Впервые Москва начала получать пользу от своей сети информаторов, ведь советскому Генеральному штабу, захваченному врасплох стратегией вермахтовского блицкрига, срочно требовалась детальная информация от своих разведчиков.
Треппер активизировал работу своей организации. В Бельгии и Голландии агенты пытались разузнать планы германской кампании на западе. Во время своей вынужденной поездки в Нокке Треппер отмечал каждую привлекшую внимание деталь в продвижении немецких войск. Новые сообщения поступали ежедневно, и постепенно стала складываться общая картина. В начале июня через военного атташе советской дипломатической миссии в Брюсселе он смог отправить в Москву «Директору» восьмидесятистраничный отчет. Однако больше возможностями этого канала воспользоваться не удалось. Бельгию оккупировали немцы, персонал миссии, в том числе и военного атташе, эвакуировали. Теперь организации оставалось полагаться только на свои радиостанции, которые стали единственной связью с «Директором».
Первый радиоцентр расположился в вилле на брюссельской авеню Лонгчемп. Он предназначался для проверки оборудования во время редких передач сообщений в Москву и поддержания постоянной связи с центром. Сама сеть информаторов безмолвствовала. Макаров работал на рации, София Познанская занималась шифровками, а подруга Шпрингера, Рита Арнольд, не испытывая особого энтузиазма, выступала в качестве курьера. Только крайние материальные проблемы заставили её пойти на службу Советам (ее муж, бельгийский бизнесмен, умер несколькими неделями раньше). К тому же она боялась своих бывших немецких соотечественников (Рита была еврейкой и когда-то состояла в компартии).
Как руководитель организации, Треппер стал все активнее использовать капитана «Кента». Тот беззаботно жил на четвертом этаже дома сто шесть на авеню Эмили де Беко. Его настроение значительно улучшилось после того, как во время одного из немецких воздушных налетов он встретил и полюбил блондинку, занимавшую апартаменты в том же доме — вдову чешского миллионера Маргариту Барча. Позднее парочка переехала в виллу из двадцати семи комнат на авеню Слегерс, где они стали центром избранного общества из консервативных светских львов и католиков правого толка.
Трепперу с большим трудом удавалось заставить мнимого джентльмена сосредоточиться на своих обязанностях. Хотя Треппер и недолюбливал непривлекательного коротышку «Кента», но нуждался в нем, поскольку тот был единственным русским, способным возглавить бельгийскую сеть. Пребывание самого Треппера в Бельгии подходило к концу. Суровый немецкий оккупационный режим оставлял ему все меньше возможностей для маневра. Он уже не мог выступать в роли канадского бизнесмена, поскольку Канада находилась в состоянии войны с Германией. Райхман уже сфабриковал ему новые документы на имя Жана Жильбера. Многие из его близких друзей-евреев оказались в опасности; немецкие оккупационные власти готовили антиеврейские законы, по которым Гроссфогель вскоре наверняка должен был лишиться всей своей собственности.
Самое время эвакуироваться во Францию. Конечно, германские войска контролировали ситуацию и там, но они не знали бельгийцев так, как Леон Гроссфогель. Кроме того, во Франции тоже нужно было создавать разведывательную сеть. В августе 1940 года Треппер вместе со своей любовницей Джорджией де Винтер (жену Любу с детьми он уже отправил обратно в Советский Союз) и Гроссфогелем выехали в Париж. Кент стал «Малым шефом», а бельгийская организация Треппера превратилась в «группу Кента».
Опираясь на двоих помощников, Гроссфогеля и Каца, Треппер начал создавать новую агентурную сеть. К этой троице присоединился бывалый конспиратор Генри Робинсон, успевший поработать как на советскую разведку, так и на Коминтерн. Он родился в 1897 году в семье франкфуртского бизнесмена, участвовал в движении «Спартака», в качестве инструктора от Коминтерна побывал в Париже, а в начале 1930 года стал ответственным за промышленный шпионаж у главы резидентуры «Генерала Мореля»; в конце концов он стал главой ОМС[6] по Западной Европе.
