эрлкинга.
