Быстро уничтожил все следы своего пребывания на привале и снялся с места.
Шел неторопливо. Напрямик через кусты не ломился, но и не особо осторожничал: «Судя по планшетнику, до стоянки мужиков — не меньше трех километров. На таком расстоянии через чащобу да в сопках даже при полном безветрии ни черта не услышат. Да тут же через горушку перевалишь, и ори не ори — не дозовешься… Ну а зверь в такой тиши все равно к себе вплотную не подпустит. Минимум на сотню метров. Да и то не устоит: с ночником же — не под фарою охотиться. Придется выцеливать по бегущему, что в таких дебрях практически неосуществимо. Поэтому надо бы поскорее на какой-то длинный прогальчик выбираться. Но в этом районе — ни дорог, ни просек на двести верст в округе и в помине нет. Поэтому правильнее всего будет сразу же спуститься в низину и держаться поближе к мари».
Однако все его попытки подстрелить какую-нибудь дичину на пропитание оказались в эту ночь абсолютно безрезультатными. Сколько ни колобродил по подножию окрестных сопок, так и не удалось ни разу подойти к зверью на выстрел. Да не то что подойти, даже толком поймать его в прицел не удалось. Несколько раз на какие-то доли секунды появлялись в окуляре ночника крошечные расплывчатые светлые пятна, но тут же исчезали, гасли без остатка. Даже прижать приклад к плечу не успевал, не то что до курка дотянуться. Короче, одна пустая маета в итоге вышла. Только взмок до нитки да дыхачку подорвал чувствительно.
Глянул на часы, и от злости глаза закатились — до рассвета оставалось меньше двух часов. А это означало, что ни о каком путевом отдыхе теперь уже и речь идти не могла: «Максимум через час после восхода эти таежники гребаные с бивуака сорвутся, а отпускать их от себя больше, чем на полчаса хода, совсем нежелательно. Иначе невозможно будет ситуацию под контролем держать: а вдруг какие-нибудь очередные нежелательные потенциальные попутчики опять к Андрюхе подвалят. Поэтому намеченный отдых, ясный пень, однозначно отменяется. Придется, видно, на энергетики подсаживаться, а если так и дальше покатит, то и горстями жрать их, пока мотор троить не начнет и намертво в горло не забьется… Ну, ладно. Поживем — увидим».
Остановился. Наскоро перекусил смерзшейся до ломоты в зубах безвкусной тушенкой — на разогрев уже времени не оставалось. Запил ледяной водой из фляжки. К коньяку не притронулся. После бессонной ночи и дикого напряга не взбодрит, а только в ступор введет.
Вылез на верхотуру, уравнял дыхание. Определил по планшетнику точное направление движения и размеренным шагом побрел вперед, временами подсвечивая себе путь фонариком.
Через полчаса при очередном его включении вдруг увидел цепочку относительно свежих человеческих следов. Пригляделся и сразу же без труда определился: «Явно — Андрюха. Его берцы с характерным раздвоенным на пятке протектором. Сам же ему специально такие приметные подбирал». Бросил взгляд по сторонам и нахмурился: буквально в нескольких метрах тянули в ту же сторону, куда ушел Мостовой, параллельно друг другу еще две отлично различимых борозды. Подошел к ним, присел на корточки: «Похоже, что эти два уродца с кокардами? Да, определенно они. Больше некому. Никого в округе больше не было… И наисвежайшие. Совсем недавно прошли. Вон еще и боковинки следов смерзнуться не успели… Вот же етит твою! И неймется ж им?.. Д-а-а, видно, не вняли, парни. Не понравилось им, как их позорно отымели. Увязались все же за Андрюхой следом, черти полосатые… Ну что ж? Тогда придется поучить маленько. Нема вопросов — сами напросились». Снял оружие с плеча, зажал в руке и тихо заскользил по свежему наследу.
Максимум через четверть часа, когда поднялся на гребень очередного увала, где-то совсем рядом в неглубокой низинке впереди по ходу громко затрещал, зашелестел лещинник. Славкин замер. Опустился на корточки, беззвучно распластался на снегу, направил винторез в сторону звука. В ночнике тут же замаячили две слегка смазанные ростовые фигуры: «Ну, вот и приехали, паря, — с удовлетворением осклабился. — Легки на помине. На ловца, как говорится, и зверь бежит… А тянут черти точно вдоль оврага. Могу тогда и приотпустить маленько. Никуда не денутся». Лежал, терпеливо ожидая, пока настырные, увязавшиеся за Мостовым егеря отойдут на нужное расстояние, а в голове ворочалось: «Валить их сейчас, конечно, — совсем не в тему. Если даже обоих сниму чисто и не успеют кому-нибудь из своих по рации брякнуть, их, по-любому, в ближайшие сутки-двое хватятся? Искать начнут, если они в назначенное время на связь не выйдут? И тогда мне еще один головняк прибавится. А это сейчас — совсем не ко времени. Совсем. Если бы попозже… Ну да ладно. Пока слегка шуганем для острастки, слегка шкуренку попортим, а там посмотрим по их дальнейшему поведению. А может, и так дойдет. И с первого раза. Дотумкают да свалят наконец».