Робинсон привел с собой в качестве зародыша французской организации Треппера целую разведывательную сеть: его информаторы работали в многочисленных правительственных управлениях и даже имели связи в кабинете Виши и французской армейской разведке. Организация Робинсона тесно сотрудничала с французской компартией и шведской организацией Разведупра. У него были личные, можно сказать, даже романтичные каналы связи с берлинской группой, поскольку старая коммунистка Клара Шаббель была его давней любовницей и матерью его сына, служившего теперь капралом в армии Адольфа Гитлера.
Другая группа агентов, поначалу встреченная Трепером довольно настороженно, но впоследствии принятая в его организацию, обеспечила ему связи с новыми слоями французского общества — церковью, аристократией, русской эмиграцией. Эту группу возглавляли дети царского генерала Максимовича из Чернигова — горный инженер Василий Павлович и специалист по нервным болезням Анна Павловна.
Первоначально они примыкали к движению «Молодая Россия» — ассоциации белогвардейских эмигрантов во Франции с неким фашистским уклоном, но перешли на службу советской разведке. Полученные деньги позволили Анне Максимович открыть частную клинику, которая стала кладезем чрезвычайно важной информации: ведь среди её пациентов были не только лидеры русской эмиграции, жившие на средства Максимовичей, но и парижский епископ монсиньор Шанталь, и Даркье де Пеллепуа, главный комиссар по делам евреев в правительстве Виши. Брат последнего был в клинике главным врачом.
Интерес Треппера к Максимовичам вызвана был главным образом их связями с германскими оккупационными властями. Как генеральский сын, Максимович был в хороших отношениях с чиновниками германской военной администрации, особенно с тех пор, как его любовницей стала секретарша Анна-Маргарет Хоффман-Шольц («Хошо»). Она была не просто секретаршей — родом из хорошей семьи, она служила в администрации западных оккупированных территориях, в офисе Ганса Куприана, видного военного чиновника — специалиста по вопросам беженцев.
Сразу же после оккупации Франции глава административного отделения оккупационного правительства сформировал специальное подразделение для репатриации во Францию семи миллионов беженцев, лишившихся крова в результате военных действий.
Старшего правительственного чиновника военной администрации фон Преффера назначили специальным уполномоченным по делам беженцев, и он разослал своих сотрудников по лагерям. Во время одного из таких визитов Куприан со своей секретаршей и встретили беженца Максимовича.
Не первой молодости секретарша воспылала симпатией к русскому дворянину и буквально напрашивалась на ответные чувства с его стороны. Их отношения продолжились и после роспуска службы по делам беженцев в конце 1940 года, когда «Хошо» перевели в германское консульство в Париже. Ее слепое доверие к очаровательному любовнику не знало границ: позднее гестапо высказывало предположение, «что информация из консульства и канцелярии главнокомандующего попадала в Москву» при её содействии.
Максимович был в таких хороших отношениях с немцами, что мог получать разнообразную информацию о происходящем за стенами оккупационных учреждений. Двое из его информаторов работали переводчиками в немецком агентстве; необычайно продуктивным источником оказалась бывшая акробатка Кэт Фолкнер, имевшая доступ к секретным отчетам в канцелярии специального уполномоченного по французской рабочей силе (канцелярия Заукеля). Можно предположить, что эти связи давали не слишком много ценной военной информации, однако методы дуэта Максимовичей навели Гроссфогеля на идею создания крупномасштабной акции по внедрению новых агентов.
Леон Гроссфогель был бизнесменом и мог оперировать только знакомыми ему понятиями. В чем больше всего нуждались немецкие оккупанты? В строительных материалах, машинах и оборудовании, разнообразных товарах. Тогда почему бы не создать ряд фирм для удовлетворения этих потребностей? Для оккупационных властей можно достать все: от восточных ковров до железнодорожных рельсов, от бульдозеров до велосипедов. Это был надежный способ завязать с ними хорошие отношения, внедриться в их организации и наладить сбор информации о передвижениях войск, вооружениях, военных поставках, казармах и укреплениях.
Впрочем, немцы — народ подозрительный, и всякий, кто предложит им свои услуги, будет проверен с тевтонской педантичностью. Скорее всего оккупанты с меньшей подозрительностью отнесутся к бизнесмену из нейтральной страны, чем к французу или бельгийцу. В конце концов, они и сами приглашали нейтралов для организации филиалов на оккупированных западных территориях. Гроссфогель нащупал верный путь: «Кент» выступал под видом студента из Уругвая и просто обязан был основать в Брюсселе подобную фирму.
