В комнате «немало было митрополитов, епископов, архимандритов и разного высшего духовенства»,[182] и посол выразил соболезнование архиерею Стефану (Яворскому). Поляков удивил обычай отдавать икону в монастырь после каждого покойника. Кроме священников дежурство у гроба несли двенадцать офицеров в черных плащах и траурном платье, опоясанном траурными же лентами.
В петровское время для руководства церемониями введены специальные чины – гофмаршалы. В данном случае указаны четыре гофмаршала с траурными жезлами, вводившие приезжавших. Прибывший царь осмотрел тело покойного при свете свечи. После этого покрывало сняли, накрыли гроб крышкой, прибили к бархату жестяной щит с гербом. Полякам накололи на шапки траурные ленты и выдали белые перчатки. Интересно, что специальная одежда, не принятая в России – белые перчатки, была заготовлена заранее для участников церемонии. Тех, кто прибыл в трауре, поблагодарили за проявленный такт.[183]
Шарль Лебрен. Портрет сенатора Я. Долгорукого (1639–1720)
В данном случае отпевание происходило по традиционному обряду. Необычным для иностранцев показался порядок расстановки духовенства в траурной процессии: от более высоких чинов по нисходящему значению,[184] впрочем, подобный порядок следования был необычным и для России, обычно процессия строилась по принципу старшинства – «младшие впереди», как мы видели на примере других процессий, лица духовного звания выстраивались и в допетровское время по возрастанию значения. Очевидно, в каждом отдельном случае вопрос мог решаться индивидуально, это было некоей закономерностью, но отнюдь не законом, которому надо было слепо следовать.
Многолюдная процессия приблизилась к неукрепленному берегу реки и начала спускаться по лестнице вниз, тут сходни обломились, и человек тридцать упало в воду. В числе упавших были лица высокого ранга, такие, как адмирал Ф. М. Апраксин, вице-канцлер П. П. Шафиров, управляющий Невской флотилией И. С. Потемкин, которого называли адмиралом Невским, много офицеров и даже дам. По счастью, никто не утонул, всех спасли. После этого Петр, оставив супругу Екатерину, отправился в монастырь, духовенство и близкие друзья покойного продолжили свой скорбный путь, а остальные отправились во дворец. Траурная процессия вернулась после похорон. Во время стола, который, надо полагать, носил поминальный характер, согласно русскому обычаю, давали памятные золотые кольца и серебряные ложки. Традиция раздачи мемориальных траурных колец, браслетов и иных сувениров подобного рода сохранялась и в дальнейшем в Российской империи.
Похороны лейб-медика Р. К. АрескинаПетр I участвовал во всех значимых событиях своего времени, к которым относились и похороны. Он провожал в последний путь практически всех людей, которых знал, и участвовал в составлении церемониалов их похорон. Так как лейб-медики всегда имели особые отношения с членами правящей семьи, естественно, Петр I принимал участие в похоронах лейб-медика Арескина. Роберт Карлович Арескин (1677–1718) – доктор медицины и доктор философии, с 1704 г. – личный врач А. Д. Меншикова, с 1714 г. – лейб-медик, с 1716 г. – архиатер (глава Аптекарской канцелярии) и президент всего медицинского факультета России, а также действительный статский советник, первый директор Кунсткамеры и царской библиотеки, умер в Олонце в 1718 г.
Петр I приказал привезти его тело в столицу и похоронить в Лазаревской усыпальнице Александро-Невского монастыря рядом с могилой царевны Наталии Алексеевны, несмотря на католическое вероисповедание усопшего и отсутствие родственных связей с покойной сестрой царя. Медики в силу обстоятельств своей службы зачастую оказывались одновременно и доверенными лицами правителей, поэтому участие Петра в похоронах врача можно отнести к желанию отдать дань признательности и уважения близкому человеку, можно сказать, сподвижнику.
