Через какое-то время начнется поиск виноватого. Им мог стать любой. Саша созвонился с Москвой. Трубку поднял запыхавшийся Ладнов.
– Режем позы, Саша, без остатка. Ты как всегда тонко почувствовал.
– Ярик, а кто-то может мне сделать доллары за рубли? Ну, хоть бы пять мио[13].
– Сейчас нереально. Двести-пятьсот тысяч максимум. А что, у тебя что-то большое засело?
– Да так. Твой прогноз развития этой херни?
– Мой прогноз – 27. Как бы это ни было больно. Или еще ниже. Правительство поддержит осетинов по любому.
– Ладно. Спасибо за инфо. Пока.
– Бай ма френд. Удачи.
Саша пару минут сидел и смотрел на графики. Потом встал и подошел к Леванченко.
– Что? – с раздражением повернулся Андрей Алексеевич.
– Обвал по рублю. Ёбаный конфликт. Нам срочно нужна заявка от бизнеса стратегов. Мы падаем.
– Я тебе эту заявку нарисую?
– Да нет… Я сейчас ничего сделать не могу. Что дальше?
– Звони этим сраным стратегическим клиентам и выясняй, – Леванченко демонстративно отвернулся к монитору с автомобилями.
Саша набрал телефон Виты, девочки, которая непосредственно занималась заявками от корпоративщиков.
– Вита, привет!
– Привет!
– Что там у нас по заявкам на сегодня. Меня интересует рубль за доллар.
– Две на восемьсот, одна на три и три по полтора. Пока все. Сейчас выставлю.
– Хорошо, а на большие суммы есть?
– В смысле?
– На четыреста-четыреста пятьдесят мио?
– Нет, ты что, такие огромные суммы…
– И никто тебе ничего не говорил?
– Нет, ничего.
– Может, ты узнаешь у руководства, только сейчас пожалуйста.
– Хорошо, – Вита положила трубку на стол и пошла к Виолетте Петровской – своей начальнице. Саша слышал в трубке какие-то приглушенные разговоры.
– Алло, Саша! – Вита вернулась очень быстро.
– Да.
– Ничего такого и близко нет.
– Окей, спасибо, – Игнатьев положил трубку.
Тем временем курс рубля упал до 25,26. На часах была половина одиннадцатого. Послышался голос Леванченко:
– Ну, ты узнал?
– У них ничего нет.
– С кем ты разговаривал?
– С Виткой.
– Ты бы еще с цветами комнатными там переговорил. Звони дальше, узнавай.
– Лоскину?
– И Лоскину, и пере-Лоскину. Всем.
– Ладно.
Саша позвонил Петровской:
– Здравствуйте, Виолетта Николаевна. У меня есть инфо, что ваш бизнес готовит заявку на четыреста пятьдесят миллионов рублей. За доллары. Когда она будет в системе?
– О чем вы? – Петровская чего-то не понимала.
– О заявке на рубли.
– Секунду, – она прикрыла трубку рукой и у кого-то начала спрашивать про заявку раздраженным тоном.
– Алло, – вдруг в трубке послышался сердитый мужской голос, – кто это?
– Это Александр Игнатьев, казначейство.
– Послушайте, Александр Игнатьев, – это был голос зама Лоскина, Кронберга Самуила Александровича, – а с чего вы взяли, что мы должны дать вам такую заявку?
– Есть определенные договоренности…
– Кто и с кем договаривался? – Кронбенг чуть не кричал.
– Я уполномочен лишь осведомиться о заявке.
– Так, вот. Терроризировать нас вопросами не надо. Все заявки выставлены в дилинговой системе. Есть еще что-то? Может, у вас проблемы?
– Нет, спасибо, – Игнатьев услышал в трубке короткие гудки. Игнатьев снова подошел в Леванченко.
– Ну что?
– Заявки нет, и я, так понимаю, не будет.
– Ладно, в одиннадцать будет Дайнеко. Поговорим после селектора.
Саша вернулся за свой стол. Свистопляска продолжалась. Премьер-министр России высказался в поддержку Осетии. Напряженность увеличивалась.
Появились первые документальные кадры обстрелов. Ночную тьму разрывали хлопки и яркие вспышки.
– Как бы на бирже торги не остановили, – процедил Игорь, – обвальный спрос на доллары.
– Да, – выдохнул Саша.
Курс только что перешагнул отметку курса покупки в пятницу – 25,2856. Посыпались убытки. Закрыть позицию сегодня не было никакой возможности. Разбавить мелкими сделками тоже нереально. Их просто не было. Спасала только заявка. Но ее нет. Неизвестно, как на это все отреагирует Дайнеко. И тут он вспомнил – он же до сих пор не подписал тикет на сделку! Не подписал! Внутри образовывалось неприятное тянущее чувство. Начало подташнивать. А на экране большого монитора горе и смерть сменились слащавыми улыбками и поливанием прокладки синей жидкостью. С ней комфортно.