Назаров
Промаялся, промучился несколько невыносимо долгих, нескончаемых, словно резиновых, часов, да так и не сомкнул глаз. А потом плюнул на это безнадежное дело: «Раз уж попало что худое на ум — ни за что не отцепится. Так и будет долбить и долбить без конца и края. Никакого сна все равно не будет». Вылез из спальника, плотно скатал его, запихнул в рюкзак. Раздул почти потухший костер, подложил в него толстый обрубок сухостоины и, устроившись рядом на бревнышке, погрузился взглядом в ярко запылавший огонь. Сидел, подправляя обломанной веткой к кострищу отлетающие в стороны малиновые угольки, и терпеливо дожидался самим собой назначенного часа.
А Боря храпака давил отчаянно. Как отвалился на спину с вечера, так и не ворохнулся ни разу, не сменил положения: «Ну натуральный нанаец. И холод ему не помеха, и проблем у него, как видно, никаких. Да и вообще, похоже, ничего его за живое не берет, до кишок не пронимает. — Подумал и все же поправился, устыдившись: — Да нет. Неправда. Проблем и у него в семье — выше крыши. И с женой — грызня бесконечная, и дочка — язвочка еще та, давно уже от рук отбилась… Не в этом, конечно, дело. Просто у мужика, видать, такая редкая нервная организация. Принял горизонтальное положение и обо всем забыл мигом, все из головы выбросил. Война войной, обед — по расписанью. Повезло ему просто. Тут уж можно только позавидовать. По-белому, конечно. Не из злобы».
Отвернулся от продолжающего сладко, безмятежно почивать Кудряшова, вздохнул и снова погрузился в тяжелые размышления. А поводов для них у него было предостаточно, ведь не только Темкина беда в мозгах засела накрепко, тревожило, конечно, еще и другое: «Как же там завтра у нас все сложится? Да нет, уже не завтра, а сегодня? Неужели этот лихач отчаянный все-таки осмелится на курок надавить? А может, и нажать? За ним не заржавеет. Уж больно злобно он на нас зыркал исподлобья. Как какой-то загнанный подраненный веприна… И чего ему так сильно приспичило нас с Борисом связи лишать? Похоже, здесь дело не только в охоте? Может он действительно от ментов скрывается? Натворил каких-то темных делишек, а теперь в глухой тайге хоронится вместе со своими подельниками?.. Но на уголовника он вроде бы совсем не похож? Или похож? Да кто ж их разберет теперь? Иной раз с виду — такой милашка, что впору крылышки приделать да целовать его взасос от умиления, а на самом деле — урод уродом, у которого руки по локоть в кровище. Народ-то ото всей этой перестроечной свистопляски озверел вконец, слетел с катушек. Чуть что — сразу за оружие хватается, как будто другого аргумента в споре уже вообще не существует… Так, может, бросить все это к лешему, пока не поздно? Не стоит овчинка выделки? Зачем из-за каких-то там копеечных батареек под пули лезть?.. Ну вот. Опять душой кривишь? При чем тут эти батарейки? Все дело в принципе. Вот именно в нем-то все и дело. Один раз спустишь такое на тормозах — потом сам себя уважать перестанешь. Да и Борю сейчас уже ни за что не отзовешь. Вошел уже в раж, как псина вязкая. Раз уж ему шлея под хвост попала — все равно один на амбразуру попрется. И плевать он теперь хотел на какую-то там субординацию. Не первый раз уже такое случается. Проходили. Все равно же попрется. И один, в одиночку. Попрется и обязательно дров наломает… Эх блин, ситуация! Будь она неладна».
Растолкал Кудряшова в шестом часу. Позавтракали. Проверили оружие. Присыпали снегом кострище. Собрались в путь.
— Боря, — крепко придержал подчиненного за плечо, развернул к себе лицом и, пытливо глядя в его поблескивающие в темноте глаза, покачал головой, — только я тебя очень прошу — не пори горячку. Прежде чем сделать что-то, подумай хорошенько. Понял?
— Да ладно тебе, Михалыч, — отбрыкался тот. — Что ты меня за мальчишку-то держишь? Не беспокойся. Соображайка у меня еще варит. Мозги на месте. Еще фурычат понемногу. Не без этого.
— Ну смотри, Боря, смотри! Я на тебя надеюсь. Стрелять только в самом крайнем случае. Если уж действительно подопрет, если без этого обойтись никак нельзя будет. И то — только по конечностям. Никакого убоя, ясно? За решетку попасть ты, я думаю, не горишь особым желанием?