Великолепные похороны состоялись 4 января 1719 г. по Григорианскому календарю (25 декабря 1718 г. по Юлианскому календарю). Процессия направилась в новый Александро-Невский монастырь, лежавший в то время в семи верстах от Петербурга. По свидетельству Ф.-Х. Вебера, Петр следовал за телом, отслушав прежде в доме покойного надгробное служение и слово реформатского священника на голландском языке, и сам приказал закрыть там гроб, «по изъявлении знаков своей милости к покойному, а также к кавалеру Стерлингу, который по назначению царя занимался исполнением завещания покойного».[185] Тело несли придворные медики и «знатнейшие» хирурги, одетые в черные мантии, до самого моста в Немецкой слободе в сопровождении бесчисленного множества народа, от моста тело поставлено было на сани, на которых его везли до монастыря. Весь путь следования освещали факелы. В монастыре уже от самых ворот до часовни стояли по обеим сторонам солдаты тоже с факелами, не угасаемыми на ветру, и его величество сопровождал гроб, держа в руке, по русскому обычаю, восковую горящую свечу, до самого могильного склепа, сделанного между склепами царевны Натальи и голландского контрадмирала.
Ситуация с похоронами лейб-медика является отражением конкретной политической ситуации в России того времени. В одном месте были собраны могилы людей разного социального статуса, включая представителей царской семьи (царевна Наталья Алексеевна) и разного вероисповедания (православные, протестанты, католики). Сопровождавшие тело лица, среди которых были реформатский и лютеранский священники, получили подарки флером и золотыми кольцами с вырезанными на них именем и днем смерти покойного и угощение богатым пирогом.
Похороны были актом политическим. В данном случае оказалось, что проживавшие в Петербурге якобиты «чванились флером в память Арескина» как большим почетным знаком и отличались тем от «истинных» великобританских подданных, равно как скорбели о надеждах, погребенных ими с Арескиным, что вызвало некоторые интриги среди представителей английской колонии в Санкт-Петербурге.[186]
Могила Р. К. Арескина в Александро-Невской лавре не сохранилась.
Разные похороны
Петр I не упускал случая участвовать в похоронах иностранцев, не только входивших в ближний круг царя, но и просто служивших в России, очевидно, проникаясь духом западноевропейских, в основном, протестантских церемоний. Похороны иностранцев с участием царя проходили даже более пышно, чем похороны соотечественников. Ф.-Х. Вебер сообщал, что в январе 1719 г. в Петербурге скоропостижно умер состоящий на русской службе контр-адмирал англичанин Дж. Паддон, и «погребение тела его совершено было с великим почетом в высоком присутствии Его Царского Величества, всех наличных иностранных министров (дипломатов), в сопровождении множества морских офицеров и других почетных чинов и знаков почести…».[187] Петр I провожал тело его пешком достаточно далеко: от дома покойного до церкви Св. Сампсона, построенной в память дня Полтавской битвы, при которой было отведено кладбище для чужестранцев.
В марте 1719 г. умер 90-летний англичанин Крават, служивший 70 лет переводчиком в России. В связи со своим преклонным возрастом он давно отошел от дел и жил на пенсию, или, как говорили, пользовался жалованными ему деньгами. Несмотря на это, царь Петр и весь двор присутствовали на его погребении.[188]
Любое более или менее яркое событие привлекало живейшее участие Петра I. Царь, любивший все необычное, одно время был одержим идеей вывести породу высокорослых и породу малорослых людей. Поэтому за бракосочетаниями членов правящей семьи часто следовали свадьбы великанов и карликов. Не оставлял Петр своих любимцев и после смерти. В 1724 г. умер любимый карлик царя. Петр приказал устроить ему торжественные похороны,[189] на них, так же как и для его свадьбы в 1710 г., приказал собрать в провинциях сорок карликов и столько же карлиц.
В процессии принимали участие четыре православных священника, облаченные в великолепные ризы, хор из тридцати певчих, за которыми следовали два маршала, предшествуя телу. Гроб, обтянутый черным бархатом, везли на санных дрогах шестернею очень малорослые вороные лошадки, позади на дрогах сидел брат умершего, карлик лет 50, и поддерживал гроб, охватив его руками. Тотчас за телом шли двенадцать пар лилипутов, держась попарно за руки, одетые в черные кафтаны, с длинными, волочившимися по земле мантиями, обшитыми флером. Еще красивее была процессия карлиц: они шли за мужчинами в таком же порядке и по росту размещены были наподобие органных дудок. Для комического контраста по сторонам процессии следовали солдаты-преображенцы самого высокого роста со свечами в руках, а четыре гайдука-гиганта были ассистентами двух маленьких плакальщиц, сопровождавших погребальную колесницу, которую везли восемь крошечных лошадок. Высокорослый царь со всем своим окружением без траурного одеяния заключал шествие,[190] что подчеркивало карнавальный характер действа.