– Да, да… хорошо. На сколько мы все это откладываем? – Борис Всеволодович Рейнгольц крутил в руках золотой «Монтбланк», инкрустированный акульей кожей. Он был напряжен.
– Пока не уляжется с рублем… поскольку бумаги я не подписал, отодвинуть вопрос оплаты было проще, – голос в трубке усмехнулся, – вот так…
– Понятно…
– Ладно, пока… я позвоню, – Рейнгольц услышал короткие гудки и раздраженно бросил трубку. Он был заинтересован в этой крупной сделке, а теперь приходилось все откладывать.
Он достал мобильный телефон и набрал номер Лоскина. Длинные гудки. Лоскин не отвечает. Борис Всеволодович откинулся в кресле и задумался. Через пять минут он снова набрал Лоскина. Снова ответа нет. «Он, что, охуел, этот Эдуард?» – подумал Рейнгольц, – «Трубку не берет, засранец… Пошел тогда на хер…»
Людмила Николаевна Дайнеко летела в свой кабинет. Она опаздывала. Селектор уже три минуты как начался. В кабинете за столом сидел Леванченко, на всякий случай подстраховывая ее. Он быстро встал и сел на один из приставных стульев. Передал ей бумажку с информацией на селектор. До отчета казначейства еще было время. Андрей взял маленький листочек из письменного прибора, что-то быстро написал на нем и передал Дайнеко. «Рубль падает, от Лоскина заявки нет, никто о заявке не знает».
Дайнеко прочитала и зло посмотрела на Леванченко. Достала из сумочки мобильный телефон и положила перед собой. Тем временем дошла очередь до отчета бизнеса стратегических промышленных клиентов. Докладывал почему-то не Лоскин, а его зам, Кронберг Самуил Александрович. После вереницы цифр, заканчивая свой доклад, он, на секунду запнувшись, сказал:
– Что касается казначейства… сегодня все утро у моих сотрудников вымогали заявку на четыреста пятьдесят миллионов рублей, ссылаясь на какие-то договоренности… Мне не известно ничего об этом… И никому не известно… Хотелось бы поставить точку в этом вопросе.
Это был удар ниже пояса. Неожиданный, коварный и очень неприятный. Какая же сволочь этот Кронберг!!! Дайнеко побледнела. Леванченко в удивлении привстал со стула.
– Людмила Николаевна, вопрос к вам, – спикерфон отобразил холодный голос Председателя, – что за договоренности, у вас что, позиция?
– Я разберусь и доложу вам.
– Я спрашиваю, у вас позиция по рублю?
– Я чуть позже доложу вам.
– Так… Руководитель бэк-офиса, Дайнеко – ко мне после селектора со всей информацией… И Кронберг. Хотя, нет. вы не нужны. Да, кстати, как там Лоскин?
– По прежнему… Состояние тяжелое, без сознания… Врачи диагностируют инсульт.
– В этой связи прошу всех обратить внимание на свое здоровье, – голос Председателя был холоден и ровен, – так, продолжаем.
Следующий докладчик начал выкладывать свои результаты. Одни показатели, потом другие. Дайнеко сидела и немигающим взглядом смотрела в окно. В начале мая должны были выплатить топ-менеджерам ежегодные бонусы. Что теперь? Неизвестно. Наверняка придется лишиться какой-то части. Какой же подонок этот Самуил. Подонок!!! Вынес сор из избы. А Лоскин? Какие они все мудаки. Несанкционированная «поза». Что же делать?.. Тут на глаза ей попался какой-то тикет. Она присмотрелась – это тикет той злополучной сделки. Подпись Игнатьева и всё. Она показала его Леванченко. Тот около минуты смотрел в окно, а потом подошел к Людмиле и стал шептать:
– Люда, тикет ты не подписывала, в бэк-офисе его нет. Дилер вошел в сговор с бэк-офисом и решил спекульнуть. Может быть такое? Может. Мы получим за то, что не проконтролировали должным образом. Неприятно, ну а что делать? Раз уж так получилось. А виноват кто? Игнатьев. За прибылью погнался. Позволяет себе лишнее. Аккуратно переведем стрелки. О том, что ты давала указание на сделку, знают только я, Качко, да и всё. Особо не афишировали. Может, бонусы и спасем. Что скажешь?
Было видно, что Дайнеко напряженно соображает. Мешал монотонно бубнящий голос селектора.
– С Качко и Игнатьевым я переговорю, – продолжал шептать Леванченко, – пускай только попробует не взять все на себя. Убытки прибылью закроем с головой. Тот же Игнатьев и закроет. По валютообмену прибыль сумасшедшая.
– Игнатьева могут и вообще… Председатель распорядится, и в двадцать четыре часа на улице… – Дайнеко, холодно прищурившись, посмотрела на Левандоса.
– Если выбирать между нами и Игнатьевым, то Игнатьев однозначно. Это война, и нужно кем-то жертвовать… А что Игнатьев, в последнее время только и того, что канючит. Не покупать, не продавать. А какого он полез звонить за эту заявку? Сиди и жди указаний. Так нет. Вынес сор, как говорится…
